Полководец Дмитрий (Сын Александра Невского)

«Меня, сыны, боярином кличут. Но какой из меня боярин! Ни гордыни, ни спеси. Я из подлых людей, ямщик. Даже когда гонцом княжьим еду, ямщиком себя мыслю. Самая отрада, когда был ямщиком».

Вот такой он, Лазута Егорыч. Простолюдины к нему частенько со своими нуждами приходя, а то и просто за советом. Никому не отказывает, и никогда мзды не берет. Честный у Васютки отец.

Мать же вспоминал чаще всех. Братья ведали, что он — матушкин любимец. Младшенький! Большая часть материнской ласки на Васютку приходилась. Уж как она лелеяла своего сына, как заботилась о нем, как беспокоилась за его дальние торговые поездки!

«Уж ты остерегайся, Васенька. Чу, в лесах лихие люди на купцов нападают. Ты всегда к большому обозу приставай».

Перекрестит, благословит иконой Божьей матери, поцелует, а у самой — тревожные слезы на глазах.

Васютка успокаивал, что с ни ничего не случится, и выезжал из ворот. А мать, Олеся Васильевна, всё стояла и стояла, пока ее любый сын не скроется из глаз. Так было и в последний раз…

Васютка горестно схватился руками за голову. Господи! Сколь же она слез пролила, изведав о погибели сына, сколь настрадалась, и до сих пор страдает! А дед с отцом? Они, скупые на мужскую слезу, хоть и не плачут, но очень горюют. Да и у братьев всякое веселье пропало, грустными ходят. Молодые их жены, поди, утешают. Но кто деда, мать и отца утешат? Будь ты проклят, Вернер!

Нет, нет, лучше не думать о нем. Всё равно все его поступки необъяснимы. Мысли путаются. Надо о Марьюшке помышлять. Тогда все черные думы улетучиваются и на душе становится теплее.

В начале февраля Карлус пришел в комнату невольника взбудораженным. Поставив поднос с обеденной едой на стол, надзиратель, почему-то оглянувшись на закрытую дверь, тихо и взволнованно произнес:

— Я принес тебе радостную весть, Васютка.

— Вернер упал с коня на турнире рыцарей? — пошутил узник.

— Дался тебе этот Вернер… Русское войско идет по землям эстов. Где-то через неделю оно пройдет вблизи нашего замка.

Васютка оторопел от неожиданного известия. Соотичи рядом. Господи! Да это же несказанное счастье!

— Как изведал? — придя в себя, спросил Васютка.

— Вчера Кетлер праздновал свои именины. Пригласил дружков. Все напились, как свиньи, и много болтали про русскую рать, которую ведет на Раковор переяславский князь Дмитрий. С ним-де новгородская, псковская, владимирская, ростовская и другие дружины.

Васютка от радости даже в ладоши хлопнул.

— Хорошо ведаю князя Дмитрия. Добрый воевода. Значит, и батюшка с братьями в походе.

В порыве радостных чувств Васютка крепко обнял Карлуса.

— Вот уж потешил! Большая рать собралась. Князь Дмитрий замок Вернера не пропустит. Непременно захватит.

— А вот здесь я тебя опечалю, Васютка. Немцы подписали мир с Русью. Они не будут мешать походу русских дружин на Раковор, захваченный датскими крестоносцами, зато и русские не станут трогать немецкие крепости.

Радостное лицо Васютки помрачнело, будто черная туча его накрыла.

— Значит, рать пройдет мимо… Отец и братья пройдут мимо, и мне уже никогда не выйти из этой треклятой крепости. Никогда, Карлус!

— Не отчаивайся, Васютка. Я, кажется, придумал выход. Мы совершим побег.

— Да какой побег, друг мой Карлус! — отмахнулся узник. — Ты же сам сказывал, что за побег твою семью уничтожат.

— Не уничтожат, я всё продумал.

— Не знаю, не знаю. Сомнительная затея. Но меня-то кто выпустит?

— Послушай, Васютка. Как мне стало известно из тех же разговоров Кетлера, немецкие соглядчики подсчитали, что русская рать пройдет мимо замка через неделю. Мы сбежим накануне, ночью. Я принесу тебе железную пилку и длинную веревку. Когда ты подпилишь решетку, я приеду в твою комнату, и мы спустимся по веревке на землю.

