Драгоценнее многих

укопись книги и темные пласты резаных досок. Хоть сейчас можно отдать книгу в типографию, и к ближайшей ярмарке она выйдет в свет. Но Колумб не торопился. Он сидел и думал, что на днях римским типографам напоминали о существовании каталога запрещенных книг. Конечно, труд Сервета сожжен, но в архивах инквизиции наверняка сохранился хотя бы один экземпляр. Вдруг кто-нибудь вспомнит, что такие же рассуждения о жизненном духе, о крови и сердце были в книге еретика? Последует обвинение в сношениях с арианами, а здесь, возле престола папы, пощады заподозренному в вольномыслии не будет. Значит, надо ждать. Опять, в который раз – ждать! Ждать.

Колумб приподнялся, двумя руками рванул себя за бороду.

– Боже, за что?! – потом, потупив голову, поднял разлетевшиеся от толчка листы и медленно спрятал рукопись в тайник.

6. Место в аду

И лучшему из врачей место в аду.
Талмуд

Свадьба – событие замечательное, приятностию своею веселящее дух и заключающее в себе, по мнению просвещенных французов, пятнадцать чистых и негреховных радостей, из которых четвертая есть удовольствие от лицезрения брачной церемонии и сопровождающих ее праздненств.

Третий день столица испанских владык древний город Толедо ликовал, веселясь на свадьбе любимого короля Филиппа Второго и Изабеллы Французской. Хотя новобрачные прибыли сюда через неделю после венчания, но посмел бы кто-нибудь намекнуть, что свадьба состоялась не здесь! Толедский клинок длиннее самого длинного языка и сумеет, если надо, укоротить его.

Город был иллюминирован, на башнях жгли бочки со смолой, всюду, где позволяло место, поперек улочек поднимались триумфальные арки, увитые редкими в суровое зимнее время цветами. Стараниями городских рехидоров всякий день назначались новые зрелища: на Тахо представляли бой с мавританскими пиратами, в обновленных развалинах римского цирка тореадоры под нескончаемый рев толпы повергали на землю быков, на площади перед Альказаром бились на турнирах рыцари, а за городом на проселочных дорогах мерялись резвостью лошадей босоногие всадники. Маленькие оркестры – две виолы, контрабас и тамбурин – играли прямо на улицах, а гитара и кастаньеты были у каждого, кто умел петь и танцевать. Фонтаны сочились драгоценным хересом и малагой, еще больше подогревавшими энтузиазм горожан.

К четвергу праздник достиг апогея, на четверг была назначена самая блистательная его часть – торжественное аутодафе, подобного которому не видывали жители Толедо.

Самую церемонию по причине небывалого скопления народа вынесли из собора на кафедральную площадь, действие происходило на паперти, напротив которой плотники в одну ночь выстроили возвышение для королевской четы и двора. Прочая площадь была отдана народу и с самого утра забита густой толпой.

Везалию, как лицу наиболее приближенному к его величеству, выпало стоять на помосте в первом ряду. Здесь он был на виду у всех, приходилось постоянно помнить об этом. Нельзя не только отвернуться, но даже на минуту прикрыть воспаленные глаза. Одно