Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

Юрий жалел, что матунька не разрешила переступить порога женской обители. Где-то в глубине души лелеялась надежда хоть на миг узреть бывшую мамку Домникею, в иночестве Мелетину.

Галицкий же по пути вспомнил, как при нашествии Тохтамыша великая княгиня доверила ему на сохранение великокняжеские ценности, и как он справился с таким труднейшим делом, приобретя боярство. Юрий, слушая воспоминания бывшего дядьки, думал о Настасьюшке и с беспокойством повторял мысленно её слова: «Почаще навещай. Чую, время моё близится». Простясь с боярином у Красного крыльца, высказал просьбу:

   - Загляни к моей княгине. Как она там?

Полный пережитых впечатлений, поднявшись в златоверхий терем, младший брат не постучался к старшему. Вошёл, задумавшись, в государев деловой покой и тут же поругал свою забывчивость. Застал, чего не хотел видеть и слышать.

Брат бегал по покою, потрясая кулаками. Вдругорядь свергнутый смоленский князь стоял, потупясь.

   - Ты, - кричал Василий, - ты виноват! Мыслил обольстить меня лукавыми словами. «Будь моим великодушным покровителем! - передразнил великий князь несчастного союзника. - Будь государем моим и смоленским! Желаю лучше служить тебе, нежели зреть иноплеменника на престоле Мономахова потомства!» Лестные глаголы! Что за ними? Смоленск не мог сдаться Литве без твоего ведома.

Убитый горем Святославич заверял:

   - Бояре, говорю, бояре виноваты. Крамольники! Ты медлил, а они...

   - Да, - перебил Василий, - я слишком терпеливо медлил. А теперь скажу: нет у тебя защиты на Москве. Нет даже безопасности. Живи, как знаешь!

   - Что ж, - пробурчал изгой. - Благодарствую на откровенности. Пойду искать защиту с безопасностью в великом вольном Новгороде.

И, не взглянув на зятя, вышел.

Юрий укорил брата:

   - Это чересчур!

Великий князь взял себя в руки, сел в кресло.

   - А что мне, воевать с Витовтом за Смоленск? Да я лишусь Москвы! Тесть твой союзник без единого воина за пазухой!

Чуть оба успокоились, завели речь о матуньке. Младший поведал старшему о чуде исцеления слепца. Василий встал, задумчиво взглянул на образ в красном углу, с глубоким чувством тихо промолвил:

   - Святая женщина!

Расстались, сговорившись вместе навестить родную инокиню после пострига.

В Набережных сенях к страшному своему изумлению Юрий снова встретил Галицкого. Бросился к нему:

   - Что?

Бывший дядька поспешил пошире улыбнуться:

   - Поздравляю, князь, со вторым сыном!

Лобзания, объятья и - бегом с Красного крыльца к коням...

В доме, словно в улье, всё в движении: челядь снуёт, сенные девки гомонят, дворский Матюша Зарян с ног сбивается:

   - О, господине, пир готовим!

В больших сенях уже - сбор ближних: Данила Чешко, Семён Морозов, прибывший недавно по удельным надобностям звенигородский молодой боярин Глеб Семёныч. Добрые, приятные люди!

Счастливый Юрий, не дослушав поздравления, опрометью - к жене.

Она лежала в спальне, где нынче с ней простился. Рядом - новый человек, спящий малютка, коего так ждали с обоюдными мечтаниями. Юрий припал к влажному лбу Анастасии.

   - Чудотворница моя!

Она как будто показалась пасмурной. Супруг забеспокоился:

   - Страдала?

Мотнула головой:

   - Страдала от короткого прощания с отцом. Бедный, обманутый, вдругорядь изгнанный! Твой брат с ним поступил жестоко.

Юрий пытался оправдать Василия:

   - Не было выхода.

Бывшая княжна Смоленская суровым голосом провидицы подчёркнуто неторопливо изрекла:

   - У московлян найдётся выход, когда Витовтовы головорезы им самим покажут зубы. - И присовокупила: - Под городом Коложем они две лодки накидали мёртвыми детьми. Такой гадости не было с тех пор, как стала Русская земля!

Опущенный с неба на землю, потрясённый князь гладил дрожащей рукой густые смоляные волосы княгини и не находил речей утешить, а верней, утишить. Она притихла, глядя на него. Голос перешёл со звонких вершин к нижним мягким звукам. Очи из суровых стали ласковыми, уста коснулись мужней руки.

