Юность Маркса

Стихи дописаны и окрещены «Поэзией». Они — его сегодняшнее я, его настоящее:

Карл перечитывает написанное, перечеркивает, правит.

Чувство неопределенного недовольства вдруг приходит на смену глубокому удовлетворению.

— Кому я подражаю? — спрашивает он себя.

Старый, беззубый Шлегель иронически посматривает на своего ученика. Виттенбах неодобрительно покачивает головой.

— Простоты, простоты нет. Все это вычурно, — заявляет он. — Учитесь у Гёте, молодой человек!

Проходят дни. Возвращаясь из университета, Карл снова пишет. Ночь. Коптит лампа. На потолке кольцами укладывается дым. Скупая хозяйка не топит печи. Поверх мундира Маркс набрасывает шинель, подбирает короткие крепкие ноги. Но чем холоднее рукам, тем безудержнее ткет мысль свой пылающий узор.

«Это будет необычная баллада, — надеется он, теряя свойственные ему трезвость и юмор. — Мрачная, как «Лесной царь» Гёте».

На рассвете, вконец изнеможенный, он шатаясь добирается до кровати и засыпает так спокойно и крепко, как и надлежит в восемнадцать лет. Утром, набрасываясь на кофе и булочки с маслом, перебирая лекционные записи, юноша долго не вспоминает о ночных творческих муках. Иные мысли заняли его. Но по пути в университет он в кармане шинели находит скомканный лист и осторожно, нежно распрямляет его.

Перед ним мрачная баллада — «Ночная любовь».

Он пошлет ее Женни и отцу. Они оценят. Может быть, эти стихи и хороши. Карл не уверен. Его острый, чуткий слух улавливает снова чужой ритм. Но как проверить? Не легко открыть себя как поэта! Чем больше он перечитывает «Ночную любовь», тем больше находит в ней совершенств. Так идет он по Фридрихсштрассе, неучтиво толкая прохожих и декламируя про себя свои стихи.

Вечером Карл отправляется на улицу Доротеи, в ресторанчик «Дядюшка», где предстоит встреча с только что приехавшим из Трира Эдгаром Вестфаленом.

Марксу не терпится поскорее получить вести о Женни, послушать новости родного города. Но Эдгар опаздывает. Чтоб скоротать время, юноша курит и пьет черное баварское пиво, заедая его пирожками, до которых большой охотник.

В комнате душно, толпа кружится в вальсе.

Карлу жарко и неудобно в штатском платье, но так как посещение «Дядюшки» строжайше запрещено студентам, Карлу пришлось переодеться. Иначе какой-нибудь педель, опознав его, занесет его имя на черную доску. Придется вести длинный спор с университетским начальством о благопристойности ресторана, куда после сумерек сходится мелкий служилый люд, подрабатывающие на проституции служанки и продавщицы модных лавок.

Коричневый сюртук слишком широк в плечах, длинные брюки ниспадают складками на щиколотки, и Карл кажется самому себе крайне неуклюжим. Он решает не смотреть в зеркала, развешанные по стенам, но не может удержаться. Он видит опять, что бант его повязан криво, небрежно свисают концы вдоль бортов сюртука. Привыкший к воротнику студенческого мундира, Карл все больше тяготится своим необычным костюмом и решает впредь не одеваться подобным образом.

Перед его столом — оркестр. Музыканты изо всех сил наигрывают вальсы и полонезы, непрерывно ускоряя темп. Слишком пестро и вычурно одетые женщины кружатся без отдыха со своими шумными, бесцеремонными кавалерами.

Приметив Карла, одна из особенно развязных танцовщиц оставляет своего кавалера. Это перчаточница из маленькой лавки йодле университета. Она обращается к Марксу по-латыни со стихами Горация и просит утолить ее жажду пивом.

Карл угрюмо помалкивает, готовый броситься наутек, но на помощь ему приходит Эдгар. Присутствие женщины стесняет обоих. Они нерешительно обнимаются. Эдгар неуверенно садится.

Перчаточница, прозванная в ресторане за длинное лицо и тощий стан «Извозчичьей Лошадью», видя растерянность студентов, сама наливает себе пива и съедает один за другим оставшиеся на тарелке пирожки. Потом, изрекши несколько латинских цитат, на этот раз из Ливия, и презрительно взяв под козырек, уходит на поиски более сговорчивых партнеров.

— Какое омерзительное создание! — говорит Карл, бледнея от злости. — Она упорно вынуждала меня сказать ей дерзость, что я бы и сделал, не приди ты. Да и чего ждать в этом месте? Ни одна уважающая себя девушка не осмелится переступить порог такого ресторана.

— Напротив, эта девица очень недурна, и притом у нее прекрасное произношение в латыни, — возражает Эдгар. — Я заметил, что физическую красоту можно чаще встретить в низших сословиях, чем в высших сферах, и особенно среди бюргеров. Нежная женственность чаще скрывается в груди бедной гризетки, чем под пышным вечерним платьем. Учти, что идеальная Маргарита не была ни герцогиней, ни купеческой дочкой.

Эдгар говорит с обычным ребячливым апломбом и все еще надувает щеки, уже обросшие светлыми волосами.

— Маргарита олицетворяет великую женственность вселенной, она лишена сословных признаков. Не думаю, чтобы кто-нибудь, кроме твоей сестры, был ближе к прекрасному творению Гёте, — убеждает друга Карл.

— Влюблен по уши, как и раньше? — смеется Эдгар.

Маркс не смущается.

В это время Извозчичья Лошадь, шурша юбками, проходит мимо молодых людей и оборкой нарочно задевает колено Эдгара.

— Она, право, хороша собой, — говорит Вестфален, краснея.

— Кстати! — обращается к студентам Извозчичья Лошадь. Впервые она говорит по-немецки. — Если вы медики, то вспомните обо мне накануне экзамена по анатомии. В человеческом мешке, то бишь теле, я разбираюсь, как в своей рукодельной корзинке. До свидания, парни! — она подмигивает и, покачиваясь на каблуках, уходит.

И в то время как Эдгар отмечает румянец и блеск глаз навязчивой перчаточницы, Карл видит бородавку на ее щеке, грубый нос в веснушках и отталкивающечувственную походку.

Разговор понемногу налаживается, возвращаясь к Триру. Эдгар принялся рассказывать про общих знакомых и школьных друзей. Вспомнили и Граха.

— Он избежал сени alma mater и вооружился не рапирой первокурсника, а подлинным солдатским ружьем. Мечта его как будто сбылась. Едет на восток.

— Не в Африку ли, войной на Абд-эль-Кадира? Бедняга все еще жаждет лавров великого полководца? — спросил Карл иронически.

— Ты по прав. Эммерих не столько солдат, сколько поэт, и смелый. Бойна — азартная игра. Риск. Пуля и знак отличия добываются одинаковыми средствами.

— Наполеон вскружил головы не одному поколению, — сухо отозвался Маркс и раскупорил новую бутылку.

Друзья детства пили, как истые рейнландцы, но пьянея.

— Грах не Байрон, чтоб погибнуть за свободу греков, не старый Пейн, бежавший в Америку, чтоб сражаться против своих за независимость Штатов. Он хочет приключений ради приключений. Кого же намерен он уничтожать, брать в плен, чей флаг водружать на покоренных землях?

— Он хотел пробраться в Китай.

— В Китай? — Карл изумлен. — Чтоб стать заодно и миссионером?

— Он собирается в Кантон или Сингапур в роли телохранителя какого-то торговца ситцем. О Карл, ты неспособен увлекаться, ты не авантюрист.