Великая грешница или Черница поневоле (СИ)

- Отменно! - возликовал Василий.

- Рано радуешься, стольник, - покачал крутолобой головой Катырев. - В случае успеха, держава получит слабого боярского царя, при коем Русь ждут новые беды. Дворянство не поддержит Шубника, смута еще больше усугубится. Не нужен царству Московскому такой государь.

- Тогда что же получается? Расстригу терпеть? - обескуражено произнес Василий.

- Почему ж терпеть? Пусть Василий Шуйский готовит заговор, но для того, чтобы не ставить на трон любого боярского царя, надлежит подобрать на трон человека, коего поддержит дворянство, и кое было надежной опорой Борису Годунову.

- И как такого сыскать? - спросил Федор.

Катырев отозвался не вдруг, ведая о том, что его предложение ошеломит сослуживцев, и все же сказать придется, ибо стольники могут зело пригодиться для исполнения задумки некоторых столичных дворян.

- Природных наследников Ивана Грозного и сыновей его не осталось. По мужской линии искоренен и наследник царя Бориса. Но остается… остается его дочь, царевна Ксения.

- Ксения?! - ахнул Василий.

- Но она же удалена в монастырь, - изумленно поглядывая на воеводу, молвил Федор.

- Я ведал, что вы придете в удивление, но оно улетучится, когда вы привыкните к сей мысли. Царевна еще не келейница, а всего лишь послушница. Ее спровадили в монастырь насильно, а Ксения, как мне известно, не терпит насилия, посему она и не торопится надеть на себя куколь.

- А если Гришка Отрепьев заставит немешкотно сотворить пострижение?

- Следует и такое предвидеть, но Ксения, и будучи келейницей поневоле, может вернуться к мирской жизни. Такое не раз уже случалось на Руси.

- И не только на Руси, - блеснул своими знаниями взбудораженный Василий. - Вспомните дочь великого Ярослава Мудрого, княжну Анну Ярославну, коя сочеталась браком с королем Франции Генрихом, а когда тот скончался, то королева удалилась в Санлизский монастырь, но через два года сняла монашескую рясу и вступила в новое супружество с графом де-Крепи. Сын ее, Филипп, стал королем Франции, но на всех важнейших бумагах Анна Ярославна подписывала вместе с ним свое имя. А княгиня Мария, дочь удельного ростовского князя Василько? Не она ли покинула свой монастырь и подняла Ростово-Суздальскую Русь на борьбу с татарами, а? А великая княгиня Ольга и правительница Елена Глинская?

- Однако, Василий. Не зря тебя мать науками пичкала, - хмыкнул Михаил Петрович.

- Все это чудесно, но согласится ли на царство сама Ксения, и какие силы будут на ее стороне?

- Пока все призрачно, нужно обстоятельно поговорить с царевной, но вся закавыка в том, кто бы мог это сделать. Ни я, ни другие верные царевне люди в женскую половину Чудова монастыря войти не смогут. Ксению может посетить только женщина.

- Моя матушка! - без раздумий воскликнул Василий.

- Я уже думал о том и помышлял съездить к дьяку Власьеву, но отложил поездку, дабы не вызвать подозрения. Афанасий Иванович ныне зовется «великим секретарем и надворным подскарбием» царя Дмитрия Ивановича.

- Подскарбием? - переспросил Федор.

- Глава казначейства. Ныне он, как и при Борисе Годунове, чуть ли не второе лицо государства. За ним же остался и Посольский приказ. Но смогу вас заверить, стольники, что Афанасьев служит не Самозванцу, а державе. Это умнейший человек.

- Он непременно будет на стороне Ксении! - горячо произнес Василий.

- Сие не подлежит сомнению. Кстати, Михаил Иванович, твой отец также является сторонником выдвижения царевны Ксении на царство. Пойдет за ней и московское дворянство, кое не хотело бы видеть на троне двуличного Шуйского.

- Значит дело за Ксенией? Я завтра же отправлюсь к матушке в Мугреево.

- Добро, Василий Михайлович. Надеюсь, что ты сумеешь уговорить мать приехать в Москву. Уж очень бы мне хотелось с ней встретиться. Поедешь с моими псарями и выжлятниками. Будто бы на охоту. Дороги ныне не безопасны… А ты, Федор Иванович, пока побудь у меня. На Москве никто не должен ведать, что стольники, отправившиеся к Мнишеку, живы и здоровы.

Г л а в а 22

В ЧУДОВОМ МОНАСТЫРЕ

Ксения стояла перед ракой святителя Алексия, основавшего Чудов монастырь в 1365 году. Именно в этом год, 6 сентября, митрополит Алексий заложил здесь каменную церковь во имя Чуда Архангела Михаила. С возведением церкви был установлен и сам монастырь.

