Страшный Тегеран

Тут Сиавуш вытащил из кармана письмо Фероха и подал Ф... эс-сальтанэ.

Ф... эс-сальтанэ прочел письмо и рассмеялся. Потом он передал письмо Али-Реза-хану. Тот прочел и передал Али-Эшреф-хану.

Все смеялись.

Али-Реза спросил:

— И что же вы ответили этому сумасшедшему?

— Да только ответил, что вы, мол, сумасшедший.

Этот ответ Сиавуша вызвал у всех «браво». Все единодушно решили признать Фероха сумасшедшим. Если бы при этом присутствовал Ферох, он и вправду сошел бы с ума.

Глава тридцать седьмая

ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА

Когда Шекуфэ сказала Фероху, что Мэин тяжело больна, он страшно встревожился и потребовал подробных сведений. Узнав затем о припадке Мэин во время агда, он не мог уже больше оставаться у Шекуфэ. Простился и вышел.

Шекуфэ сказала ему, между прочим, что Мелек-Тадж-ханум иногда уезжает в город из Шимрана. И у Фероха появилась новая мысль. Ведь он уже три месяца не видел Мэин, — с той ночи, в Эвине. Ферох решил, что завтра или послезавтра, когда он удостоверится, что Джавада выпустили, он отправится в Шимран, поселится в Джафарабаде, выждет, когда Мелек-Тадж-ханум выедет в город и, так или иначе, добьется свидания с Мэин.

Он пошел домой.

Все было спокойно. Только, когда он проходил через перекресток Гасанабад, он увидел каких-то странных людей в изодранной одежде, которые парами шли по направлению от Казвинских Ворот к площади Тупханэ. Их окружали несколько жандармов, а сбоку медленно ехал верхом офицер.

Ферох спросил кого-то из прохожих:

— Кто они такие? В чем дело?

Прохожий ответил:

— Разве, ага, вы не читали в газетах? Это партия пленных с севера. Их отправляют в Келат.

Фероху было глубоко жаль этих людей. При виде их грязных рубищ у него щемило сердце. Он спрашивал себя: «Кто виноват в их несчастьях? И почему схвачены только они, в то время как истинные виновники остаются в безопасности?»

Он медленно отправился домой. Дома он застал няньку в величайшей тревоге. При виде его она вскрикнула от радости:

— Слава богу, ага, вы пришли! Вы не знаете, как я о вас беспокоилась. Не знаю почему, мне все казалось, что с вами случилось какое-то несчастье.

Ферох, смеясь, успокоил ее:

— Пустое воображение. Ничего со мной не случилось!

Проснувшись утром, Ферох сидел у себя дома и думал о предстоящей поездке в Шимран и свидании с Мэин, когда вдруг сильно застучали в калитку. Во двор быстро вошел Ага-Шейх-Мохаммед-Керим. Наблюдая за ним из окна, Ферох понял, что он явился за остальными ста туманами.

Через минуту Шейх-Мохаммед-Керим, не спрашивая разрешения войти, вбежал в комнату и, поздоровавшись и наскоро осведомившись о здоровье, сказал:

— Слава богу, ага, тот человек освобожден из рук этих безбожников.

— Как! — воскликнул Ферох. — Я его еще не видел.

— Вчера, приблизительно перед закатом солнца я сам отнес письмо в назмие. Раис был в учреждении. Как только он ознакомился с письмом, он сильно встревожился. Говорит: «Почему мне до сих пор не сказали, что этот арестованный связан с хезрет-э-ага?» Позвал начальника тюрьмы. Напустился на него. Начальник тюрьмы говорит: «Да ведь это тот самый арестованный, насчет которого господин Ф... эс-сальтанэ вам специально записку прислали, чтобы его наказать». Раис отвечает: «Что такое записка господина Ф... эс-сальтанэ в сравнении с повелением хезрет-э-ага. Сейчас же выпустите его». Но так как Джавад после плетей был совсем болен, то вчера взять его не удалось. Но как только он узнал, что освобожден, сейчас же заявил, что на другой день он во что бы то ни стало выйдет. Сегодня рано утром я снова пошел в назмие, зашел к нему в больницу и сообщил, что хезрет-э-ага, узнав через вас, что с ним случилось, принял меры к его освобождению. А через четверть часа я отвез его домой. Раис от страха даже дрожки велел нанять, совсем больного отвез.

Ферох спросил:

— Значит, я могу быть спокоен? Джавад на свободе?

