Воробьиная туча

Надеюсь, вы будете воином Христовым, — сказала Эмилия, — и будете сражаться лишь за правое дело.

Мое дело правое, — отозвался Старк. — Можете не сомневаться.

Ты куда? — поинтересовался Таро у Хидё.

Недалеко. Если ты свободен, поехали с нами.

Хорошо, поеду. Мистер Старк все равно отправляется на встречу с госпожой Хэйко. А она — куда лучший спутник для него, чем я. Она ведь может говорить на их языке.

Хидё и Таро ехали, держась чуть позади князя и госпожи Эмилии. Вряд ли кто-то осмелился бы напасть на князя в его собственном княжестве, да еще совсем рядом с замком, но Хидё на всякий случай внимательно следил за окрестностями.

Как он стреляет?

Потрясающе! — отозвался Таро. — Я даже не думал, что такое возможно. Он выхватывает свой пистолет и стреляет быстрее, чем мастер иайдо выхватывает меч. Кажется, он даже быстрее Сигеру.

Я же тебе говорил!

Да, правда, говорил. Но я думал, ты шутишь. Теперь я знаю, что ты не шутил. И он очень меткий. С двадцати шагов он девять раз из десяти попадает в мишень с первого выстрела, а со второго — всегда. Интересно, почему он так упорно тренируется? В Японии ему не на ком испытать свое искусство.

Он — воин, как и мы, — замети Хидё, — а война близится. Разве этой причины не довольно?

Эмилия внимательно наблюдала за Гэндзи. Если б он выказал хоть каплю усталости, она бы непременно настояла на возвращении. Но пока что князь выглядел прекрасно. Несоменно, пребывание дома пошло ему на пользу. Да и климат в здешних местах был куда мягче, чем в Эдо. В Эдо сейчас царила зима, со всей ее суровостью. Здесь же она скорее напоминала раннюю весну.

Здесь всегда такие теплые зимы?

У нас редко бывает холоднее, чем сейчас, — сказал Гэндзи, — потому мы и не нуждались до сих пор в эскимосской мудрости.

Господин!

Будь наши зимы более снежными, возможно, рождаемость бы сильно увеличилась.

Эмилия отвернулась в замешательстве, чувствуя, как лицо заливает краска. Она, должно быть, сейчас красная, как “джонатан”!

Гэндзи рассмеялся.

Извините, Эмилия. Я не удержался.

Вы обещали, что никогда не будете об этом упоминать.

Я обещал, что никогда никому об этом не расскажу. Но я не обещал, что не стану говорить об этом с вами.

Князь Гэндзи, это не по-джентльменски с вашей стороны.

Не по-джентльменски?

“Не” — частица, обозначающая отрицание. Джентльмен — это человек, обладающий положительными качествами и высокими моральными принципами. “По-джентльменски” означает “свойственный джентльмену”. — Она повернулась и смеряла Гэндзи строгим взглядом. — Вы сейчас не проявляете ни положительных качеств, ни высоких моральных принципов.

Непростительная оплошность. Смиренно прошу вас принять мои глубочайшие извинения.

Я бы приняла, если б вы не улыбались так весело.

Но вы тоже улыбаетесь.

Я не улыбаюсь, а кривлюсь.

Кривлюсь?

Этого Эмилия объяснять уже не стала. Они некоторое время они ехали молча. Время от времени Эмилия украдкой поглядывала на Гэндзи и всякий раз видела на его губах легкую улыбку. Эмилии хотелось обидеться на него, но у нее не получалось. Но нельзя же сделать вид, будто он ничего такого не сказал! Его шутки были совершенно неуместны — особенно если учесть их отношения. Она — миссионер, а он — князь, покровительствующий их миссии. И последние события ничего в этом смысле не изменили.

Эмилия остановилась и оглянулась на “Воробьиную тучу”. Когда она впервые подъехала сюда, ее ожгло острое до боли разочарование. Это и есть замок? А где же огромные каменные стены и башни, парапеты и бастионы, бойницы и амбрмзуры, ров и подъемный мост? Здесь лишь основание было каменным, из плотно подогнанных каменных блоков, не скрепленных известковым раствором, — а над ним возносились причудливые деревянные пагоды с черепичными крышами. Замки были обиталищем рыцарей, таких как Уилфред Айвенго. Но как Эмилия ни старалась, ей не удалось представить Айвенго во всем его великолепии — могучий боевой конь, сверкающий доспех, щит у седла, копье в руке — выезжающим из подобного замка. Здесь, в Японии, не только красота, но и замки были совсем другими. И если одно отличие стало для нее подлинным благословением, то второе принесло горькое разочарование.

