Полководец Дмитрий (Сын Александра Невского)

Навстречу попались три девушки в странных для Васютки облачениях. (На них были пышные, широкие платья из тафты с жабо [143] и буфами [144]). Девушек, гулко топая громадными сапогами со шпорами, сопровождали двое мужчин в черных бархатных камзолах, с вышитыми на груди белыми крестами. Мужчины тискали девушек и громко, пьяно хохотали.

Когда веселая толпа прошла мимо и скрылась в шумном помещении, Васютка вновь спросил:

— Откуда эти девушки?

— Пленные латышки и эстонки. Рыцари превратили их в наложниц… Ты видел, как одна из девушек хлопнула меня рукой по плечу?

— Твоя знакомая?

Карлус почему-то остановился. Лицо его нахмурилось.

— И не только. Моя соплеменница, эстонка. Год назад её схватили в одной из деревень и…

Карлус не договорил и с сумрачным лицом махнул рукой.

— Так ты разве не немец? — удивился Васютка. — Из эстов?

Но надзиратель опомнился: он слишком много наговорил пленнику. В этих мрачных стенах замка слишком «тонкие» стены.

— Идем к прелату, русич.

Васютка не понимал, зачем послал его к священнику командор Валенрод. Что на уме этого хитрого фогта?

Крестовую палату никто не охранял. Надзиратель открыл дверь и произнес:

— Мне приказано доставить русского купца, ваше священство.

— Пусть войдет.

Приват Иоган встречался с иноземцем по просьбе командора Вернера, которого он любил и считал своим верным другом. Они были знакомы много лет, и делились самым сокровенным. Вчера Иоган заехал к фогту в гости и тот, поделившись своими планами, подробно рассказал ему об узнике.

Приват был высоком, статным человеком, с крупной русокудрой головой и большими, выразительными глазами. Длинные волосы были рассыпаны по его широким плечам.

— Присаживайся, купец, — указал священник на широкое, обитое бархатом кресло. Он говорил на чистом русском языке.

«Горазд, однако», — хмыкнул Васютка.

Крестовая комната слегка напоминала ему русскую церковь. На правой стене находилось большое, золоченое распятие Христа. Потолок изображал небо — с ангелами и херувимами с золотыми крыльями. Подле распятия — серебряная купель. На полу были устланы черные ковры с лунами и звездами. Стол, покрытый парчовой тканью, был освещен бронзовым шанданом с тремя толстыми восковыми свечами. На нем лежали богослужебные книги и какие-то узкие желтые полотенца.

— Тебе повезло, сын мой, — полнозвучным задушевным голосом начал свою речь прелат. — Ты находишься в крестовой палате самого известного рыцаря братства святой Марии фогта Вернера Валенрода, истинного служителя христианской веры.

— Это крестоносец-то Вернер истинный служитель Бога? — не скрывая насмешки, прервал прелата Васютка. — Он вор и убийца. В его замке содержатся узники, и творится блуд. Какой же он христианин?

— Ты заблуждаешься, сын мой. Господин Вернер вынимал меч для защиты самой справедливой веры на земле — католической. Этой же цели послужило и твоё заключение. Вором же он никогда не был.

— Послушай, католический отче. Самая справедливая христианская вера та, кою имеет лишь одна святая православная Русь. Другой не было и не будет! — горячо молвил Васютка.

— Опять ты заблуждаешься, сын мой. Ваш так называемый православный народ — язычники!

— Ну, это ты слишком загнул, отче, — осерчал Васютка.

— А я говорю язычники! — повысил свой голос прелат. — Кому вы молитесь и отбиваете поклоны?

— Святым иконам.

— Чепуха, сын мой. Простым деревяшкам, о которых вы ничего не знаете. Высшие истины вероучения недоступны русским людям. Вы построили тысячи церквей, но на что они похожи? На торжища! Вместо того, чтобы усердно молиться Христу, в храмах ваших не только разговаривают и спорят, но и даже дерутся и бранятся непотребными словами.

— Лжешь, отче! — с яростью в голосе произнес Васютка. — Нет того в наших святынях.

