Битва железных канцлеров

казывая, что в Петербурге он слишком "обрусел" и потому не может верно служить Пруссии.

- Что мне передать регенту? - спросил Мюнстер.

- Так и передайте. Только ничего не выдумывайте.

- Жаль, - искренно вздохнул Мюнстер. - Вам ведь хотели предложить портфель министра внутренних дел.

- Это еще не власть! Пусть меня сделают президентом хотя бы на три месяца, и я приготовлю хорошую гражданскую войну в Германии: эта взбучка освежит Берлин, как легкая увлекательная прогулка в окрестностях столицы...

- Я не могу доложить такое, - отпрянул Мюнстер.

- Но я за вас тоже не побегу докладывать!

***

Физически очень сильный человек, Александр II рисковая один на один выходить с рогатиной на медведя; царь забросил охоту лишь под конец жизни, когда уложил наповал своего обер-егермейстера Скарятина, приняв его за "мишку". Каждый вторник от перрона Варшавского, или Николаевского вокзала отходил особый поезд, наполненный егерским штатом, загонщиками, кухней с метрдотелями и членами иностранных посольств, к которым царь лично благоволил.

Одетый в дубленую бекешу, в высоких валенках, император вошел в вагон со словами:

- А сегодня холодно. Сколько градусов?

- Одиннадцать, ваше величество, - ответили слева.

- Целых двадцать пять, - прогудели справа.

- Вот видите, - сказал император Бисмарку, - царям никогда не приходится слышать правды, потому я и читаю "Колокол"! Спасибо господину Герцену - каждый нумер получаю от него бесплатно по адресу: Санкт-Петербург, Зимний дворец...

Миновали окраины столицы, за окнами было черно и студено. Император сидел в обществе поэта Алексея Толстого, независимого гордеца, и венгерского художника Михая Зичи, который давно прижился в России, где стал лучшим иллюстратором Лермонтова. Толстой с царем никогда не церемонился, и сейчас, под гудение паровоза, он читал ему злую сатиру на власть, запрещенную цензурой, а царь с невозмутимым видом слушал и открыто посмеивался... В конце поэт спросил:

- Ну, и когда же будет на Руси порядок?

- О чем говоришь, Алеша? - ответил царь, разглаживая пушистые бакенбарды. - Знаешь сенатора Толмачева? Золото был в полковых командирах. Ничто в полку даром не пропадало. А недавно узнаю такую штуку. Велит стричь солдат. Да стричь во всех местах - без исключения! Потом волосами набьет тюфяк и продаст. Денежки - в карман. А я его, сукина сына, считал мастером полковой экономии. Даже другим генералам в пример ставил... Какой же тут порядок?

- Мужиков порем, - сказал Толстой, - а сенатора нельзя?

- Если хочешь, выпори его сам, - обозлился царь... Приехали - Лисино! На платформе предстала такая картина: прямо в снегу стояли на коленях пять мужиков, держа на обнаженных головах прошения "на высочайшее имя". Магазин-вахтеры, встречавшие царя на станции, уже распалили смоляные факелы, и в едком брызжущем пламени эта сцена рабского унижения выглядела особенно зловеще. Царь пошагал к саням.

- Ливен, собери, что у них там... Ливен прошел вдоль ряда крестьян,