Q

Я прислоняю его к стене и отдаю распоряжение нашим защитникам: пусть свяжут его, если он попытается проделать это снова.

Солнце заходит за колокольней собора. Собаки гложут кости теленка, сваленные громадной кучей в центре площади. Я установил очередность смены охраны баррикад: через каждые два часа, чтобы все могли немного поспать. Женщины устроили походные постели из всего, что нашлось под рукой, и жгли костры всю ночь. Холод сильный: кое-кто предпочел крышу над головой. Однако все решительно настроенные остались — это люди, на которых можно рассчитывать.

Мы греемся у костра, завернувшись в одеяла. Неожиданная суматоха на баррикаде, закрывающей площадь с юга, заставляет нас вскочить на ноги. Патрульные ведут к нам парня лет двадцати, вид у него испуганный, дышит тяжело.

— Он говорит, что служит у советника Палькена.

— Сенатор и его сын… их увели, они были вооружены… я ничего не мог сделать… Вердеманн… И бургомистр Юдефельдт был там, они их взяли…

— Спокойно, переведи дыхание. Кто это был? Сколько их?

Мальчишка обливается потом, я посылаю кого-то принести одеяло. Его взгляд мечется по нашим лицам, от одного к другому, я протягиваю ему чашку дымящегося бульона.

— Я служу в доме советника Палькена. Полчаса назад… с дюжину вооруженных людей ворвались туда. Их возглавлял Юдефельдт. Они силой вынудили советника с сыном пойти с ними.

— Чего они хотели от Палькена?

Книппердоллинг разъярен:

— Это один из немногих наших сторонников в магистрате. Вердеманн, Юдефельдт и все остальные лютеране ненавидят его.

Ротманна это не убеждает. Зачем нужно было устраивать вооруженное нападение? В Убервассере лютеране неуязвимы. Потом — паника в глазах Ротманна.

— Ключи!

— Что?

— Ключи, Палькену отданы на хранение ключи от северо-западных ворот города.

— Да, да. — Слуга отрывается от чашки с бульоном. — Им нужны были именно ключи!

— Гресбек, карту!

С помощью Книппердоллинга развертываю ее при свете костра. Фрауэнтор и Юдефельдертор — ворота за Убервассером, дорога на Анмарш.

— Они хотят впустить сторонников епископа в город.

Дело оборачивается хуже некуда.

Это явно читается на лицах всех и каждого. Заперты на узкой рыночной площади, отрезаны от противоположного берега Аа, где лютеране совершают мерзкое преступление, планируя уничтожить нас. Может быть, стоит предпринять вылазку? Уйти из этой клетки и сломя голову броситься в совершенно непредвиденную атаку на Убервассер? Весь город накрыла невероятная тишина: все, кроме противоборствующих сторон, заперлись в своих домах. Молча сидеть вокруг мерцающих костров в ожидании неизвестной и неминуемой участи… Кто придет в город? Три тысячи наемников фон Вальдека? Его передовой отряд, чтобы разбить нас еще до рассвета? Эта ночь даст ответы на все вопросы.

Книппердоллинг в ярости:

— Круглые идиоты! Разбогатевшие хамы! Я помню все эти красивые речи против епископа, против папистов, всех, кто трепался о муниципальных свободах, об обновленной вере… Попробовали бы они сказать мне в лицо, что собираются продаться епископу за горсть монет! Мы изгоняли епископа все вместе! Хочу сказать тебе, Герт, вплоть до вчерашнего дня никто и подумать не мог, что они сами передадут город в руки наемников. Пусть эта свинья Юдефельдт прямо скажет мне, что ему пообещал фон Вальдек! Предоставь мне эскорт, Герт, я хочу переговорить с этими негодяями!

Редекер качает головой:

— Ты сошел с ума. Их слова ничего не стоят, они думают только о собственных кошельках, это ты будешь идиотом, если потратишь время на болтовню с ними.

Вмешивается Ротманн:

— Возможно, и стоит попытаться. Но не надо идти на бессмысленный риск. Возможно, они не так сплоченны, как кажется. Возможно, они чертовски напуганы…

Посылаем два отряда. Один направляется к Фрауэнтору на юг, потом поднимается на крепостную стену — десять призраков сливаются в одно целое. Редекер — в противоположном направлении, к Юдефельдертору.

