Бездна (Миф о Юрии Андропове)

— То есть здесь замешана дочь Брежнева? — вырвалось у меня.

О пристрастии Галины Леонидовны к бриллиантам и прочим драгоценностям знала, как любит выражаться Вика, «вся Москва». Да и я сам имел возможность убедиться в этом… Но прочь, прочь это фантастическое воспоминание! Потом…

— «Бриллиантовое дело» и Галина — понятно,— сказал я, проглотив нервный комок, застрявший в горле.— Но при чем тут Цаган?

— Андропов поручил вести это дело, когда на него вышли люди Шестого управления КГБ, своему первому заму, и тот не знал, к кому ведут нити этого дела…

— А Андропов знал? — перебил я.

— Допускаю, знал.

— Ну и?…— торопил я.

— Я могу только предполагать,— сказал журналист «Вечерней Москвы».

— Конечно, знал! — рявкнул художник-абстракционист. Он слегка расслабился за рулем: черная «Волга» осталась далеко позади, мы теперь медленно плелись, зажатые со всех сторон, впереди смутно маячило высотное здание Министерства иностранных дел Советского Союза, еще несколько минут — и мы на Садовом кольце, а там до нашей цели рукой подать.

— Так все-таки, Коля,— настаивал я,— знал Андропов или не знал?

— Потерпи. Мы тебе в Доме журналистов подготовили встречу с одним… Сам понимаешь, с кем. У него, думаю, информация на сей счет конкретная. Только уж извини: эти субъекты — не мы. У них незыблемое правило: «наш товар — ваши бабки».

— Это мне известно,— усмехнулся я.

При развороте на Садовое кольцо мы попали в пробку. Снег за окнами «Москвича» валил не переставая.

— Тогда что-нибудь о личности Сергея Кузьмича Цагана,— попросил я.— Интеллект, пристрастия, пороки. Портрет, наконец.

Вика засмеялась.

— Ты что? — спросил я.

— Так… Ладно, начнем с интеллекта. Сергей Кузьмич, помимо служения родине на невидимом фронте, не менее страстно служил музам.

— То есть? — не понял я.

— Он литератор, «пи-са-тель». Сочетал службу в органах с писанием романов на военную тему. Штук пять, наверно, накропал. Я не читала, названий не помню. Заглянула однажды в один, в журнале «Знамя» публиковали,— через пятнадцать минут бросила. Тупая солдафонская графомания. И еще он сценарист, по его сценариям несколько фильмов снято, тоже на военную тему. Подожди… Два помню. «Фронт без флангов», «Фронт за линией фронта».

— Не фильмы — дерьмо,— сказал наш водитель,— Бредятина.

Мы наконец поехали и выбрались на Садовое кольцо.

Я взглянул на часы — было двадцать две минуты одиннадцатого.

«Полный цейтнот,— подумал я.— Не успею. Ничего. Посидит Гаррисон в редакции час, ничего не произойдет. В Штатах рабочий день только начинается».

— Свои романы он подписывает… подписывал,— поправилась Вика,— собственным именем, а сценарии — псевдонимом «С. Днепров». И еще у него псевдоним есть — «С. Мишин». Под ним он скрывался в качестве консультанта от КГБ в титрах фильмов о наших славных чекистах. Вот такой всеядный джентльмен.

— Скотина,— процедил сквозь зубы Гарик Сапунов.

— О покойниках или ничего, или хорошо,— сказал Николай Кайков. Он все-таки закурил свою очередную сигарету.

В машине дышать было нечем. Я чуть опустил стекло — вместе со струей свежего воздуха — если можно так назвать часть воздушного океана на Садовом кольце Москвы,— в салон «Москвича» залетел рой снежинок. (До революции по обеим сторонам Садового кольца,— мне рассказала об этом мама Вики Мария Филипповна,— росли вековые липы.)

— Так что наш герой был вхож в московскую богему. В ЦДЛ и ЦДРИ, в Домжуре свой человек. Правда, у него, как говорится, своя компания… Фу-ты, черт! Была своя компания. Ну, а пороки, как ты говоришь,— выпить не дурак, знал толк в лучших отечественных и французских коньяках, девочками, несмотря на свои годы, увлекался. Что еще? Охота со всем подобающим антуражем для избранных его ранга. Да! Чуть не забыла. Страстный преферансист. И игру любил по крупным ставкам. Словом, чекист азартный. А портрет…— Вика опять как-то странно засмеялась,— Ты что, не помнишь? Ведь тебя с ним знакомили. Ну, ну! Напрягись. Или ты совсем обалдел в той антикварной квартире от экстравагантной дамы, ее фактической хозяйки? И забыл о тучном пожилом господине в добротном английском костюме и галстуке бабочкой? Он еще предложил тебе быть четвертым в партии преферанса…

— Это был он?! — ахнул я.

