Царев город

* Мурза повел на передовой полк только тысячу конников. Вырезать спящих врагов ногайцы умели, и план Аталыка был фост. Полтысячи он бросит на спящий лагерь и, когда оставшиеся в живых русские в панике побегут, в догон им бр&сит вторую половину и дорубит остальных. Бой окончить к рассвету и показать атаману и черемисам горы окровавленных трупов.

До Топкаева илема добирались тяжело: дороги после дождей разбухли, кони вязли, особенно при переправах через лесные речки, по брюхо. Удобных дорог проводники от Ярандая не знали, а Топкаевых людей мурза взять не догадался.

В илем приехали поздно, измученные все: и кони, и люди. Самоуверенность Аталыка сменилась тревогой. Посланные в разведку воины хоть и уехали на запасных лошадях но все равно могли задержаться до рассвета, а тогда прощай внезапность. И чтобы сократить время, мурза решил, не ожидая возвращения разведчиков, двинуть не успевшую отдохнуть тысячу им навстречу. Но они, к радости Аталыка, возвратились быстро и рассказали мурзе, что русские ночуют на реке Студенке, набега не ожидают, палят костры, дозоры выставлены слабые. До полуночи оставалось два часа, и мурза приказал воинам отдыхать, а лошадей попасти на лесных травах.

«Видно, аллах не забыл меня, — подумал мурза в полночь.— Звездное небо он закрыл облаками, темень сгустилась над лесом, и я подойду к русским совсем близко». Он махнул рукой, джигиты вскочили на коней, и тысяча тихо двинулась к Студенке.

Около реки мурза остановился, знаком отослал сотню Аббаса вперед. Через некоторое время сотник вернулся и молча дал понять, что тысячу можно выводить на рубеж атаки, что дозоры русских тихо сняты.

Бивак русских представлял мирную картину. Дымились тонкими струйкйми догорающие костры. Продолговатая поляна по всей задней опушке леса заставлена телегами обоза, около них лошади жуют траву. Где-то тут у передней опушки спят русские воины. Видят последние в своей жизни сны. Аталык выхватил саблю, поднял ее над головой и взмахнул. И тишину летней ночи разорвал тысячеустый не то крик, не то визг:

— Ур-ра-га-а!!!

Лавина ногайцев, рассыпавшись по лесу, хлынула на поляну. «Сейчас начнется резня, — подумал ехидно Аталык.— Сейчас сабли начнут свой кровавый пир!» Но вдруг раздался сухой треск, будто лопнули сотни сломленных древесных стволов. Вспыхнули, разом осветив пространство перед поляной, огоньки пищального залпа, вой конников сразу смолк, раздались отчаянные крики, тревожное ржание лошадей, стоны раненых. Мурза понял: их ждали, хотел было остановить атаку, но сотни неудержимо неслись вперед. И тут прозвучал второй залп — густой, страшный, искристый — по всей опушке. Вторая и третья сотни будто наткнулись на невидимую стену: падали люди, кони, всадники рвали удила, поворачивая лошадей назад. Лес гудел от криков, трещали низкие сучья деревьев, меж стволами возникли кучи убитых людей и лошадей.

Третьим залпом были скошены четвертая и пятая сотни. Аталык врезался в ряды всадников, истошно закричал «назад!» и поскакал по дороге. Сотни развернулись, последовали за ним. А навстречу мурзе, сверкая саблями, неслись конники из засады.

Началась сеча. Она длилась, как и рассчитывал мурза, до рассвета.

Сам Аталык с горсткой всадников вырвался из сечи, спасаясь бегством. Русские было погнались за ним, но потом вернулись обратно.

Около озера Шап мурзу встретил Илья с черемисами. Он хотел что-то спросить Аталыка, но тот свирепо глянул на него, крикнул:

— Бегите домой! Ждите меня там!

* * *

Когда совсем рассвело, князь Гагин-Великий, Ешка и обозный сотник Истома Тюнин пошли оглядеть поле боя.

— А тысчонку свою басурман всю, почитай, здесь оставил, — сказал Истома. — И все твоей мудростью, князюш-ко-батюшко.

— Моей ли? — Гагин был хмур и недоволен. — Девке черемисской спасибо надо сказать. Если бы не она... Сколько наших полегло?

