Верховники
Верховники читать книгу онлайн
В1730 году Россия была взбудоражена бурными событиями. Умер юный император Пётр II, и престол заняла племянница Петра I, курляндская герцогиня Анна Иоанновна. Пригласив её на царствование, Верховный тайный совет попытался ограничить власть новой императрицы. Но политический эксперимент верховников потерпел неудачу, исход оказался роковым для его инициаторов. По выражению русского историка В. О. Ключевского, «политическая драма князя Голицына, плохо срепетированная и ещё хуже разыгранная, быстро дошла до эпилога».
Новый исторический роман Станислава Десятскова переносит читателя в 30—40-е годы XVIII века, когда на российский престол вступила Анна Иоанновна. Основой сюжета является конфликт новой императрицы с членами Верховного тайного совета, предъявившими ей ограничительные кондиции.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту pbn.book@yandex.ru для удаления материала
А перед глазами Алексея Григорьевича стояла в тот миг иная церковь — каменный пышный храм в поместье Меншикова, Ораниенбауме. Именно там, на освящении церкви, за несколько дней до падения всесильного голиафа, Алексей Григорьевич и видел Меншикова в последний раз в первых числах сентября 1727 года.
Храм в Ораниенбауме был роскошный, с позолоченными маковками, лепно расписанный изнутри и снаружи. Пел замечательный княжеский хор на клиросе, густые рулады выводил нарочито выписанный Меншиковым для сего случая басистый протодиакон из Москвы. Когда светлейший князь и сопровождавшие его занятные вельможи вышли из храма, всех оглушил громкий ружейный залп Черниговского полка, стоявшего в каре вокруг церкви. Полк приветствовал генералиссимуса войска российского, Александра Даниловича Меншикова. С моря встречным салютом громыхнули в честь полного адмирала Меншикова тяжёлые пушки с кораблей, стоящих на рейде у Ораниенбаума, и белые подушечки пушечных выстрелов поднялись в синее погожее небо. Грянула музыка в честь наречённого тестя императора Петра II, князя Меншикова [87], горделиво вступившего на бархатную дорожку, протянутую от церковных ступеней. Александр Данилович, с обычной кичливостью вздёрнув свою гордую голову, шёл навстречу приветственной музыке, навстречу судьбе.
Таким и запомнил Меншикова Алексей Григорьевич — в золочёном кафтане, в рубашке из тонкого голландского полотна, заколотой булавкой с крупным яхонтом (говорили, другого такого яхонта во всей Европе не сыщешь), орденской лентой через плечо, опирающимся на осыпанную алмазами трость с золотым набалдашником (трость сию именовали калишской, поскольку то был дар Петра Великого за Калишскую викторию). Однако, несмотря на весь сей внешний блеск и великолепие, Александр Данилович душою был тогда уже смутен, ох смутен! И Алексей Григорьевич ведал причину той смуты. Не было среди гостей самого дорогого и желанного, наречённого зятя Меншикова, — императора Петра II. И Алексей Григорьевич улыбался в тот час про себя, наверное зная, что государь-то развлекается с сыном его Иваном псовой гоньбой. И зря улыбался, зря, выходит, насмехался и готовил погибель светлейшему! Колесо фортуны переменчиво, и теперь он, Алексей Григорьевич, другой наречённый тесть Петра II, стоит перед могилой своего собрата в том самом Берёзове, куда когда-то Долгорукие сослали Меншиковых. «Ирония истории порой безжалостна!» — воскликнет современный читатель. «Провидение Божие!» — токмо и молвил Алексей Григорьевич, отойдя от могилы Меншикова. Но в душе его что-то оборвалось, и он понял вдруг, что, как и Меншиков, никогда уже он не выберется из этих лихих мест и зарыт в землю будет здесь же, рядом со своим бывшим недругом. И это предчувствие скорой кончины окрасило все последние месяцы жизни Алексея Григорьевича в Берёзове. Предчувствие ещё более возросло после того, как через несколько недель после прибытия в Берёзов скончалась жена, Прасковья Юрьевна, подхватившая жестокую простуду на пути из Тобольска в Берёзов.
«Не кручинься, батюшка! Попомни другого великого мученика, князя Хилкова! — до последней минуты подбадривала старая княгиня Алексея Григорьевича. — Сколь великие муки снёс в свейских темницах сей благородный страдалец, а не лишился ни бодрого духа, ни мужества... — Перед кончиной жар у княгини спал, и она говорила с Алексеем Григорьевичем внятно и разумно, вспоминая отца своего, князя Хилкова, бывшего посланца державы Российской в Швеции, заточенного в самом начале Северной войны в Стокгольме в темницу, но не отступившего от своей родины и двадцать лет проведшего в заточении. — А вы, дети, живите дружно...» — только и успела наказать старая княгиня своим чадам и к вечеру тихо скончалась.