— Ты еще молод, сын мой, и многого не знаешь, — сдерживая раздражение, продолжал Иоган. — Истинные христиане часто посещали Русь и своими глазами видели, что творится в ваших церквах. Люди несколько часов стоят толпой, им негде даже присесть. Нужны железные ноги, чтобы не упасть от изнеможения. А с Богом надо говорить в полной тишине и без усталости. Ваша вера — не христианская. Ваши князья ставят себя выше Христа, ибо епископы и прочие иереи у них в полной зависимости. Священники не смеют и рта раскрыть, ибо любое неповиновение грозит им снятием с прихода. Это уже измена. Страшная измена Христу и святой деве Марии.

— Ложь и еще раз ложь!

— Помолчи, сын мой, и выслушай меня до конца. Орденским братьям предначертана высокая цель. Они призваны Богом искоренить язычество, искоренить всюду, где оно существует. И тогда будет одна истинная вера, которая избавит мир от кровавых войн и народных бедствий. Настанет царство благоденствия… Вижу по твоему лицу, что ты намерен вступить со мной в бесполезный спор. Не спеши, сын мой. Пусть остынет твое сердце. Пусть оно наполнится терпением, благочестием и благоразумием. Я понимаю, что ты хочешь заступиться за свою веру, но, повторяю, вера твое неугодна Богу, ибо она языческая. Мы, сын мой, научим тебя правильным молитвам, и тогда ты поймешь все христианские добродетели. Навсегда забудешь, как в своих храмах поклонялся куску дерева и слушал вздор грязных, невежественных попов…

Речь прелата звучала долго и убаюкивающе. Васютка едва не задремал в удобном, мягком кресле. (Он, конечно, не знал, что этот католический отче обладает особым даром внушения).

А прелат заключил свою продолжительную речь такими словами:

— Ты, сын мой, станешь верным защитником Христа и святой девы Марии. Твердо скажи мне: желаешь ли ты стать христианином и признаешь ли католическую веру?

Васютка, стряхнув с себя завораживающую дремоту, четко услышал последние слова. Он поднялся из кресла и веско ответил:

— Меня лживыми словами не усыпишь. А посему твердо отвечу тебе, отче: даже под самой лютой пыткой я не предам святую Русь и не приму твою поганую католическую веру. Я не хочу больше тебя слушать.

Лицо прелата исказилось от гнева. Вся его беседа оказалась напрасной: он не выполнил дружескую просьбу командора Вернера.

Прелат также поднялся из кресла, ступил к узнику и посмотрел на него пронзительными глазами.

— Вижу, что ты хочешь остаться язычником. Тогда тебя ждет смерть. Язычник не должен жить на этой земле.

— Уж лучше смерть, чем вечный плен.

Фогт Валенрод расхаживал по своей тронной палате и раздумывал:

«Этот русский — трудный орешек. Я был уверен, что он откажется от принятия католической веры. Глупец, он слишком предан своей языческой религии. Об этом же рассказал и Иоган, хотя прелат питал некоторые надежды, но все его внушения оказались напрасными… И всё же остается еще одна попытка проверить узника. Она ничтожна, но не надо забывать, что узник является купцом».

И командор приказал привести к нему упрямого пленника.

На этот раз Валенрод приступил к разговору без обиняков:

— Говори, купец, что ты меня хотел спросить.

— Зачем ты меня держишь в плену, господин Вернер?

— Я так и догадывался, что тебя давно мучает этот вопрос… Ты мне пришелся по сердцу. Сейчас с тобой хорошо обращаются. Единственное исключение — ты, купец, не можешь выйти из стен моего замка. Но и это поправимо. Ты уже, наверное, заметил, что я не бросаю на ветер слов. А посему ты поверишь тому, что я тебе сейчас скажу. Я могу отпустить тебя на волю, но при одном условии.

— Стать католиком?

— Нет, купец. Я убежден, что ты и на костре останешься верен своему языческому православию. У меня другое предложение. Ливонскому ордену нужны умные торговые люди. Я дам тебе золото, много золота, и ты займешься своим любимым делом. Поезжай в любую страну Западной Европы, поезжай за море в Англию — и торгуй себе на здоровье. Правда, некоторую часть прибытка ты будешь отдавать в мою казну, но она не станет тебе в тягость, и через год, другой, ты будешь самым богатым купцом Европы. У тебя появятся многочисленные слуги, прекрасный замок и цветущие женщины. Но есть маленькое «но». Ты должен дать мне клятву, что никогда не перейдешь рубеж Руси.