Никаких личных инициатив или бессмысленных атак — пока не стоит… Наблюдать за воротами, попавшими им в руки, контролировать любые передвижения: в город и из него. Попытаться, исходя из их действий, определить будущее. Перед обоими отрядами поставлена задача — произвести разведку и оставить наблюдательные посты на дороге к Убервассеру: чтобы мимо них и муха не пролетела и чтобы они могли в любой момент отправить курьера с новостями.

Вместе со мной эскортировать главу гильдии ткачей отправляется человек двадцать, почти все — мальчишки лет шестнадцати—семнадцати, но храбрости им не занимать, и глаз у них острый.

— Ты боишься? — интересуюсь у обладателя едва прорезающихся усов.

Он с трудом выдавливает из себя слова хриплым после пробуждения голосом:

— Нет, капитан.

— Каким ремеслом занимаешься?

— Я помощник лавочника, капитан.

— Отставить капитана, как тебя зовут?

— Карл.

— Карл, ты быстро бегаешь?

— Резвее зайца.

— Прекрасно. Если на нас нападут, меня ранят и ты увидишь, что дело плохо, не теряй время, пытаясь вытащить меня, а беги быстрее ветра поднимать тревогу. Все понял?

— Да.

Книппердоллинг, взяв с собой троих из своих людей, выдвигается вперед с белым флагом, символом перемирия. Мы следуем за ним в нескольких десятках шагов позади.

Глава ткачей уже у монастыря — он просит выслать парламентариев для переговоров. Мы останавливаемся, немного не доходя до церкви Святого Николая: пули в стволах, пращи готовы выпустить камни. Из Убервассера — никакого ответа. Книппердоллинг подходит ближе.

— Ну, Юдефельдт, давай выходи! Бургомистр недоделанный, вот как ты собираешься защищать город?! Похищаешь советника, чтобы открыть ворота фон Вальдеку? Город хочет знать, почему ты решил обречь всех нас на смерть. Выйди и объяснись по-человечески!

Кто-то подает голос из окна:

— За каким хреном вы приперлись, анабаптистские свиньи?! Привели к нам кого-то из своих шлюх?

Книппердоллинг трясется, потеряв терпение:

— Сукин сын! Это твоя мать была шлюхой!

Он подходит еще ближе. Слишком близко…

— Ты объединился с папистами, Юдефельдт, с епископом! Что за мерзость втемяшилась тебе в голову?!

Вернись, идиот, ну же, не подходи так близко.

Ворота распахиваются, оттуда выскакивают с десяток вооруженных людей и наваливаются на него.

— Вперед!

Мы бросаемся в атаку, Книппердоллинг, страшно ругаясь, отбивается, его держат четверо. Они отступают, а мы обстреливаем их из пращей и арбалетов. Раздаются первые выстрелы аркебуз, у нас несколько раненых — стреляют из башни. Ворота вновь захлопываются, а мы остаемся без прикрытия и, нарушив боевое построение, в беспорядке разбросанные по площади, ведем ответный огонь под несмолкающие крики Книппердоллинга и грохот выстрелов аркебуз. Нас жестоко обманули. Ничего не поделаешь, надо отступать, подобрав раненых.

Я отдаю приказ:

— Отходим! Отходим!

Сквернословие и богохульства немного скрашивают нам дорогу к рыночной площади.

Нас жестоко обманули, мы по уши в дерьме. Перелезаем через наши баррикады и располагаемся на ступенях Святого Ламберта, взбудораженные, орущие, ругающиеся — все собираются вокруг нас толпой. Мы кладем раненых на землю, доверив их женщинам, известие о захвате Книппердоллинга распространяется немедленно… Вместе с озлобленным ревом.

Ротманн подавлен, Гресбек, напротив, сохраняет спокойствие, он приказывает удерживать позиции — важно не дать распространиться панике.

Я разъярен — чувствую, как бурлит кровь, как пульсируют вены в висках. Мы тонем в дерьме и не знаем, что делать.

Гресбек трясет меня за плечи:

— Редекер вернулся.

Он тоже вымотан до смерти: лицо мрачнее тучи.

— Они в городе. Их не больше двадцати… несутся бешеным галопом… рыцари фон Вальдека.

— Ты уверен?

— Я видел доспехи, их поганые гербы. Бьюсь об заклад, и эта свинья фон Бурен с ними.