Воробьиная туча

Быть не может! — изумился Гэндзи. — Ты?

К несчастью, да, — сказал Сэйки.

Гэндзи рассмеялся, и Хидё присоединился к нему. Сэйки тоже засмеялся. Он не стал упоминать, что ему тогда было тринадцать лет, и эта кровь хлестала из двух вооруженных крестьян, которых он убил своей первой взрослой катаной. Сэйки был рад, что эта история подняла дух Гэндзи. Ради этого стоило пожертвовать толикой достоинства.

Ой, простите. Я помешала вам совещаться?

На пороге стояла Эмилия. Ее платье было того же фасона, что и старое, но пошито оно было не из ситца, а из шелка. Все прочее — нижняя юбка, панталоны, чулки — тоже было шелковым. Старая одежда не пережила путешествия в глуши. Швеи в замке использовали ее как образец, чтоб изготовить новую. Эмилия предпочла бы ситец — все-таки он скромнее. Но отказаться от дара, преподнесенного от чистого сердца, было бы некрасиво. И потому Эмилия впервые в жизни оказалась с головы до пят одета в шелк. Даже стеганый жакет, такой же бесформенный и большой, как прежний, был пошит из этой чудной ткани.

Мы как раз заканчиваем, — сказал Гэндзи. — Еще пару слов, и все. Прошу вас, входите.

Госпожа Эмилия, — подал голос Сэйки. Они с Хидё низко поклонились девушке. — Я счастлив видеть вас в добром здравии.

Гэндзи отметил про себя, что Сэйки стал относиться к Эмилии куда почтительнее. Из “этой чужеземной женщины” она превратилась для него в “госпожу Эмилию”. Исполнившееся пророчество в одночасье перенесло ее на совершенно другую ступень. Гэндзи был рад этому. Жизнь и так сурово обошлась с Эмилией; бедняжка осталась почти совсем одна в чужой стране, овдовела прежде свадьбы. Если окружающие будут добры к ней, это хоть немного смягчит ее боль.

Он говорит, что счастлив видеть вас в добром здравии, — перевел Гэндзи.

Пожалуйста, поблагодарите мистера Сэйки от моего имени. Я тоже очень рада видеть его живым и здоровым.

Она благодарит тебя за доброту, Сэйки, и говорит, что рада видеть тебя живым и здоровым. Нам нужно еще что-нибудь обсудить?

Нет, мой господин, — сказал Сэйки. — Мятеж против вас подавлен. Осталось лишь определить наказание виновным. С самыми сложными случаями уже разобрался господин Сигеру. А я завтра поведу отряд из ста человек в Кагэсиму.

Думаю, довольно будет просто казнить деревенских старейшин, — сказал Гэндзи. — А прочим следует со всей строгостью напомнить, как важно хранить верность — и не только своему непосредственному господину, но и своему князю.

Это не соответствует традиции, мой господин.

Знаю.

Мудро ли это: в нынешнее время проявлять такую доброту? Может сложиться впечатление, что вам не хватает решимости, чтоб поступить так, как должно.

У меня достаточно решимости, чтоб поступать так, как должно — когда это действительно необходимо. Но грядущее принесет с собой еще множество убийств. И если уж мы должны убивать, лучше сосредоточиться на наших врагах, а не на наших собственных крестьянах.

Да, мой господин.

Сэйки и Хидё вышли. Уже на пороге Хидё сказал:

Я буду ждать с лошадьми.

Гэндзи чуть было не сказал, что его присутствие не требуется. Что они не собираются уезжать далеко. Но на лице Хидё написана была такая решимость, что Гэндзи промолчал. Видимо, некоторое время его никуда не будут отпускать одного.

Хорошо, Хидё.

Господин, вы уверены, что вам уже можно садиться на коня? — поинтересовалась Эмилия.

Мы поедем медленно и осторожно, — сказал Гэндзи. — Все будет нормально.

Может, мы бы лучше прогулялись пешком? Я до сих пор почти не видела замка. Но то, что я успела увидеть, мне очень понравилось.

И вы непременно его увидите. Но сегодня нам нужно проехаться. Я хочу вам кое-что показать.

И что же?

Увидите, когда доедем.

Эмилия рассмеялась.

Сюрприз? Я в детстве очень любила сюрпризы. Как вы думаете, может, пригласить с нами и Мэттью?

Он занят, — сказал Гэндзи. — Он тренируется. Слышите?