— Здесь совсем мало, — ответил Ешка. — А там, где был бой засадный — считают. Скоро станет известно.,

— Ты, Истома, бери свою обозную сотню, недругов убитых похорони, лошадей убитых разруби, освежуй и закопти. Нам сего махана на полгода хватит.

— Изделаю, Иван Васильевич. Токмо коптить такую прорву конины долго придется. А мы, чай, нынче далее пойдем?

— Пойдем. А ты тут останься и копти. Сколь надобно.

— А если мурза наскочит?

— Не наскочит. Теперь он месяц раны зализывать бу-дет.

К Ешке подошла Айвика, сказала:

— Мне домой ехать пора.

— Пошто? Оставайся с нами. В ваш илем седни тронемся.

— Нельзя. Если там меня хватятся, — догадаются. Тогда Илейке смерть будет. Да отца мне надо проведать, один живет, старый, больной.

— Не умер бы, не дай бог. Голодуха там, сама сказывала.

— Карту илем с голоду умереть не даст. Мне у Топкая непременно побывать надо.

— Чем бы одарить тебя, девка смелая? — спросил, подходя к Айвике, князь. — На вот целковый, возьми.

— Спасибо, князь. Я не ради золота...

— Ты многим моим людям жизнь спасла. Великое добро сделала.

— Мы еще встретимся. Вот тогда добром за добро отплатишь.

• В тот же день к полудню Айвика привела передовой полк на место, где еще недавно был Топкаев илем-

Князь и воевода Иван Васильевич Гагин-Великий, длинный и сухощавый, восседал на коне подобно сторожевой башне. Его порученцы крутились вокруг на юрких лошаденках, ждали приказа. Князь расправил усы под крючковатым носом, крикнул:

— Сотников ко мне! — когда порученцы рассыпались, воевода обратился к Ешке: — Левый берег сух ли? Переправа есть ли?

— Мосток вправо от нас, а там за . болотцем роща немалая со старицами^ Укрепы строить молено. А на нашем берегу, сам видишь, леса сухи, древесами обильны.

Подскочили сотники. Князь, много не говоря, отмахнул рукой в четыре стороны. Сотни ушли на нижний берег, рассыпались по лесам во все стороны, а на бугре осталось десятка три ратников, не более. Князь и Ешка спешились, пошли бродить по берегу, осматривали местность. Ешкин выбор воеводе понравился. Он, конечно, видел места и получше, крепостей построил немало, но для здешних низменных мест лучшей земли не сыскать.

Провожая Гагина-Великого на Кокшагу, царица Ирина напутствовала:

— Подвижник Иоахим мне сказывал, что на той земле, где городец строить, сельбище стоит, и хозяин есть. Грубость с теми людьми не чини, землю откупи. Денег на сей город я у государя выпросила достаточно, не скупись.

— Казна не у меня будет, матушка-царица, а у Но-готкова. Пусть он и...

— Деньги еще когда придут, а ты договорись пока без казначея. С местным людом надо не силой брать, а лаской, добротой. Так мне государь велел...

— А братец Борис како мыслит?

— Как мы с государем, так и он, — жестко сказала царица.

Этот ответ воевода помнил, и когда передовой полк пришел на место, он сказал Ешке:

— Сельбище покинуто и спалено, может, хозяина и искать не надо, а?

— Надо, княже. Он не токмо этой земли хозяин, он глава рода огромного. А нам люди ой как понадобятся княже. А они сейчас в нужде великой, ты сам слышал, что девка рассказывала. Посему ты тут дело зачинай, а я поеду и хозяина приведу. Заодно и старуху свою проведаю. Она где-то тут должна быть.

Не медля много, Ешка и Айвика поехали на север.

IV

Мурза Аталык думать умел только в седле. Он даже и письма писал верхом на коне. Сядет в седло, проедет десять верст туда и обратно — письмо готово. Вызовет писца, отговорит ему, что в седле придумал, тот запишет— и посылай куда надо. Если бой какой обдумать, налет, то тут десяти верстами не обойтись. Тут надо проехать версг полсотни, да хорошо бы по голой степи, чтоб ничто мысли _ не мешало.

Так и сейчас. Оставил мурза себе двух всадников для охраны, велел сотнику с остатками воинов скакать в илем Ярандая. Тот возразил:

— Может, сначала собрать джигитов? Не все же в сече погибли, есть кто и по лесу разбежался.

— Сами приедут. Дорогу знают.

— Ты остаешься зачем?

— Думать буду! — и махнул рукой.