— Да, это был он. Его Леонид Ильич приставил к необузданной дочке, приглядывать по-родственному, если возможно, удерживать ее… Как сказать? Удерживать в утолении страстей.

Я молчал, совершенно ошарашенный. Надо же! Нет, от фантастического воспоминания не отделаться…

…Когда это было? Кажется, летом прошлого года. Или осенью? Да, осенью: бульвары и скверы Москвы сбрасывали листву, багряно-желтую, бледно-желтую. Дворники листья сгребали в огромные кучи и поджигали. Пахучий дым, лиловость московских улиц, полуобнаженные деревья Гоголевского бульвара (наше частое место встреч — выход из метро «Кропоткинская». Вика живет рядом, на Сивцевом Вражке). Да, я люблю столицу России.

В тот осенний день мы спешили в концертный зал гостиницы «Россия». Добирались подземкой. Мой «мерседес» был на профилактике.

— Идем на Роберта Янга! — торжествуя, сказала мне Вика по телефону.— Билеты достала по великому блату. У Янга всего два концерта в Москве.

Благодаря Вике я всегда в курсе концертно-музыкально-театральной жизни Москвы. Да и художественной тоже. Моя русская избранница таскает меня в театры на самые крамольно-знаменитые спектакли, на выступления лучших симфонических оркестров страны, на концерты местных и заезжих знаменитостей, на художественные выставки, вернисажи, часто полуподпольные (на одном из них я познакомился с Гариком Сапуновым).

Но я не особый любитель современной эстрадной музыки, всех этих групп, ошеломляющих зал грохотом своих инструментов, световыми эффектами, заводящих слушателей бешеным ритмом. Очевидно, эта музыка молодых — способ их самовыражения. А когда тебе тридцать четыре… Впрочем, Вика — а ей двадцать девять,— заводится, как говорят в России, с полуоборота, беснуется с восемнадцатилетними юнцами и девицами на равных, входя, как мне кажется, в опасный экстаз, явно получая удовольствие от этого состояния. Она на глазах превращается в совсем молоденькую девушку, и окружающая публика вокруг Вики, в такт приплясывающая, размахивающая руками, подпевающая, принимает ее за свою. И я любуюсь в таких случаях Викой. Собственно говоря, на подобные концерты я и хожу с этой тайной целью: любоваться своей женщиной во время эстетического экстаза.

Концертный зал гостиницы «Россия», один из самых престижных в Москве, был заполнен до отказа, и здесь была конечно же «вся Москва». Вика показывала мне знаменитостей, многих из которых я уже визуально знал.

Наши места оказались в четвертом ряду, чуть правее сцены.

Началось первое отделение. Роберт Янг и его группа мне понравились. В его песнях, в их оранжировке присутствовал некий академизм, зрителям оставлялись…— как точно сказать? — мгновения для размышлений, ассоциаций. Наверно, так.

Постепенно, после четвертой или пятой песни, зал начал заводиться.

И тут я обратил внимание на зрителя во втором ряду, занимавшем место в самой его середине. Он просто не мог не привлечь внимания. Я заметил, что и окружающие больше смотрят на него, чем на сцену. Некоторые женщины перешептывались, и на их лицах я видел восторг, смешанный с непонятным страхом.

Это был молодой человек лет тридцати, стройный, картинно красивый, со смуглым, пожалуй восточным, лицом, к густым, слегка вьющимся волосам давно не прикасалась гребенка, и эта небрежность, как бы невнимание к своей внешности придавали ему особый шарм. Иногда он оборачивался, кому-то знакомому или знакомой улыбался, и все видели его ослепительно белые зубы, зеленоватые живые глаза, полные огня и движения. Но больше всего меня поразила рубашка этого джентльмена. На нем была черная шелковая рубашка с открытым воротом, отороченным множеством драгоценных камней. Я не особый знаток, но рубины и бриллианты определил сразу.