Варяги

Воевода рубит воинский градец, днюет и ночует там. Изредка приезжает к ней. Ласков, но в мысли свои не пускает. Позавчера велел: пригласи посаженного Блашко. Зачем — не сказал. Как пригласить — не посоветовал. Жена должна быть помощницей мужу. Так и наставляй же её. На добро ли пойдёт помощь её Рюрику? Град отчий, люди кругом свои, её приняли, а примут ли его с дружиной? Не начнётся ли вновь свара, не прольётся ли кровь невинная?

Задумалась Милослава, ненароком вышла на торжище. Дело ли княжеской дочери и княгине по торжищу шляться? Что надобно, купцы в хоромы принесут. Спохватилась, да поздно: скажут, людей испугалась. Решила: пройду торжище, сверну в любую улицу, а там уж и к хоромам недалече.

Не успела торговый ряд миновать — навстречу ей торопится, издали сдёрнув бобровую шапку и низко кланяясь, торговый староста Путята.

   — Будь здрава, княгиня, — не заговорил, запел прямо-таки. — Зайди, будь ласка, в палату, не побрезгуй угощеньем нашим. Не частый гость ты у нас, княгинюшка, зайди...

   — Не обессудь, старейшина. По делам поспешаю, приглашения принять не могу, — вполголоса, чтобы другие не слышали, ответила Милослава и повелела: — Иди, занимайся своими делами.

В растерянности ещё ниже поклонился Путята, хотел что-то молвить в ответ, но вдруг неподалёку громко ойкнула какая-то молодица. Милослава глазам своим не поверила.

   — Людмила! Ты ли это? — обрадованно крикнула она и бросилась к высокой статной женщине. Подруги обнялись. Первой опомнилась Людмила.

   — Прости, Милослава, ты — жена воеводы, а я тут тебя... на торжище... Нехорошо.

   — Пустое. Пойдём ко мне. Помнишь, как бывало?

Людмила так бы и полетела к ней, но... Что Вадим скажет? Муж. Мирослава — жена Рюрика, Вадим ему злейший враг.

   — Негоже, Милослава. Ты ж не знаешь ничего. Я жена Вадима, а ты...

   — Вадима? Какого Вадима? — беспечно спросила Милослава. — Воеводы градского?

   — Ноне он не воевода уже, — грустно сказала Людмила.

Милослава пристально посмотрела на подругу, вздохнула:

   — То дело мужское, а мы с тобой — подруженьки, потому пойдём ко мне, не на улице же разговаривать...

   — Ой, Милослава, как бы худа не было...

   — Без заботы, — отмахнулась Милослава. — Вот только ты мне о деле напомнила... Как бы мне кого из дома посаженного Блашко увидеть, не знаешь?

   — Скажи Путяте, он мигом Олексу найдёт. Тот день-деньской на торжище пропадает...

Рюрик рассудил верно: Блашко не Олелька, в руках воинов побывал, собственной кровью поплатился, а такое помнится. У власти оказался случайно: со старейшинами заранее сговорился, а градским по осени не до забот о выборах посаженного, другое душу томит — многие у старейшин да у именитых в долгах, те напоминают, что год ждали хлебосольного времени. Время-то пришло, да хлебосольным не выдалось. Не сладко приходится и тем, кто уберёгся от долга. Сегодня уберёгся, а завтра не пришлось бы на поклон идти: где уж тут против именитого шуметь, требуя посаженного по сердцу.

С Блашко хитрить-играть не надо. Припугнуть, и дело с концом. Побоится с богатством расстаться, с головой — тем более. Упрямиться не будет, раз на градец согласился сразу. Коготок увяз — всей птичке пропасть. Свои же при случае напомнят: мол, ты Рюрика пригласил, ты его и в Новеград пустил. Своих будет опасаться — за нас крепче ухватится. Для видимости власть посаженного в граде надо сохранить, но князем буду я.

Новорубленый градец желтел стенами просторных изб, тёсом островерхих крыш, избы стояли плотно, вытянувшись в линию — сразу видно, не поселье каких-нибудь смердов, а воинский градец. Работали споро: и свои — дружина, и новеградские плотники-умельцы, соблазнившиеся обещанной щедрой платой. Воевода торопился сам и торопил других.

