Лодки уходят в шторм

"Попрошайки" не толкались на базаре и перед лавками со съестным — они держались ближе к казармам, сторожевым постам и покинутому владельцем двухэтажному особняку, обнесенному высокой кирпичной оградой. В этом особняке располагался штаб муганской белогвардейщины.

Ребята пошли вдоль ограды, высматривая, где бы подступиться к ней. Завернули за угол, в глухой тупик. В одном месте над оградой протянулась ветвь яблони, усыпанная крупными желтыми плодами.

— Во, тут и полезем! — обрадовался Яша. — Становись!

Сергей подошел к стене, уперся руками в нее. Яша вскочил ему на плечи, хотел подтянуться, но кончили пальцев едва коснулись листвы.

— Скоро ты? — От натуги лицо Сергея налилось кровью.

— Сейчас, сейчас! — Яша подпрыгнул, ухватился за ветку и повис, раскачиваясь над землей.

Два-три яблока с глухим стуком упали к ногам Сергея.

"Как бы не плюхнулся", — беспокойно следил он за Яшей. Тот передвигался по раскачивающейся ветви, как акробат под куполом цирка, и наконец забросил ноги на кромку стены, удобно уселся.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Сергей.

— Чего, чего! Контры! — шепотом ответил Яша. Сорвал яблоко, бросил Сергею: — Лови! — Сорвал другое, смачно надкусил его и перебрался на другую ветвь. Теперь густая крона скрывала его от посторонних глаз, а он видел весь двор как на ладони.

В дальнем углу пушкари чистили стволы двух полевых орудий.

Посреди двора стояла телега со старым солдатским обмундированием. Каптенармус, окинув взглядом новобранцев — а их толпилось рядом десятка два, — совал каждому в руки гимнастерку и штаны.

Немолодой капрал муштровал неловких крестьянских парней, переодетых в солдатское, двор оглашали громкие команды: "Коли!", "Руби!", "Ложись!", "Бегом!"…

Сергей ходил по тупику до угла, поглядывая в обе стороны тихой улицы.

Вдруг со двора до него донесся чей-то строгий окрик:

— Ты зачем туда полез, паршивец?

И голос Яши:

— А чего, чего! Яблок нарвать. Жалко, что ли?

— А ну слазь! Слазь, тебе говорят!

Сергея будто кипятком обдало: "Влип Яшка!" Минуты две он растерянно смотрел на дерево, надеясь, что вот-вот появится Яшка. Потом сорвался с места, подбежал к воротам и принялся барабанить кулаками:

— Откройте, откройте!

Калитка отворилась.

— Тебе кого, малец? — оглядел его часовой.

— Пусти! — Сергей пытался прорваться во двор. — Братишку моего, за что зацапали братишку?

— Какого такого братишку? Ступай вон отсюда! — Часовой захлопнул калитку.

Сергей не угомонился: пусть и его хватают, а Яшку он не бросит одного! Он до боли в руках колотил по калитке, но она больше не открылась. Сергей в отчаянии сел под оградой: "Как я теперь вернусь один?"

Вдруг калитка распахнулась, и со двора пробкой вылетел Яша. Вытянув руки, он пробежал несколько метров и едва удержался на ногах.

Сергей кинулся к нему:

— Яшка!..

— У, контры! Гады ползучие! — клокотал Яша, потирая одной рукой лоб, а другой — зад. На его щеке горел багровый след оплеухи.

— Лупили? — участливо спросил Сергей.

— Ничего, ничего, ничего, — затараторил Яша. — Идем, Сережа, идем!

Тем же кружным путем ребята вернулись в Привольное и обстоятельно рассказали Ломакину и Матвееву все, что видели.

Сомнений не оставалось: беломуганцы готовились к бою.

— Видите, а вы говорите: "Авось не сожрут", — упрекнул Ломакин Матвеева. — Мало им в Ленкорани надавали. Не мы их, так они нас разобьют. Выступать надо, пока не поздно, — настаивал он, хотя не знал истинных планов пришибян.

— Ну, так тому и быть, — заключил Матвеев, — завтра пошлем с Ниной ультиматум. А ты, Сергей, пойдешь в Ленкорань…

Прослышав о возвращении ребят, Нина ждала их во дворе и сразу кинулась к Сергею.

— Ну что, нашел?

— Не… Вообще-то видел одного типа. Да черт его знает, он или не он. Походка вроде его: идет, переваливается, как гусак. А вот лицо… не разглядел.