Ксения отменно ведала, что в кремлевскую обитель, учрежденную известным святителем, с самого начала собирали знающих и испытанных старцев, избранных из монастырей, славившихся подвижнической жизнью, в том числе и из Сергиева монастыря еще при жизни преподобного его основателя.

Ксения прикладывалась к гробнице и вспоминала, как пять лет назад мощи святителя были торжественно переложены в новую серебряную раку, коя была сооружена по желанию царя Федора Иоанныча и была доделана в 1598 году после кончины государя. Рака, скованная из серебра, была украшена златом, многоцветным бисером и драгоценными каменьями; вверху ее был изображен образ святителя, «и так великолепно была устроена, что не можно было достойно и описать ее». Она была изготовлена уже при царе Борисе Годунове, когда и свершилось переложение святых мощей.

Тогда Ксении было двенадцать лет, и она до мельчайших подробностей помнит торжественное шествие, возглавляемое патриархом Иовом и ее отцом. В тот день, когда она стояла у раки со всей своей семьей, все мысли ее были светлые, ничем не омраченные. Ныне же на ее глазах застыли горевые безутешные слезы. Люди Самозванца чуть ли не силой привели ее в обитель и, поставив перед игуменьей, изрекли:

- Повелением великого государя Дмитрия Ивановича сей царевне надлежит быть в Чудовом монастыре. Принимай новую келейницу, игуменья Феоктиста.

Сказали - и удалились, а Феоктиста глянула на царевну своими чуткими, внимательными глазами и тихо вздохнула.

- Никак не по своей воле доставили тебя в обитель, Ксения Борисовна?

- Не по своей, матушка игуменья. Не лежит моя душа к постригу.

Вновь вздохнула Феоктиста.

- Не судима воля царская… Но ты успокойся, голубушка. С постригом спешить не будем, пока в послушницах походишь, а там как Бог повелит душе твоей. Пойдем, келью твою покажу. Добрая келья, с чудотворными иконами и поклонным крестом.

Разумеется, игуменья не владела всем монастырем, а лишь его небольшой, «женской» частью, где проживали монахини из знатных семей. Ксении была отведена одна из лучших келий на третьем ярусе. Была она тепла, просторна и хорошо освещена тремя оконцами, выходящими на Вознесенский монастырь. Здесь же, в верхнем ярусе (с северной стороны) находились архиерейские покои, Крестовая палата, столовая и библиотека. На втором ярусе помещались: Судейская палата, палата Подьяческая, палата Архивная и две палаты больничные; в нижнем ярусе находились палаты: столярная, каретная, кузнечная и кладовые.

Ксения не раз бывала в Чудовом монастыре, обнесенном каменной оградой, и всегда любовалась храмами Михаила Чуда, Благовещения, Иоанна Лествичника…Последний храм был возведен по приказу Ивана Грозного. 29 февраля 1556 года у него родилась дочь, царевна Евдокия. Государь по своему обычаю крестил ее в Чудовом монастыре и тотчас повелел построить над задними вратами монастыря обетную церковь во имя Иоанна Лествичника с пределом Евдокии мученицы. Именно этот храм посещала Ксения чаще других, ибо уже с четырнадцати лет ознакомилась с сочинением преподобного «Лествица райская», кой написал знаменитое наставление к иноческой жизни. Конечно же, иночество никогда не привлекало царевну, но привлекало само содержание книги. Преподобный писал, что иноческая жизнь есть путь непрерывного и трудного восхождения по лестнице духовного самосовершенствования. Это восхождение представляет собой движение борьбы с собственными страстями и пороками. «Лествица» составляла тридцать бесед о тридцати различных ступенях духовного восхождения к безупречности. Многие из бесед Ксения запомнила наизусть, чем порадовала свою верховую боярыню Марию Федоровну… Ныне ее нет, не с кем поделиться своими мыслями и чувствами. Теперь она - монастырская затворница, и никакая ладная келья не будет радовать ее сердце. Ксению ожидают кручина и грусть - по высоким теремам, где она хоть как-то веселилась с сенными девушками и боярышнями, тоска по покойным родителям и по ее желанному Василию Пожарскому. С тех пор, когда она обнаружила записку Василия в букете роз, миновало три недели. Где он, что с ним? Ну, хоть бы какая-то весточка! Все смутно, туманно. Как возликовало ее сердце, когда прочла его письмо, и как надеялась, что Василий вновь чем-то порадует ее. Не порадовал, и от того тоска ее все усиливалась, особенно сейчас, когда она очутилась в обители, где ей суждено прожить оставшуюся жизнь.