Рюрик предупредил: становище надолго. Каждый десяток воинов рубил избу для себя. Общие помещения ладили новеградцы. Поджимал мороз. Горячка захватила всех. Рядом, всего в нескольких вёрстах, лежал богатый град с тёплыми хоромами, жаркими мыльнями, но... хода для них в него пока нет. Не пускают жители. С этими словенами надо, как с кривичами: мечом и стрелой. Но... помнили летнюю сечу. Полнились злобой, искоса поглядывали на новеградских плотников. Погодите, придёт наше время...

Со стороны Новеграда показался обоз. Невелик — двух десятков саней не будет, но растянулся длинной извилистой змеёй.

Рюрик смотрел на приближающийся обоз с любопытством. Никакой посылки из Новеграда в эти дни не ждал и потому молча гадал: откуда и с чем обоз?

   — Плесковцы одумались, дань везут, — уверенно заявил Снеульв.

   — Нет, это ладожане по старой памяти нам припас доставили, — высказал догадку Мстива.

Обоз втягивался в градец. Не доехав полутора десятков саженей до воеводской избы, передовой возница натянул вожжи. Сидевший рядом с ним дружинник поспешно выбрался из укрытых лыковой плетёнкой саней и заторопился к воеводе.

   — Воеводы, пусть хранит вас великий Святовит! — громко приветствовал дружинник. — Дикая весь прислала в Ладогу дань. На этих трёх санях меха, на остальных — мальчишки, — пренебрежительно махнул он рукой. — Грязные и злые, как волчата. Пришлось караулить, чтобы не разбежались...

   — Какие мальчишки? — не удержался Снеульв. — Зачем они? Нам меха нужны, а не зверёныши.

   — Помолчи, ярл Снеульв, — резко прервал его Рюрик. — Старейшина Михолов выполнял мою волю. А зачем нам нужны мальчишки, ты скоро узнаешь. Ведите их сюда! — громко крикнул он сопровождающим обоз воинам. — Сколько их? — спросил у старшего дружинника.

   — Три десятка и шесть, воевода, — поспешно ответил тот.

   — Почему так мало и где Гудой?

   — Гудой едва добрался до Ладоги и свалился в горячке. Воины его тоже чуть на ногах держались. Потому и просил он нас проводить обоз к тебе. Раньше чем через луну не оправиться им. Тяжёлый поход был... — И осёкся под нахмуренным взглядом Рюрика. — Гудой сказал, что и этих ребятишек силой пришлось отбирать, искали по становищам. До крови доходило, воевода...

   — В походе без крови не бывает, — недовольно обронил Рюрик. — Иди. С Гудоем, когда поправится, я поговорю...

На тесной площадке в окружении воинов стояли, сбившись в кучку, весьские ребятишки. Было им лет по двенадцать-тринадцать. Жались один к другому, затравленно озирались по сторонам, не понимая, зачем их привезли сюда, для какой надобности отобрали у родителей.

Рюрик неторопливо подошёл к ребятишкам, взял за подбородок ближайшего, поднял кверху широкоскулое побледневшее лицо, внимательно всмотрелся в его закрывающиеся от страха глаза. Хмыкнул неопределённо, пощупал плечи под рваной овчиной. Шагнул к другому, третьему. Затем захватил горсть снега, вымыл руки, насухо вытер их полой шубы и вернулся к воеводам. Ни на кого не глядя, распорядился:

   — Отвести в мыльню, накормить, распределить по десяткам. Приучать к воинскому делу не за страх, за совесть. Проследите, воеводы. Ответ за них вам держать. Переясвет, займись данью, посчитай, проверь, раздели по обычаю. Вы, воины, свою долю получите завтра, — громко объявил дружинникам, — а сейчас продолжайте работу.

Повернулся к Снеульву, дружески коснулся его плеча.

   — Пойдём, ярл, в хоромы, объясню, зачем нам нужны эти мальчишки. Мы ведь с тобой не походом пришли сюда и не на один год. Думается мне, лет через пять-шесть из этих дикарей добрые вои вырастут.

Шёл старейшина в Гостомысловы хоромы без охоты, с опаской. Стороной выяснил: Милослава других старейшин в гости не звала. А коли так, беседа не с княгиней пойдёт — с Рюриком. Сама беседа не страшила — не тот ныне Блашко, теперь за ним вся сила новеградская. Опасался, послух не помешал бы. Да и с именитыми не худо бы посоветоваться, прежде чем отвечать воеводе. Миром, сообща и от медведя-шатуна отбиться, как под ноги плюнуть, а один на один и волк не всегда по силам окажется. На миру и смерть красна.