   - Не ставь во грех то, что услышал. Сорвалась, исправлюсь. Я по тебе, свету моему, весь день скучала. И, когда мучилась, тщилась представить возле себя. Мне оттого делалось легче. Очистимся же от дурного. Наполнимся великим, долгожданным счастьем. У нас сегодня двое сыновей! Василий и...

Князь вглядывался в ясное младенческое личико.

   - И... Святослав, - предложил он, вспомнив Настасьина деда.

Внучка Святослава Ивановича Смоленского, костью павшего в битве с литовцами, перебила мужа. Неоспоримо назвала:

   - Дмитрий!

Он благодарно многажды расцеловал жену.

   - Пусть будет Дмитрий Юрьич, внук Донского.

Мать с отцом безмолвно, бесконечно созерцали новорождённое дитятко, пытаясь в радужных мечтаниях предвосхитить его большую жизнь. И надо ж было в эти светлые мгновения подкрасться злой нечистой силе и повторить в Юрьевых мыслях слова новгородского провидца Мины Гробова: «Родит тебе троих сынов. Наберись духу: первый будет ослеплён, второй отравлен, третий умрёт юным беспричинно».

«Сгинь, нечисть! Сгинь, нелепица!» - перекрестился Юрий. Встав, перекрестил и младенца. А неслышный голос, завладевший разумом, зловеще произнёс: «Это - второй!»

14

Лето от сотворения мира 6915-е [63] казалось Юрию Дмитриевичу счастливым. Любезная сердцу Анастасиюшка родила третьего сына и настояла наречь его тоже Дмитрием. В отличие от второго назвала младшего Красным, ибо младенец всех поражал ангельской красотой: личико чистой белизны, волосы вьющиеся, глазки большие и столь выразительные! Кажется, вот-вот выскажут нечто приятное. Князю не очень-то нравилось, хотя и хорошее, прозвание младшенького, как вообще всякое прозвание, потому что и старшие сыновья не обошлись без прозвищ, данных посторонними. Василия прозвали Косым. Одним глазом он и впрямь будто засматривался вправо, чуть-чуть, едва заметно. К Дмитрию прилепилось словцо «Шемяка», оттого, что сызмала шепелявил, пришёптывал. С возрастом пройдёт, а всё равно мирись с прозвищем. «Второго Дмитрия назовём Красный, - решила Анастасия. - Остроумцы что-то придумают: ан, опоздали!» Князь смеялся и не перечил. Пусть будет второй Дмитрий. Можно ли отказаться от повторной чести, оказанной царственному его родителю? Спасибо столь почитательной Настеньке! Жаль, не застал невестушку государь-свёкор Дмитрий Иванович.

Лето, казалось, во всём угождало: и вёдро в меру, и невёдрие в меру. И комаров не густо, - ветерок разгоняет. А пыль чуть скопится - дождик прибьёт. Грязь чуть разжижется - солнышко высушит. Цветов, куда ни кинь взор, как свадебных денег на паперти. Травы на Великом лугу - по пояс.

Собрались с Анастасией в поездку, долгожданную: посетить свой удел Звенигород, куда душа жены давно рвалась, на свой простор, в свою крепость, в свой собственный терем. Приезжавший звенигородец Глеб Семёныч живописно изобразил удельные прелести. А Борис Васильевич Галицкий прямо-таки влюбил княгиню в тамошние красоты и заочно в тамошних людей.

Князь Юрий вернулся домой под вечер. Полдня сидел со старшим братом в златоверхом тереме, после навестил болящего соседа Данилу Чешка. У государя Василия возник ворох новых забот. И все они - вокруг будущего митрополита. С тех пор, как преставился Киприан, вот уж год длится распря между Москвой и Вильной, а также меж Вильной и Царьградом. Витовт послал к патриарху епископа Феодосия Полоцкого, тоже грека, но любезного литовскому самовластцу, как представителя Западнорусский церкви. Однако византийские власти пренебрегли Витовтовым мнением. Прислали, хотя и грека, да не Феодосия, - Фотия. Он, едва побыв в Киеве, устремился в Москву. Литвин вскипел, запретил новому первосвятителю вмешиваться в западные дела, вторично отправил к патриарху для посвящения своего человека, Григория Цамблака, образованного монаха румынского происхождения, родившегося в Тырново и к тому же дальнего родича усопшего митрополита Киприана. Опять-таки великий литвин не достиг своего: Цамблак по неизвестной причине отказался от кафедры и удалился в Молдавию. Столь трудная затея Витовтова на гребне успеха рухнула.