Но за две прожитые здесь недели она начала относиться к этому замку иначе. “Воробьиная туча” казалась на взгляд невесомой; ее семиэтажная громада словно парила над скалистым береговым утесом. Каменное основание замка выдавалось вперед изящной вогнутой линией. Над ним поднимались оштукатуренные стены, белые, словно летние облака. А уже над крышей причудливо изгибались крыши, крытые серой терракотовой черепицей. Отсюда, с расстояния в две мили, Эмилия без труда могла вообразить, будто серая черепица — это стая взлетающих воробьев. И по сравнению с воздушным, неземным изяществом “Воробъиной тучи” замки, встававшие прежде в ее воображении, показались Эмилии почти жалкими в своей приземленности. — Эмилия, вы очень сердитесь? — спросил Гэндзи.

Эмилия улыбнулась и покачала головой.

Нет. Мне только кажется, что над некоторыми вещами шутить не стоит.

Вы правы. Я больше не буду.

Они подъехали к небольшой возвышенности. И еще до того, как они взобрались на гребень, Эмилии почудился знакомый запах. Наверно, это все от того, что втайне она все-таки скучает по дому… Мгновение спустя взгляду Эмилии предстала маленькая долина, и девушка покачнулась в седле. Воздух внезапно показался ей редким, словно она очутилась высоко в горах.

Яблоневый сад… — еле слышно прошептала Эмилия.

Сад был небольшой — около сотни деревьев. Но когда Эмилия с Гэндзи съехали вниз и яблони окружили их со всех сторон, уже не имело значения, сто их здесь или десять тысяч. Девушка привстала на стременах и сорвала ярко-красный плод.

Откуда здесь этот сорт, “макинтош”? — спросила Эмилия. — Если это и не он, то что-то очень похожее. Мы тоже выращивали его у себя на ферме.

Возможно, это и вправду тот самый сорт, — сказал Гэндзи, — хотя здесь его называют иначе. А что, яблоки — исконно американское растение?

Нет. Его завезли переселенцы из Европы. Один человек по имени Джон Яблочное Семечко всю жизнь рассаживал их по стране. Во всяком случае, так я слыхала. Может, это просто выдумка, а не история.

Зачастую они мало чем отличаются друг от друга, — заметил Гэндзи. Он потянулся было к ветке, задохнулся и опустил руки. Раны заставили его отказаться от своих намерений. — Я часто забирался на какое-нибудь из этих деревьев и вел воображаемые беседы. Мои собеседники были очень мудры.

Я тоже любила лазать по деревьям, — призналась Эмилия, — и играть на них вместе с братьями.

Воображаемыми братьями?

Нет, настоящими. С Томом и Уолтом.

Они тоже миссионеры?

Нет. Они умерли в детстве.

А ваши родители?

Они тоже скончались.

Так значит, мы с вами оба сироты. — Князь вновь взглянул на дерево. — Интересно, вы еще не разучились лазать по деревьям?

Простите?

Деревья. Вы можете взобраться на дерево? Если б не раны, я бы сейчас вскарабкался до самой верхушки.

Я тоже могу, — заявила Эмилия.

Да, конечно.

Что у вас такой вид, будто вам не верится?

Ну, честно говоря, вы не очень похожи на верхолаза.

Это похоже на вызов.

Они с Томом и Уолтом постоянно подзадоривали друг друга. Однажды Эмилия на спор перепрыгнула с одного дерева на другое. А ветка, на которую она прыгнула, сломалась. Эмилия вцепилась в эту ветку, вместе с ней грохнулась на землю и лишь чудом ничего себе не сломала.

“Мне очень жаль, папа, что я сломала ту ветку”.

“Лучше уж ветка, чем ты. Но больше никогда так не делай”.

“Хорошо, папа”.

“Ты очень красивая, Эмилия. А с кривой ногой или кривой спиной ты уже не будешь такой красивой”.

“Да, папа”.

Отец всегда говорил Эмилии, что она красивая. И ей было очень приятно это слышать. Но теперь это слово сделалось для нее совсем иным…