— А стражники?

— Они охраняют только ворота. Мы же спустимся с другой стороны. Там будут кустарники.

— Но тебя могут хватиться.

— Едва ли. Нам повезло. Через шесть дней немцы будут отмечать именины господина Бертольда, и как всегда напьются.

— Но как ты принесешь веревку? До земли не менее пятнадцати сажен.

— Долями, под своей курткой. Думаю, никто не заметит.

— И что дальше?

— За ночь мы доберемся до русской рати.

— А утром тебя хватятся, и господин Вернер пошлет своих головорезов на хутор, где живет твоя семья. Я не хочу, чтобы она погибла, а посему никуда с тобой не побегу.

— Но ты же будешь спасен, Васютка.

— Такой ценой? Нет, Карлус, я всю жизнь буду проклинать себя за погибель твоих детей, жены и твоего брата. Это не по мне.

Карлус подошел к узнику и обнял его за плечи.

— Так вот ты какой, русич… Спасибо тебе. Не зря когда-то ваши князья, придя на наши земли, правили честно и справедливо. Наш народ не испытывал обид и притеснений.

(Эст говорил правду. Повторяясь, следует заметить, что Верховная власть русских князей над прибалтийскими племенами не нарушала общественной и политической жизни этих племен. Русские князья предоставляли своим прибалтийским подданным полную свободу, как в вопросах внутреннего управления, так и внешнеполитических отношений. Эсты, ливы и латыши судились своими старейшинами на основе старинных обычаев; старейшины и вожди, по своему усмотрению, считаясь лишь с волей соплеменников, вели войны и заключали договоры. Полной свободой пользовались прибалтийские племена и в вопросах вероисповедания. Оставаясь языческим, население Ливонии [153] поклонялось своим древним богам, олицетворяющим силы природы. Правда, благодаря тесному общению с русскими христианство в его православной форме в какой-то степени проникало к прибалтийским народам. Но никакие попытки не только насильственного, но даже активного распространения христианства среди прибалтийских племен со стороны русских, по-видимому, не имели места [154]. Генрих Латвийский, католический священник, свидетель и участник немецкого завоевания Прибалтики, описавший его в своей «Хронике Ливонии», с удивлением отмечает, что русские князья, покоряя какой-нибудь народ, не заботятся об обращении его в христианскую веру. Эти слова политического противника русских ярко подчеркивают характерные черты русской власти, оставлявшей в неприкосновенности, как общественный строй прибалтийских племен, так и старую языческую религию и весь освященный веками уклад жизни. Именно этими особенностями власти русских князей объясняется тот факт, что в борьбе, развернувшейся в начале XIII века, симпатии населения Прибалтики оказались на стороне русских, и немецким завоевателям пришлось столкнуться с союзом русского и прибалтийского народов.

— Думаю, и ныне наши дружины идут по земле эстов без обид и притеснений, — молвил Васютка.

— Да. Об этом я слышал от крестоносцев. Они удивлены, что русские воины не грабят наши хутора и деревни… Но не будем отвлекаться. Чтобы ты ни говорил, но надо готовиться к побегу. Погоди, не возражай. Моя семья не погибнет. За ночь мы добежим до войска, и ты попросишь твоего отца, чтобы мне выделили полтора десятка дружинников.

— Да батюшка на колени перед своим князем встанет. Непременно выпросит!

— Вот и отлично, Васютка. С дружинниками мы доберемся до хутора, а затем я уведу семью и брата в укромное место.

— А ежели к хутору немцы наскочат?

— Может, и наскочат. Но обычно господин командор посылает в погоню не больше десяти крестоносцев. Такое дважды случалось за мою жизнь в замке. Наскочат и повернут назад. Немцы никогда не вступят в сечу с русскими, если они будут в меньшинстве.

— Так, так, — заинтересованно глянул на надзирателя Васютка, но затем на минуту призадумался и вновь лицо его стало озабоченным.

— Ты обо всем хорошо подумал, Карлус, но забыл, что сейчас зима. Нам не добежать до войска по такому глубокому снегу. Вспомни, сколь было лютых метелей?