Даниил Московский

Иван провожал брата. Они ехали круп в круп.

   — Осенью встречу тебя, Юрий.

   — Не явился бы в Орду князь Андрей и хулы на меня не возвёл. Его и кровь родная не остановит.

Иван придержал коня:

   — Попрощаемся, брате.

Они обнялись. Иван взъехал на взгорочек, долго смотрел, как удаляется старший брат, а за ним десяток гридней. Следом тянулось несколько гружёных телег.

Долго глядел вслед малому поезду княжич Иван, и только когда за лесным поворотом скрылись отъезжающие, он покинул взгорок, не торопясь направился к Москве.

Позабавил боярин Ерёма великого князя, рассказав, что Даниил шлёт в Орду княжича Юрия. Андрей Александрович смеялся, бороду приглаживал:

   — Тьма братцу моему очи застила, коль не видит: племянник-то мой, Юрий, ещё в разум не вошёл, а ему посольство править. Да Тохта, поди, и не допустит его к себе. И что Даниил пошлёт в Сарай, коли у Москвы в скотнице одни тараканы?

Ерёма соглашался, подхихикивал:

   — А что, великий князь Андрей Александрович, нонешним летом мы без ордынцев обойдёмся?

   — Поглядим, боярин, чего ещё братец Даниил вытворит...

В тот день князь Андрей поведал о том, что услышал от боярина Ерёмы, княгине Анастасии. Та обрадовалась — может, услышал Бог её молитву и не покинет Любомир Владимир. А вслух великая княгиня поддержала:

   — Молод Юрий, чтоб тебе, Андрей Александрович, в Орде противостоять. Ты, чать, у хана Тохты в чести.

   — И то так, княгинюшка, голубица моя.

Поморщилась Анастасия. Голубицей зовёт её и Любомир, то ей сладко, но слышать такое от постылого князя!

   — Не голубица я, великий князь, не зови меня именем этим, голубица голубят высиживает, мне же такого не дано.

Насупил кустистые брови князь Андрей, больно, ох как больно ударила его Анастасия. Он ли, она ль виновата, кто ведает, отчего нет у Анастасии детей? Обнял её, но княгиня отступила.

   — Будто чужд я те? — сказал с горечью.

Но в ответ ни слова.

   — Ох, Анастасия, кабы не любил тебя...

Анастасия насмешливо обронила:

   — Того мало, в соку берёзка!..

Уходил от княгини с горечью на сердце и не мог понять — злость ли его гложет, тревогу ли какую посеяла в его душе Анастасия? Встречному отроку бросил резко:

   — Вели коня седлать!

Учуяв княжий гнев, отрок метнулся, а Андрей Александрович, накинув на плечи корзно, вышел на высокое крыльцо, посмотрел на Клязьму. Она уже вскрылась и несла остатки льда, коряги и всё, что подхватывала с берегов.

Ворота Детинца распахнуты; опираясь на копья, стояла в проёме стража, в стёганых тёплых кафтанах и войлочных колпаках, с пристёгнутыми на боку мечами. Перегнувшись, осматривал даль караульный гридин. Князю видна только его спина, и он не понял, кто это из дружинников. От причала отплыл вёрткий чёлн, какой-то владимирский рыболов вышел на лов. В Кузнечной слободе звенели молоты. Отрок подвёл коня, но великий князь уже передумал ехать, вернулся в хоромы, позвал Ерёму:

   — Выведывай, боярин, чего ещё Даниил выкинет. Эвон, с Дмитрием сообща тягались, а ныне московский князёк шубу вывернул.

Версту за верстой топчут копыта безлюдную степь. На ночь гридни стреножат коней, выставляют чуткий караул.

Спят на траве, разбросав войлочные потники и положив под головы сёдла.

Молодая трава пахла свежо, и к утру было прохладно. Ночи стояли лунные, и крупные звёзды редки, лишь Татарский Шлях, усеянный мелкозвездьем, тянулся, ровно молочная дорога, с юга на север. По нему ночами мчались на Русь тумены хана Батыя, вели в набег на земли русичей свои орды разные ханы и царевичи, разоряли княжества, жгли города и деревни, гнали в Орду многочисленный полон. Такое Юрию ведомо не из рассказов, он знал, чем заканчиваются княжьи распри, и особенно когда князья зовут в подмогу ордынцев. К ней всегда прибегает великий князь Андрей Александрович. За помощь он позволяет ордынцам грабить Русь и убивать всех, кто сопротивляется.

