Доктор Есениус

И Кеплер шутливо обратился к жене:

— Так что же, Барбора, вернемся к гороскопам?

Пани Барбора искоса взглянула на Марию и ответила:

— Надеюсь, что обойдемся без гороскопов, Иоганн. У тебя Праге много друзей. Они наверняка тебе помогут, если ты к ним обратишься. Барон Гофман, Эриксен…

— Барон Гофман уже столько раз нам помогал, что я не хочу беспокоить его новой просьбой.

Мария многозначительно посмотрела на мужа.

Наконец Есениус понял.

— А разве нас вы не считаете своими друзьями? — спросил он Кеплера. — У меня есть кое-какие сбережения. Не все ли равно, где им находиться: дома в сундуке или у вас?

— Нет, не все равно, — ответила вместо мужа Барбора: — если деньги у человека в сундуке, он всегда может взять оттуда сколько ему нужно, а если он дал их взаймы, то еще немало походит, пока получит обратно.

— Нет, нет, прошу вас, не смотрите так на наше предложение, — постаралась рассеять сомнения Барборы Мария. — Наша помощь не отразится на нашем хозяйстве. Вы можете ее принять без всяких опасений. А мы были бы очень рады. Не правда ли, Иоганн?

Предложение Есениусов воодушевило Кеплера. Он воспрянул духом и снова принялся строить планы на будущее.

— Императорский механик Биргиус изготовит мне приборы. И я вовсе не должен за все сразу ему заплатить. Он наверняка подождет. Да и Эриксен как-то предлагал одолжить мне на время кое-что из своих приборов… Таким образом, я уже сейчас могу быть обеспечен самым необходимым и приступить к работе. — Лицо его раскраснелось. — Теперь я смогу вновь наблюдать путь Марса, этой волнующей всех планеты. Он должен привести меня к разгадке тайны, которую напрасно старался разгадать Коперник. Я чувствую, что разгадка близка… Но придется еще повоевать. Да, воевать, бороться, собирать силы для последнего удара, которым я заставлю небо выдать свои самые сокровенные тайны.

И он запнулся.

Есениус помог ему вопросом:

— Не ошибка ли это, что только Марс заслуживает внимательного наблюдения, а на остальных планетах нет ничего любопытного?

— И другие планеты интересны, и еще как! — воскликнул Кеплер и подошел к столу, на котором были разложены книги и бумаги.

На груде бумаг сверху лежало письмо. Кеплер взял его и показал Есениусу:

— Мне пишет Галилей. И такие замечательные вещи, что не сразу им поверишь. Вы помните криптограмму [32], которую он мне прислал несколько месяцев назад?

Есениус припомнил, что действительно тому около полугода Кеплер показывал ему письмо Галилея, в котором содержались загадочные, непонятные строки. Собственно говоря, это было одно длинное, во всю строку, слово, не имевшее смысла. Вот как оно выглядело: «Smaismirnilmepoetalevmibunenuqtlaviras». Так в те времена извещали ученые о своих открытиях. Фразу, сообщавшую об открытии, зашифровывали и рассылали друзьям. А те потом ломали голову над ее расшифровкой. Попытался это сделать и Кеплер. После изнурительной и долгой работы ему удалось из написанных букв составить следующую фразу. «Salve umbistineum geminatum Martia proles». Занятый наблюдением Марса Кеплер невольно предполагал, что и открытие Галилея касается этой планеты. Правда, у него получалось на одну букву больше. «Ну и пусть. Вероятно, Галилей ошибся! Со временем узнаем», утешал себя Кеплер и ждал.

— Это было что-то в связи с Марсом, не так ли? Вы мне тогда показывали.

— Что вы! — воскликнул Кеплер. — Я сам думал, что криптограмма касается Марса. Но теперь Галилей сообщил мне нечто совсем иное. Знаете, каков смысл той криптограммы? «Altissimum planetam tergeminum observavi» [33].

Есениус не понимая смотрел на Кеплера:

— Самая далекая планета Сатурн. Но что означает тройная планета?

— В письме Галилей мне все подробно объясняет. Раньше он думал, что Сатурн обычная звезда. А сейчас с помощью каких-то приборов, которые приближают звезды к нашему глазу, он убедился, что вокруг Сатурна имеется кольцо. Мне трудно себе это представить, но Галилей пишет, что это потрясающее явление.

