Битва железных канцлеров

скрепостить своих же белокожих...

Был день доклада царю, и Александр II высказал Горчакову мысль о "солидарности" венгерской и польской революций:

- В случае нового мятежа в Венгрии я, кажется, забуду прежние распри и брошу свои войска противу мадьяр, как это сделал в сорок девятом году мой покойный батюшка.

- Иными словами, государь, - ответил Горчаков, - вы желаете углубить пропасть между властью и общественным мнением русского народа. Тогда я подаю в отставку...

Это была уже пятая его просьба об отставке. Таким радикальным способом он отстаивал свои взгляды в политике. Царь всегда рвал его просьбы, говоря с милой любезностью:

- Вы мой ближний боярин. Не покидайте меня... В середине дня Жомини сказал, что в приемной топчется прусский посол Бисмарк, желающий аудиенции.

- Не надо, - ответил Горчаков. - У меня назначен разговор с маркизом Монтебелло, а Бисмарк смотрит на мои симпатии к Франции, словно цензор на крамольную статью.

***

Гуляя вечерком по Невскому, Бисмарк уловил в публике чье-то знакомое лицо; приподняв котелок, посол сказал:

- Не могу вспомнить, откуда я вас знаю?

- Вилли Штибер, - ответил тот, озираясь. - Меня представил вам покойный полицай-президент Гинкельдей, когда вам захотелось спереть бюро из дома венского графа Рехберга!

- Спереть.., зачем же так грубо? Я ведь не вор, а политик. А что вы делаете в Петербурге?

- Налаживаю связи царской жандармерии с нашей тайной полицией по розыску в Европе русских революционеров.

- Желаю успеха, Штибер! Но если я достигну вышней власти в Пруссии, вы уже не будете шляться по слякоти, вы станете ездить в карете, как большой раздувшийся прыщ.

Этой фразой посол развеселил шпиона:

- В нашем деле из окошек кареты немного снюхаешь. А если вы дадите мне власть над пруссаками, вот тогда-то я нашляюсь пешком столько, что ноги будут отваливаться...

Бисмарк застал Россию на полном ходу - в напряжении политики не только внешней, но и внутренней, что помогло ему увидеть русскую жизнь гораздо полнее других послов Пруссии. Конечно, петербургская знать была избалована общением с иностранными послами - оценивали изящество манер, прощали коварство речевой казуистики, умение болтать обо всем на свете и не проболтаться в том, что нужно скрывать. Бисмарк никак не подходил под эту категорию! Представьте хмурого пожилого человека в затасканном темно-буром пальто, в сопровождении собаки без поводка, которая глядит на вас долгим и внимательным взором. На станции Лигово одна дачница испугалась этого взгляда, но Бисмарк вежливо утешил ее: "Мадам, мой пес сделал на вас стойку, ибо еще никогда ему не приходилось видеть таких красивых глаз!" Бисмарк не затуманивал речей, как оракул. Не был дамским угодником на придворных раутах. Не извивался ужом перед сильными мира сего. Улыбка его выражалась в изгибе губ, а глаза оставались строгими. В фигуре прусского посла ощущалась постоянная напряженность, но не скованность. В обществе он всегда появлялся один, а на вопросы