Царев город

Зимние ночи долги. И выспаться можно, и молебен послушать, про русского бога узнать. Ешка в такие вечера» преображается. Одевает фелонь, рясу, камилавку. Округ часовни запалит сотню свечей, они мерцают в ночи волшебно, завораживают людей. Вокруг Ешки пономари, дьяконы хор из подьячих и служилых людей гремит песнопениями Ешка машет кадилом, псалмы поет густо, басом.

Для черемис, когда они раньше в кудо ходили, тоже* был праздник, но у Ешки куда как интереснее, удивительнее, красивее.

Сегодняшняя вечерня собрала много народу. Топкаевы< люди все до единого пришли, узнали, что «бачка Епим» будет проповедь говорить про Кокшу-патыра, про черемисскую старину.

И вправду, после богослужения и молебствий начал* Ешка говорить про Кокшу-патыра. Дескать, родился этот богатырь не только в вашем округе, но и на этом самом месте, где илем ваш стоял. И, дескать, вы все, тут сидящие, — потомки патыра Кокши. И чтоб вы знали — Турни недалеко, он где-то тут в ночи крадется, и святое ваше дело — все три головы змею оторвать.

Кори слушал Ешку, и его распирало от гордости- Он искренне поверил, что кровь онара течет в его жилах, и крепко сжимал рукоятку меча. Да и люди все прибодрялись: шутка ли, такой умный, такой красивый русский поп называет их потомками богатыря. Верно, правду Кори вечерами рассказывал, наша земля родила Кокшу-онара. Окончена проповедь, но люди не спешат расходиться по землянкам. Они в думах о старых временах, о мече, который унес онар в могилу, о своей судьбе. Тихо падает пушистый снег, вокруг застыл темнеющий лес, мерцают свечи, роняют на холодную землю восковые слезы. И вдруг эту густую ночную тишину расколол звук пушечного выстрела. Люди вскочили, зашумели. Вслед за выстрелом забрякал колокол над крепостными воротами. Ешка вскочил на кадь, сдернул камилавку, грива волос рассыпалась по ветру. Зажав шапчонку в кулак, он взмахнул рукой в сторону севера и крикнул:

— Потомки онара! Настал час постоять за родную землю! Устремляйтесь все на свои места, наводите пищали, готовьте стрелы! Бесы Турни-кея близко.

Соскочив с бочки, он подбежал к Звяге, сбросил фелонь, сказал:

— Веди Коришку на полночь, я с Актуганом — на полдень. _

Опустела поляна, потухал костер. А колокол в городе все брякал и брякал.

Князь Шеховской как в воду глядел. Мурза Аталык на крепость через реку не пошел, хотя и лед вполне окреп, чтобы поднять всадника. Соглядатаи донесли ему, что стены в городе хоть и недостроены, но на них пушки, пищали— огненный бой. А перед рекой — воины сторожевого полка.

У них тоже пищали. А огненных вспышек боялся не столько сам мурза, сколько его джигиты. Они в первой стычке по зубам получили здорово. Зато западная сторона — узнал мурза — голая, там только лесорубы. И надумал Аталык на крепость послать всего две сотни, а остальное войско бросить в обход с двух сторон и ворваться в город из леса.

Все благоприятствовало набегу. Земля мерзлая, твердая, припорошенная снежком. Сверху тоже снежная пелена, за нею можно подъехать под самый город, ворваться в дома и резать, резать, резать!

Сотник Аббас получил такой приказ: выскочить с двумя сотнями на сторожевой полк, не воевать его, а наделать как можно больше шуму. Русские в темноте ничего не поймут и будут до утра стрелять по пустому месту. А в это время клещи мурзы сдавят городу горло. На рассвете— резня, город предать огню—^извечный, с чингизовых времен, прием.

Часа за два до полночи вывел Аббас сотни к опушке соснового леса, остановился. Густыми хлопьями медленно падал снег, в белесом мареве на берегу желтовато мерцали огоньки русских костров. Там за гребенками остроконечных тынов сидели стрельцы. Сотник бросил поводья, возвел руки к небу, провел ладонями по лицу, выхватил саблю. Две сотни джигитов с криками, гиканьем лавиной кинулись на окопы. Раздался нестройный пищальный залп, сотни разделились на две половины и, не переставая шуметь, растеклись в стороны. С крепости рявкнула тяжелая пушка. Аббас сделал круг и пошел на второй заход.

