Даниил Московский

Опасался князь Андрей, что оговорит его переяславец перед Тохтой.

Неделю затратили гридни, ан не догнали, налегке шёл князь Иван, без обоза, дары везли на вьючных конях. Признав о том, великий князь спешно стал готовиться ехать в Орду, и коли не опередить переяславца, то хотя бы не отстать намного.

Отправились тоже неотягощённые, одвуконь. Великого князя сопровождали три десятка гридней и боярин Ерёма. С большой дружиной русским князьям в Орду дорога заказана. Одному Невскому дозволялось ханом Батыем брать с собой до тысячи гридней. У Мурома по наплывному мосту перебрались на правый оберег Оки, выехали в степь. Ржавая дорога оборвалась за сторожевыми курганами. Остались позади редкие берёзы, кустарники. Впереди, да самой столицы Орды Сарая, степной путь...

В раннюю весну степь дивная, в цветении, воздух настоян на разнотравье. Днём путников сопровождало пение жаворонка, а ночами убаюкивал стрекот кузнечиков.

С виду степь пустынна, но она живёт по своим законам, ей только понятным. Бродят по её просторам табуны диких коней — тарпанов, встречались небольшие стада буйволов. Они не страшились редкого в степи человека.

Ночами степь оглашалась волчьим воем. Волки пели свою песню. О чём она?

На привалах князю и княгине ставили шатёр, а гридни коротали время у костров, спали на войлочных потниках, пропахших конским потом.

Анастасия засыпала не скоро. Она подолгу слушала степь и думала о своём, потаённом. Рядом похрапывал князь, но она не любила его, да и было ли когда к нему чувство? А может, разобралась в его коварстве?

С той поры, как её сердцем овладел Любомир, мысли Анастасии были только о нём, ему она принадлежала и душой и телом.

Сладок запретный плод и вдвойне сладок, ибо княгиня видит, что любима. Она замечает, как смотрит на неё гридин, когда подаёт ей коня и держит стремя. Но Анастасия держится с ним холодно, ей ведомо: князь Андрей хоть и не ревнив, но упаси Бог чего заподозрит. Теперь только по возвращении из Орды сможет она уединиться с Любомиром.

По утрам, на заре, зазывно кричали перепела: «Пить пойдём, пить пойдём». Анастасии чудились шаги за стеной шатра, и она знала — это бродит её Любомир. Ей хотелось отбросить полог и оказаться в объятиях гридня, почувствовать его молодые, сильные руки...

Душно в шатре, сквозь плотные войлочные стены слабо проникает прохлада степи. С шумом дышит князь, и Анастасии делается жалко вдруг своей жизни. С той самой поры, как князь Андрей взял её в жёны и привёз в Городец, она поняла всю неправду слышанной часто пословицы: «Стерпится — слюбится...» Нет, с ней такого не случилось. Не могла она не увидеть всю кривду его жизни, как извёл старшего брата Дмитрия, власти алкая, а ныне всех удельных князей принижает, мыслит их земли под себя подмять, готов у хана сапоги целовать, дабы тот ему помогал.

Княгиня брезгливо морщится. Ей припомнился давний разговор с князем:

   — Ты не любишь Даниила, а ведь он брат твой младший, — молвила она.

Князь Андрей хмыкнул:

   — Аль он красна девица, какая любви достойна?

   — Ужли и кровь родная в тебе не говорит?

   — Даниил на пути моём встанет, ему княжество Переяславское покоя не даёт.

Анастасия удивилась:

   — Но Переяславское княжество князя Ивана!

   — Хвор Иван, помрёт, мне, великому князю, а не Даниилу наследовать....

«Лютой ненавистью и алчностью обуян князь Андрей, потому и спешит он к хану на поклон», — думала княгиня.

Не удивилась Анастасия, что согласился князь взять её с собой. В те лета и иные князья, отправляясь в Орду, брали жён, ведь нередко жили в татарской столице годами. Случалось, неженатый князь в Орде женой обзаводился...

И сызнова почудились княгине шаги за стеной. Может, кто из сторожей? Но Анастасии хочется, чтобы это был Любомир... Сомкнула глаза, и предутренний сон сморил её. Но и во сне виделся гридин, шептал ей что-то ласковое, и она тянула к нему руки...