— Гусак! Сам ты гусак! — разозлилась Нина. — Не мог толком разглядеть, что ли?

— Ну не мог! — обиделся Сергей. — Вот завтра, Матвеев говорил, пошлют тебя, ты и разглядывай бородачей.

— Правда? — Нина на радостях порывисто схватила голову Сергея, звучно поцеловала в щеку. — Ой, только бы послали! Я найду его, чует мое сердце, найду… Ну, чего глаза вытаращил? — засмеялась Нина. — Никогда не целовался с девчонками?

— Не… — наморщив в улыбке нос, признался Сергей.

— Ладно, научу после! — Нина махнула рукой и убежала.

Ставни высоких окон были прикрыты, в комнате царил прохладный полумрак, и только косые полосы солнечного света, пронизывая извивы табачного дыма, падали на паркет и круглый стол, за которым четверо молодых мужчин играли в преферанс. Сидели они по-домашнему: кто в майке, кто вовсе голый по пояс. Игра, судя по всему, шла с ночи: часть стола занимали хрустальное блюдо с абрикосами и сливой, ведерко с бутылкой шампанского, хрустальные фужеры и подсвечник с тремя оплывшими свечами.

Неслышно вошел солдат-вестовой, не спеша подобрал с иолу порожние бутылки, высыпал окурки в корзину и, ставя пепельницу на стол, как бы нехотя сказал:.

— Ваше благородие, там вас девка домогается.

— Какая еще девка? — не оборачиваясь, спросил Хошев.

— А это забавно! — оживился падкий на женщин Иванов, тот самый, что упустил на Форштадте своего брата и Горбунова. — Сейчас бы в самый раз…

— Хе, на коровьем реву, как говорится, — осклабился солдат, но тут же согнал улыбку с лица. — А кто ее знает? Командующего требует. Говорит, парламентерша.

— Парламентерша? Из Ленкорани? — насторожился Хотев.

— А кто ее знает? Говорит, принесла это… фу, господи прости, утьюматом.

— Ультиматум?! — Хошев переглянулся с начальником штаба Могилевским и начальником контрразведки Пирумовым. — Где она?

— Да где ж ей быть? Во дворе.

Офицеры подошли к окну, открыли ставни. Внизу, среди гогочущих солдат, неподвижно стояла и озиралась по сторонам девушка в коротком линялом платье и старых солдатских ботинках. В правой отстраненной руке она держала камышовый прут с привязанным к нему белым носовым платком.

Хошев нахмурился. Его оскорбило, что парламентером прислали какую-то девушку-подростка. Он взглядом спросил Пирумова, знает ли он ее? Тот пожал плечами.

А Иванов оживился еще больше:

— Ба! Да это ж сама Жанна д’Арк! Хошев, тебе не кажется…

— Перестань, Виталий! — перебил его Хошев и бросил вестовому: — Зови!

— Однако оденемся, господа: дама! — предложил Иванов.

Вестовой ввел Нину с белым "флагом" в руке. "Лишь бы не оробеть, лишь бы не оробеть", — твердила Нина, чувствуя себя как на пытке под взглядами офицеров, и нарочито вызывающе спросила:

— Который тут главный?

— Допустим, я, — чуть поклонившись, презрительно усмехнулся Хошев. — С кем имею честь?

— Комитет военно-революционной обороны Мугани предлагает вам сложить оружие. На размышление дается три часа, — выпалила Нина заученную фразу.

Хошев побледнел от гнева, протянул руку:

— Давай!

Нина огляделась, не зная, куда деть флаг, положила его на стол, поставила ногу на стул, расшнуровала ботинок, вытащила из него сложенную бумагу. Хошев брезгливо взял ее, развернул, стал читать вместе с Могилевским. Тем временем Иванов полюбопытствовал:

— Вы большевичка?

— Ну, большевичка. А вам-то что?

— Чекистка, скорее всего, — зло глядел на нее Пиру мои.

Хошев передал ему ультиматум.

— Твое счастье, что ты девчонка! — сузил глаза Хошев. — Я б научил тебя, как разговаривать со старшими.

Нина съежилась под холодным блеском его глаз.

— Если я не вернусь через три часа, они откроют огонь, — предупредила она и добавила: — Пришиб окружен нашими.

Хошев метнул взгляд на Пирумова, сказал Нине:

— Вернешься. — И вестовому: — Запри ее пока, а сам скачи за Алексеевым. Да, и найди Жабина. Он где-то здесь ошивается.