— Да.

Шейх-Мохаммед-Керим хотел поклясться, но Ферох остановил его и быстро выложил перед ним остальные сто туманов.

Взяв деньги, Ага-Шейх-Мохаммед-Керим простился и ушел.

Ферох по лицу его видел, что шейх не лжет и что Джавад действительно спасен. Он чувствовал себя немного спокойнее. «Джавад спасен, обручение Мэин расстроилось, — говорил он себе, — сам бог оказывает мне помощь».

Через час Ферох вышел из дому и тихо пошел в южную часть города. Он шел чуть не целый час, миновал центральные улицы, Хиабан Насерие, базар у городского рва, большой базар и, пройдя еще двадцать-тридцать разных улиц и переулков, добрался, наконец, до калитки дома Джавада, которую тот когда-то ему показал.

В эти три месяца Ферох не оставлял семьи Джавада и каждый месяц через Баба-Гейдара посылал его матери жалование Джавада.

Открыла жена брата Джавада.

— Скажите Джаваду, что Ферох пришел его повидать,— сказал Ферох.

Женщина ушла и затем, вернувшись, пригласила его войти.

Войдя, Ферох увидел маленький дворик, на северной стороне которого стоял дом с надстройкой в виде мезонина над крышей. В этом-то мезонине в двух комнатках и жили Джавад с матерью. Воздух внутри двора был плохой. Вода в хоузе, которая доходила только до половины, зацвела зеленью, на ней плавали мыльные пятна и еще какая-то грязь.

Опустив голову, Ферох шел за женщиной. Миновав с десяток поломанных ступеней, они выбрались на крышу дома, а оттуда вошли в комнату. Комната эта была тоже крошечная. Войлочная подстилка, на которой лежала скатанная постель, покрывала только половину земляного пола, другая половина была голая.

На полу, на рваном одеяле, Ферох увидел изможденное, худое, едва живое человеческое существо.

Ферох узнал Джавада. Но разве это был тот полный силы и отваги крепыш Джавад, которого он знал три месяца назад?

Джавад не мог пошевелиться. Он был почти в параличе и почти слеп. От сырости тюрьмы он заболел ревматизмом, а от темноты у него ослабело зрение.

Ферох подошел ближе, всмотрелся. Лицо Джавада было желтое, похудевшие руки его были, как палочки, глаза казались подслеповатыми, а под кожей лица выступали кости. На него было страшно смотреть.

Ферох тихонько его окликнул. Джавад поднял голову. Всмотревшись, он узнал Фероха и тихо, сдавленным голосом сказал:

— Для этого-то вы меня к себе на службу взяли? Для этих мучений?

В эту минуту в комнату вошла мать Джавада и поставила перед ним чашку с лекарством. Взгляд ее встретился с взглядом Фероха.

— Нечего сказать, ага, хорошо вы позаботились о моем сыне, — сказала мать.

Что сделалось с Ферохом?

Эти две, полные укора фразы чуть не разбили Фероху сердце. Чем он мог утешить и подкрепить их и себя? Он мог только плакать. И он заплакал. Подняв с грязной подушки голову Джавада, он положил ее к себе на колени. Слезы лились из его глаз.

— Я не виноват. Я старался изо всех сил, но враг был сильнее.

Мать поняла это и больше не терзала ему сердце упреками. Джавад иногда принимался рассказывать, что с ним было. Так прошло около двух часов.

Вдруг взгляд Фероха упал на спину Джавада, и он увидел, что она вся изранена и сочится кровью.

Казалось, последние остатки веры в человечество исчезали из сердца Фероха. Он говорил себе: «Если людям так нравится истреблять и мучить друг друга, с какой стати я и такие, как я, будем против этого бороться? Мы тоже должны идти этим путем и, когда придет время, предать их жестоким мукам».

Странно блестели при этом его глаза. Ферох дал клятву страшной мести.

Простившись и обещав прийти еще, узнать о здоровье Джавада, Ферох пошел домой. Джавад, почти слепой, с больными ногами, едва живой от слабости, не выходил у него из головы, и в безумном гневе против всего мира и против живших в мире людей Ферох всю дорогу думал о мести. К несчастью, мысль его не могла указать ему никакого пути, которым можно было бы достигнуть этой великой цели.

Тотчас же по приходе домой Ферох взял у няньки свой дорожный саквояж и положил туда необходимые вещи: полотенце, щетки и гребень — он решил в этот же вечер ехать в Шимран.