На десятые сутки повстречался татарский разъезд. Конные ордынцы сопровождали русичей до самого Сарая.

Оставив дружину на окраине города, князь с княгиней и несколькими гриднями направились в караван-сарай, там им предстояло жить. По пыльным улицам, где за глинобитными заборами прятались домики, проехали почти через весь город. У самого берега Волги князь остановил коня, указал на большое подслеповатое строение о двух ярусах, обнесённое высокой каменной стеной:

   — Вот и жильё наше, княгинюшка. Небогатое, не палаты княжеские, ан ничего не поделаешь, мы люди подневольные, под ханом ходим. Ну да тут все посольства проживают, какие в Орду прибывают, и гости торговые.

Анастасия и прежде слышала, в каких каморах живут русские князья в Орде, но одно — услышать, другое — увидеть. Стены в каморе голые, в сырых потёках, глинобитный пол выбит, а свет едва проникал в малое оконце под потолком. И ни печи, только жаровня для углей, ни кровати.

Гридни втащили ковёр, раскатали по каморе, потом внесли кованый сундучок с вещами княгини, второй с одеждой князя. Анастасия вздохнула:

   — Не чтут ордынцы князей.

Великий князь промолчал. Он был озабочен. Накануне Тохта покинул Сарай, откочевал в степь и, сказывают, поставил свой шатёр у Белой Вежи, а отъезжая, велел князю Андрею дожидаться его возвращения.

Но не это встревожило Андрея Александровича, а то, что хан взял с собой переяславца...

Великий князь, не теряя времени, принялся обхаживать ханских вельмож, какие могли замолвить за него слово, задаривал их.

Медленно и утомительно потянулись дни. Сначала княгине было любопытно бывать на базарах, где собирался торговый люд со всего мира. Чем только не вели торг! С Руси привозили меха и кожи, холсты и воск; с Востока — пряности и оружие; из стран, что за горбами, сукна и украшения всевозможные. Даже из земель свеев добирались в Сарай гости с броней и иными товарами.

По дувалам развешаны чудесные ковры, пестрят расцветками. Ковры разбросаны по земле, по ним народ топчется, мнёт пыльными ногами, убеждая покупателя в прочности шерсти и вечности красок.

Анастасия бродила по торговым рядам, заглядывала в лавки, видела русских мастеровых, угнанных в неволю. А однажды вышла на рынок, где рабами торговали, и ужаснулась увиденным: детей от родителей отрывали, мужа от жены. Продавали здесь и русичей. Рабов было много, к ним приценивались, ощупывали, заглядывали в зубы, ровно барышники, покупавшие коней.

Горькая мысль овладела княгиней: уж не по вине ли её мужа продают этих русских рабов? Ведь он, князь Андрей, звал на Русь татар, приводил с собой Орду. Татары помогали укрепить ему власть, а потом угоняли в неволю не одну сотню русского люда.

На торгу нелюбовь Анастасии к мужу обратилась в ненависть. Он, Андрей, повинен в страданиях этих русичей. Он наводил на Русь татар, и они жгли и разоряли города и деревни, проливали кровь, угоняли народ в рабство.

Княгиня просила у Господа кары для великого князя за его преступления. Она понимала, что творит грех, ибо с князем Андреем стояла под венцом.

А ещё княгиня Анастасия знала, что даже на исповеди не назовёт имени Любомира. Она покается только на Господнем суде, когда Всевышний призовёт её. За своего гридня она готова нести Божий приговор, каким бы суровым он ни был.

Весна повернула на лето. В один из дней из ханского летнего становища приехал мурза Чета, явился в караван-сарай с повелением хана: князю Андрею возвращаться во Владимир, а с ним поедет мурза и именем хана Тохты рассудит князей по справедливости.

Великий князь на подарки не поскупился, и Чета добавил: хан задержит переяславского князя в Орде, а как долго, ему, мурзе, о том неведомо...

И сызнова стлалась под копытами русичей Дикая степь, днём изнуряя зноем, ночами освежая прохладой.

Вслед за гриднями, гикая и визжа, мчалась сотня татар мурзы Четы. Весело ордынцам, на Руси их ожидала хорошая добыча. Сам великий князь наделит их всяким добром. Они получат и серебро и меха...