Ох, если бы я мог его увидеть! Но простым глазом я ничего не вижу- Имей я приборы Галилея, мне наверняка удалось бы найти что-нибудь подтверждающее систему Коперника. Я уже набрел на след, но не хочу об этом говорить, пока не получу неопровержимых доказательств. А речь, по существу, идет о такой простой вещи, что это кажется почти невероятным. Но законы природы прекрасны именно своей великолепной простотой.

— Не поведаете ли вы, о чем идет речь?

— Пока нет. Только тогда, когда буду во всем уверен. Я еще должен вычислить пути некоторых планет и устранить неточности в подсчетах. При наблюдении простым глазом весьма легко допустить ошибку. О, если бы мне удалось раздобыть прибор Галилея для наблюдения звезд!

Есениус смотрел на своего друга испытующим взглядом. Еще в Падуе он не раз видел молодого профессора Галилея, но, так как занимался медициной, на лекции по астрономии не ходил. Со временем это имя стерлось из его памяти, как и многие другие.

— Галилею удалось осуществить то, о чем лишь мечтал Роджер Бэкон. Помните, когда умирал Браге, он приказал сыну читать вслух Бэкона? — Есениус кивнул головой, и Кеплер взволнованно продолжал: — «Остроумным расположением стекол удастся приблизить весьма отдаленные предметы на расстояние руки; также мы сможем читать мелкие буквы с большого расстояния, и с помощью этих стекол мы сможем приближать отдаленные звезды на любое расстояние…» Кажется, так там было сказано? Представьте себе, что Галилею удалось смастерить такой прибор из шлифованных стекол, которые приближают звезды, и их можно рассмотреть куда подробней и лучше, чем простым глазом.

— А вы не могли бы изготовить такой прибор?

— Я вообще не представляю себе, как он выглядит. Пытался я как-то наблюдать звезды через различные стекла, но лучше, чем простым глазом, не получалось. Я написал своим знакомым в Италию, но сомневаюсь, что это будет иметь какой-нибудь успех. — Кеплер глубоко вздохнул.

— Как бы Галилей с этим своим звездоглядом не кончил так же, как и Бруно с его населенными звездными мирами, — неторопливо произнес Есениус.

Кеплер нахмурился. Напоминание о Джордано Бруно охладило его воодушевление.

— Вы так думаете? Вы скептик, Иоганн. Я не утверждаю, что вы неправы… Если бы мне удалось доказать верность теории Коперника, то после этого мне было бы все равно, что станет со мною и моим делом. Такое доказательство не удалось бы скрыть!

— А вы фантазер! — с восхищением воскликнул Есениус. — Какой молодец этот Кеплер! Никого не страшась, он смело идет к своей цели.

— Хотел бы я посмотреть собственными глазами на те четыре луны Юпитера, которые недавно открыл Галилей и назвал лунами Медичи, — задумчиво произнес Кеплер, глядя в пространство.

Он вскочил, подошел к столу и показал Есениусу книгу, лежавшую под письмом Галилея:

— Взгляните!

Есениус взял тоненькую книжку. Франческо Сицци «Dianalа». Имя автора было ему незнакомо, ничего не говорило и название.

— Книжку мне прислал Галилей, — пояснил Кеплер. — Сицци итальянский аристократ. Он доказывает в этой книге, что у Юпитера вовсе нет четырех лун, о которых поведал миру Галилей.

— О! Это смелое утверждение, — воскликнул Есениус. — А чем он обосновывает ошибку Галилея?

— У него семь аргументов. Вы только послушайте! — Кеплер стал перечислять. — Во-первых, все астрономы мира всегда считали, что планет семь, а не больше. Во-вторых, семерка есть абсолютное число — ведь и неделя, установленная богом, имеет семь дней. В-третьих… — Приводя каждый новый аргумент, Кеплер загибал один палец на руке, как бы желая этим подчеркнуть значительность каждого довода Сицци. — В-третьих, тела имеют четыре физические особенности: холод исходит от Сатурна, засуха — от Марса, тепло — от Юпитера и влажность — от Венеры. Остальные три планеты, согласно гороскопам, регулируют эти явления. В-четвертых, возможность существования других планет противоречит учению астрологии. В-пятых, семи существующим металлам соответствует семь планет и больше их быть не может. В-шестых, Ветхий завет говорит о семи планетах, в соответствии с этим у евреев принят семисвечник. И, наконец, седьмой, последний аргумент: Джованни Пико де Мирандола в своем сочинении «Гептафо» доказал, что священное писание признает только семь планет и, следовательно, утверждения Галилея, открывшего еще четыре небесных тела, находятся в противоречии со священным писанием.