Княжич Юрий уверен: если ему не удастся склонить на сторону Москвы хана Тохту, князь Андрей сызнова приведёт ордынцев и беда постигнет Московское княжество.

От предстоящего — встать пред грозными очами могущественного Тохты — Юрию делается страшно, его пробирает внутренний холод от самого живота. Мнится ему: вот он на коленях перед ханом, вдруг палач волочёт его на казнь, уже занёс над ним саблю...

Всё ближе и ближе конец пути, и сон у Юрия делается беспокойным, а ночи длинными, утомительными. Если бы снова оказаться в Москве и не чувствовать ужаса от предстоящей встречи с ханом! Он вспоминал прежнюю жизнь, и она чудилась ему прекрасной и далёкой. Юрий молил Бога быть к нему милосердным в этом ужасном логове, где каждый захочет вцепиться в него, московского княжича...

На исходе месяца мая-травня показалась княжичу столица государства Золотой Орды: ханский дворец и мечети, дворцы вельмож и дома, обнесённые глинобитными заборами, православный деревянный храм и еврейская синагога и ещё множество иных построек огромного города Сарая, заселённого разноплеменными народами, — города, на много вёрст прилепившегося к полноводной Волге-реке.

Провожая сына, князь Даниил напутствовал:

   — В Сарае перво-наперво навести владыку. Епископ Исмаил подскажет, кто у хана в особой чести. С того и начинай, одари. Как вельможи нашепчут Тохте, так и отзовётся.

А ещё велел передать князь Даниил владыке кожаный кошель с деньгами на храм.

   — Нищ дом Христа в сердце неверных и нищ приход, а страждущих великое множество, — говорил московский князь. — Пусть малый дар княжества Московского примет владыка Исмаил, от чистого сердца даю.

Въехав на грязную улицу, княжич Юрий направил коня к караван-сараю. Следом за ним ехали гридни, скрипел обоз.

Жилище у епископа Исмаила бедное, комнатёнка ровно келья монашеская: зарешеченное оконце, своды низкие, а под писанным на доске образом столик-налой. У стены лавка широкая, войлоком покрытая, на ней спит епископ.

У оконца стол с вычищенной добела столешницей. Старуха внесла миску с ухой из осетрины, варёное рыбье мясо с очищенной луковицей, хлеб на деревянном подносе, удалилась молча. Исмаил уселся в плетёное креслице, указал Юрию на место напротив:

   — Отведай, княжич, еды нашей, чать, устал в дороге.

   — Не токмо телом, владыка, но и душой. Терзаюсь, впервой ведь такое посольство правлю, хан в нас, русских князьях, данников своих зрит.

Епископ поднял очи к иконе:

   — Господь не оставит тебя, княжич, уповай на него.

   — Молюсь, владыка.

   — Что великий князь Андрей?

   — Козни творит, княжество Московское от него обиды терпит, притеснения. На Переяславль глаз положил, а то не хочет признать, что переяславский князь Иван княжество своё Москве завещает.

   — Алчен, алчен великий князь Андрей и скуп, — согласился епископ. — Яз ли того не ведаю? В Сарае бывая, щедр к ханским слугам, а церковь стороной обходит. В прошлый приезд княгиня Анастасия только и побывала в нашем храме... А ты ешь, княжич. Верно, хан к тебе милостив будет, только ты гордыню смири, не показывай.

   — Да уж, владыка, не до гордыни.

   — Воистину, сыне, княжич Юрий. Как ни хоробр был дед твой, князь Невский Александр Ярославич, а и того Орда сломила, преклонил колена перед ханом Берке. Если бы не согнулся, смерть лютая ждала его. Ты, княжич, времени не теряя, ищи тропинку к сердцу хана через мурзу Чету и иных, кто к Тохте близок. От них хан либо любовью к те проникнется, либо ненавистью. Ту тропинку рухлядью устилай.

   — Молю Бога, владыка, чтоб не появился великий князь в Орде.

   — Торопись, сыне.

Епископ встал, осенил Юрия двуперстием. Княжич опустил голову.

   — Пусть благословен будет путь твой, — сказал Исмаил. — Господь не оставит тя. Молю Господа, пусть разум осенит князей и не распри раздирают землю нашу, а единение. Князю Даниилу передай поклон и спасибо за пожертвование щедрое. На него начнём строить в Сарае ещё церковь с золотыми крестами на куполе да подворье при ней, чтоб князья русские, в Орду приезжая, на владычном подворье останавливались, а не гнулись по-собачьи в караван-сараях.