Издалека донесся приглушенный звук выстрела.

И кроме того, я хочу показать это вам, а не ему.

Ваше приглашение выглядит все загадочнее, — сказала Эмилия.

Ничего, это ненадолго, — отозвался Гэндзи.

Последняя голова принадлежала младенцу, которому еще не исполнилось и года. Сигеру насадил ее на копье, замыкающее длинный ряд, что протянулся перед главными воротами замка. Зимы в княжестве Акаока теплее, чем в горах Хонсю. Лицо Кудо уже успело разложиться до такой степени, что сделалось неузнаваемым. На прочих, свежеснятых головах до сих пор читалось выражение последней муки. Здесь были жена Кудо, две наложницы, пятеро детей, вдовая мать, брат, тети, дяди, свояки, свояченницы, двоюродные братья и сестры, племянники и племянницы — всего пятьдесят девять голов.

Семейство Кудо перестало существовать.

Появившаяся Хэйко поклонилась и подошла поближе.

Сколь печальная обязанность, господин Сигеру.

Но необходимая.

Несомненно, — кивнула Хэйко. — Колесо кармы не остановить.

Могу ли я вам чем-нибудь помочь, госпожа Хэйко?

Я надеюсь, — сказала Хэйко. — Вскорости князь Гэндзи выедет на короткую прогулку. Его будет сопровождать госпожа Эмилия. Они, конечно же, проедут здесь.

Конечно. Князь всегда выезжает через главные ворота замка, куда бы он ни направлялся.

Это зрелище чрезмерно устрашит госпожу Эмилию.

Что, вправду? — Сигеру оглядел аккуратный ряд копий, протянувшийся вдоль южной стороны дороги. — Но почему? Оно показывает, что все обстоит как должно.

Госпожа Эмилия — тонко чувствующая особа, — пояснила Хэйко, тщательно подбирая слова. — И кроме того, она чужеземка, и не понимает действия кармы. Особенно ее опечалит присутствие детей. Боюсь, после этого она уже не сможет продолжать прогулку в обществе князя.

И что же вы предлагаете?

Убрать головы.

Боюсь, это невозможно. Эта традиция идет из глубокой древности: останки предателей следует выставлять у главных ворот замка и держать там, пока они не сгниют или пока их не пожрут стервятники.

Эта традиция достойна того, чтоб существовать вечно, — согласилась Хэйко. — Но нельзя ли ее слегка изменить — исключительно ради данного случая? Почему бы временно не разместить головы у дома господина Кудо?

Предатель не бывает господином, и у него нет имени.

Прошу прощения, — с поклоном произнесла Хэйко. — Я хотела сказать — у бывшего дома предателя.

Я как раз отправляюсь туда, чтоб сжечь его дотла.

Хэйко побледнела.

Вместе со слугами?

Сигеру мрачно усмехнулся.

Именно так я и намеревался поступить. Но наш князь, с присущем ему небывалым состраданием и всепрощением, приказал, чтоб слуг просто продали в рабство.

У Хэйко вырвался вздох облегчения.

Не позволено ли мне будет высказать одно предложение?

У меня сложилось впечатление, что именно это вы уже и сделали.

Исключительно с вашего разрешения, господин Сигеру. Может, вы бы пожелали сжечь дом, как вы и намеревались, а потом разместить эти останки на развалинах? Может, это станет подходящей заменой?

Сигеру вообразил себе эту картину: дымящиеся руины, а над ними возносятся на копьях пятьдесят девять голов.

Прекрасно, госпожа Хэйко. Так я и сделаю.

Благодарю вас, господин Сигеру.

Но она не осталась смотреть, как Сигеру справится с этим делом.

Выехав из замка, Гэндзи, Эмилия и Хидё встретились со Старком и Таро, которые как раз возвращались обратно.

А вы так не израсходуете все свои пули, Мэттью? — спросила Эмилия. Она ехала не в дамском седле, а по-мужски. Гэндзи уговорил ее надеть шаровары наподобие тех, которые носил сам — широкие штаны, называющиеся “хакама”. Эмилия вспомнила совет Зефании: применяться к японским обычаям во всем, что не противоречит христианской морали. В хакама ничего страшного не было. Они были такими просторными, что походили скорее на юбку, чем на брюки европейского фасона.

Я сделал литейную форму для новых пуль, — ответил Старк, — а пороха у наших хозяев достаточно. — Он показал пустые гильзы. — Их можно использовать по нескольку раз.