Ватага расположилась на болоте, перед рекой. Топь хорошо заковало морозом, и людей она держала. Сзади на песчаной бровке чернели охотники. Илья лежал на снегу за кустом и ждал знака Ярандая. Еще в пути Ярандай догнал атамана, поравнялся с ним стремя в стремя, сказал зло:

— Ну что, дурак, большая башка, теперь мне веришь?

— Теперь верю.

— На старицы за мной пойдешь?

— Я-то тебе зачем нужен?

— Уй-юй, шайтаново семя. Ничему не верит. Если я

один уйду, мурза скажет: «Почему ты, местный человек,

заблудился, а кузнец, чужой человек, не заблудился?» Что я отвечу? Шею под саблю подставлю, да?

— Ладно. Иди вперед. Я за тобой.

Когда Аббас пошел на третий заход, люди Ярандая двинулись к реке и утонули в снежной мгле. Илья повел ватагу следом. Охотники спустились на лед и сразу свернули налево. С крепости редко постреливали пищали, потом и их стало неслышно. Ярандай уводил людей из боя, на старые русла реки. Илья дошел по их следу до моста и повернул направо. Поднял по крутому берегу и повел ватагу в чернеющую недалеко рощу.

Густо валил снег, темень покрыла землю.

Мурза Аталык грыз кончики усов. Где и когда согрешил он? Почему аллах всякий раз, как мурза идет на дело, посылает на него облака беды? В прошлый раз на реке Студенке он послал на ночную аемлю темные облака, и мурза не заметил засады. В эту ночь аллах послал густой снегопад. Ведь с вечера небо было совсем чистым. Подскакал Аббас. Мурза спросил:

— Демерджи на стены полез? Ярандай не струсил?

— Ушли на лед, великий. Дальше ничего не видать. Снег густой...

— Но послушать ты мог?

— И не слышно ничего. Будто на небесах белых овец стригут, все окутано шерстью.

Подскакал воин из ертаульной сотни, прокричал:

— С лесной стороны на стенах русских, нету!

— Где они?

— Наверно, к реке бросились. Там сотник Нургали видел, как Демерджи свою ватагу на крутой берег поднял.

— Пора, могучий.

Мурза провел ладонями по щекам, выхватил саблю и бросил коня в сторону темнеющих западных ворот. За ним ринулись, вздымая тучи снега, конные сотни. Ни одного человека не встретил на пути- мурза, ни один выстрел не раздался, не прозвучал пи один голос. Аталык достиг сте- * ны крепости, ров около нее еще не успели выкопать, помчался вдоль ошкуренных бревен к воротам. Но что это?! Ворота раскрыты настежь, створы медленно покачиваются от ветра, скрипят несмазанные петли. Аталык осадил коня, поднял руку. Сзади него, как в половодье, забурлила конная лавина.

— Назад! — крикнул мурза. — Это ловушка!

И сразу пришло решение: надо скакать вдоль стены на южную сторону крепости, откуда ведет левый обход сотник Нургали, надо предупредить его и вывести войско из-

под удара русских, который они, конечно, приготовили в лесу- Надо сохранить конников и завтра повторить набег.

Сотника Нургали мурза встретил на берегу какой-то речонки. Тот крутился на коне, выискивая дорогу. Увидев мурзу, он принял его за врага, выхватил саблю. Мурза подал знак рукой, сотник, бросив саблю в ножны, подскочил к нему, осадил коня.

— Где русские? — крикнул он. — Южные ворота открыты, в городе их нет.

— В лесу! Ты почему задержался?

— Куда идти — не знаю. Наткнулся на ватажников, думал, стрельцы. Они на стены не пошли, по лесу разбежались! Только время зря потерял.

— Остановиться надо!

— Может, город занять? Он пустой.

— Русские только этого и ждут. В тесноте на конях мы не воины! Пошли разведку в лес.

Нургали отъехал, мурза стряхнул снег с плеч, с шапки, дал знак сотням, чтобы те рассредоточились по обе стороны от него. Нургали долго не возвращался. Уходило время. Внезапные обходы, как удары плетью, не удались. Сначала пришла мысль прекратить дело, отойти за реку — ночью только нежданные набеги хороши. Он совсем было решил дождаться дня, но подскочил Нургали и сказал, что разведчики в лесу нашли русских и широкую дорогу, протоптанную при отходе в лес.