Но дружной жизни в семье Долгоруких не было с самого начала поселения в Берёзове. Алексей Григорьевич и порушенная невеста сразу заняли всю ссыльную избу в остроге, в которой когда-то жили Меншиковы, а молодым — Ивану и Наталье — выделили сарай. Вот когда пригодилась Наташе Николкина шуба. Полночи она проплакала, кутаясь в шубу, из-за коварства мужниной родни, а когда проснулась, от холода зуб на зуб не попадал. Вскочила, выбежала во двор, — батюшки, конец сентября, а вокруг белым-бело. Ночью над тундрой и тайгой выпал первый снег.
— Что же будем делать, Иванушка? — А Иван стоит рядом, токмо глазами на снег хлопает. Попросимся, мол, обратно к батюшке, авось потеснятся, пустят. Но Наташа к старому и ворчливому свёкру, что выгнал их из дома, обращаться не пожелала, бросилась к приставу майору Петрову. В первый день пристав, правда, показался ей офицером жестокого и крутого нрава, когда прогнал Долгоруких прямо с реки в острог, минуя казацкое поселение, где они хотели хотя бы молочка с дороги попить. Но то было вечор. А нынче, после отъезда конвойцев в Тобольск (те поспешали вернуться, пока не застынут реки), Наталья застала перед собой совсем иного человека.
Майор Василий Петров был коренной сибиряк, вся нелёгкая служба которого прошла по дальним таёжным острогам и поселениям. И настоящим родным его домом была тайга. Был он прирождённый охотник и рыболов, и царская служба была простым довеском при сих его любимых занятиях. Невольным наездом Долгоруких майор был недоволен равно с самими ссыльными. Токмо избавились от последышей Меншикова — младшую дочь его и сына Александра возвернули в столицу, и Петров, по первой пороше, навострил лыжи на охотничью заимку, — так нет же, Москва шлёт новый обоз!
К тому же Алексей Григорьевич держался с ним на пристани столь кичливо, что майор рассвирепел. Сам Александр Данилович Меншиков не обращался с ним так, как этот царский псарь. Да и Екатерина Долгорукая что порох — того и гляди взорвёт вверенную майору фортецию. Хотя, ежели рассудить, что из того, что она незадачливая царская невеста? Мария Меншикова в том же звании обреталась, а сколь была тиха, кротка и до людей приветлива.
— Здесь её и похоронили, голубушку. Да вот и могилка её — рядом с могилкой батюшки! — Майор показал Наташе на маленький могильный холмик с простым деревянным крестом. — Ну а что у тебя, дочка? Что за нужда? — с потаённой улыбкой обратился он к раскрасневшейся на морозце молоденькой и хорошенькой княгинюшке. И Наталья ту потаённую и ласковую улыбку у этого большого, нескладного и сурового на вид военного уловила и искренне поведала о своих ночных горестях.
— Да, хорош свёкор-то, хорош! Да и золовушку такую лучше кочергой привечать! — прогудел майор, зайдя в ледяной сарай, где расположились молодые. — А ты-то чего рот разинул? — напустился он на Ивана. — Я думал, вы все там вместе расположились, а он вон что надумал — в сарае ночевать! Это тебе, батюшка, не Москва, это Сибирь. Тут зимой такие морозы ударят — птицы мёртвые с лёту камнем вниз падают. А ты в сарай?! Поселю я вас, друзья мои, пока в баньке. Самое что ни есть тёплое место во всём остроге.
В тот же вечер, лёжа на полке жарко прогретой баньки (на полок была накинута медвежья полость — щедрый дар охотника-майора), Наталья впервые почувствовала, как легонько толкнул её кто-то изнутри, и ахнула — точно, маленький. Она бросилась было с радостной новостью к входящему мужу, но отпрянула. Князь Иван по-своему отметил свою встречу с Берёзовым — его качало, как в крепкую морскую качку.
Относительно пристава Наталья не обманулась. Майор Петров и впрямь оказался добрым и достойным офицером. Уже через неделю, по просьбе Наташи, он разрешил Долгоруким выходить из острога и вольно гулять по Берёзову. По переписи 1727 года городок тот насчитывал 400 дворов служилых сибирских казаков, три церкви и три питейных кружала, воеводский двор и приказ.
Очень скоро с нечаянным визитом к Алексею Григорьевичу пожаловал и сам местный воевода Андрей Бобровский. Воевода был маленького росточка, лысый, но в шубе из таких дивных соболей, что у Екатерины Долгорукой, бывшей тут же в комнате, глаза вспыхнули от восхищения.
— Вот, изволите видеть, вотяки-с! Народ неучёный, а соболя и белку бить великие мастера! И песцов приносят. Отличный мех у песцов. Особливо ежели песец голубой!