Вот придет кот

И я верю, что полетим. С нашим Владимиром Владимировичем обязательно полетим. Жаль только, братец, что мне этот полет наблюдать, боюсь, не придется. Годы не те…

Но прежде чем лететь на Марс, требовалось провести выборы. А желающих испортить всенародный праздник еще хватало. Митинг на Поклонной горе не убедил этих слепцов, и они продолжали устраивать сборища, цепляя на грудь белые ленточки, неотличимые от контрацептивов.

Чтобы окончательно извести оранжевую чуму, сторонники лидера нации устроили новый митинг на стадионе в Лужниках. Сюда, как и на Поклонную гору, съехались десятки тысяч его верных защитников из разных городов. Сухими пайками было уже не обойтись, пришлось установить полевые кухни.

Митинг открыли певцы, один из которых исполнил песню «Самый лучший день». Затем выступил известный телеведущий, разъяснив, что «у нас не было бы никакого Отечества, если бы Владимир Путин не сделал за 12 лет того, что он сделал».

О том, что Дмитрий Анатольевич за эти двенадцать лет тоже пытался внести свой скромный вклад в спасение Отечества, оратор не вспомнил. Речь закончил словами: «Мы не допустим совершить национальное самоубийство!»

Все зааплодировали, доказав, что не помышляют о самоубийстве.

Такую же реакцию вызвал и громкий клич: «Никакого отступления назад, враг будет разбит!.. Победа будет за нами. За нашу победу, за Путина!»

Мне, глядящему на экран, внезапно причудилась над стадионом тень Иосифа Виссарионовича — в мундире и при погонах. Но почему-то с амфорой в руке…

После чего выступил мэр Москвы, заклеймив белоленточных негодяев и спросив участников митинга: «Вы верите этим политиканам?» Дружный хор ответил ему: «Нет!»

«Вы будете голосовать за Путина 4 марта?», — спросил он. И многоголосое «Да!» было ему ответом.

Мэра сменили другие весьма достойные люди — от начальника профсоюза работников угольной промышленности до начальника сборочного цеха, обещавшего когда-то лидеру нации прислать в Москву крепких мужиков и раздолбать оранжевых бездельников.

И вот, наконец, сам Владимир Владимирович поднялся на трибуну.

Речь его была короткой, но яркой. Он призвал всех, до единого, сплотиться вокруг России, «не заглядывать за бугор, не бегать налево, на сторону, и не изменять своей Родине». Он сказал: «Я спрашиваю вас еще раз, мы любим Россию?»

Трибуны ответили громом аплодисментов, являя пылкую любовь в Родине и лично к Владимиру Владимировичу.

Вдохновленный таким ответом, он прочел строки Лермонтова: «Умрем же под Москвой, как наши братья умирали…»

Слова эти были встречены такой бурей восторга, что ни у кого не осталось и тени сомнения — все, как один, готовы умереть. Прямо на избирательных участках…

Но умирать не пришлось.

Четвертого марта 2012 года Путин Владимир Владимирович одержал блестящую победу, набрав более шестидесяти процентов голосов. Если даже кто-то из чересчур старательных губернаторов кое-где кое-что и добавил, то в целом картина была ясна. На ближайшие шесть лет переднее сиденье тандема снова обрело настоящего хозяина, которому теперь не надо было рулить из-за спины верного друга. Что, согласись, гораздо удобнее.

«А как же смутьяны?» — можешь спросить ты.

Эти умереть за Владимира Владимировича были не готовы. Они по-прежнему выходили на улицы со своими белыми ленточками. Теперь им, видишь ли, требовался «диалог с властью».

Я вообще-то помню из литературы много случаев диалога между разными персонажами — от «Диалогов» Платона, до беседы Остапа Бендера с одноглазым шахматистом в городке Васюки. Последняя, как известно, закончилась легким мордобоем.

Но про какой диалог шла речь на этот раз, мне было не уразуметь. И, как я понял, Владимир Владимирович тоже слегка недоумевал. Он всей душой готов был побеседовать, но партнера для такой беседы не видел. Не было, по его словам, у этой разномастной «оппозиции» единого лидера, а значит, и говорить было не с кем.

Задушевный разговор требует определенного настроя. А где эта задушевность, спрашивается? Одно ворчание и недовольство.

Чем же они были недовольны?

Да, их — тех, что всё еще митингуют, — стал чаще хватать ОМОН. Да, кое-кого упрятали за решетку, стали проводить обыски, заводить уголовные дела. Но ведь, если вдуматься, и это своего рода диалог — воспитательный, так сказать, диалог, основы патриотизма.

И потом, о чем с ними говорить? Что, Владимир Владимирович хуже их разбирается в демократии? Сказал же он (помнишь, цитировалось уже) — много лет назад сказал: «Я абсолютный и чистый демократ… Других таких в мире просто нет». И добавил: «После смерти Махатмы Ганди поговорить не с кем».

Вот был бы жив Ганди, было б с кем поболтать. А так…

И я его понимаю. Одиночество — незавидная доля. Он достойно нес эту тяжкую ношу и порой казался мне истинным человеком эпохи Возрождения. Такие родятся не часто.

Не знаю, как у вас там с субординацией, но если вдруг придется тебе столкнуться с неким Макиавелли — тем, что вздумал когда-то учить королей (высокий такой, чернявенький, с короткой стрижкой, зовут Никколо, помер в 1527-м), передай ему, что и мы тут не лыком шиты.

Вот, подумай, оцени красоту игры, тонкость замысла и блеск исполнения.

Прошлый, нынешний и будущий наш гарант мог бы пойти по стопам всех этих ничтожных Генсеков. Мог бы возглавить партию, назначить себя пожизненным лидером, учредить бессрочное правление, словом, забронзоветь. Однако всё это мелко и примитивно, а он человек высокого полета и тонкой душевной организации.

Он был провозглашен не только лидером нации, но и «моральным лидером партии», каковым его назвал еще в 2007 году лично тов. Грызлов: «Решение президента возглавить наш список еще раз подчеркнуло то, что было ясно изначально: “Единая Россия” — партия Путина…»

Но Владимир Владимирович не возгордился и решил, став лидером, в свою партию не вступать. Во-первых, потому, что человек — даже великий человек — не может быть и лидером нации, и лидером партии, ему же не разорваться. А во-вторых, мудрый вождь никогда не будет связывать себя какими-то партийными обязательствами, если не ясно, что с этой партией в дальнейшем произойдет. И здесь, как показали события, мудрость его не подвела. У единой и неделимой имидж нынче сильно подпорчен, а ее «моральный лидер» по-прежнему на коне. Никколушка Макиавелли отдыхает.

И ту же незаурядную мудрость ты увидишь, если вспомнишь историю с преемником.

Какой-нибудь задрипанный Генсек начал бы цепляться за кресло и мочить соратников, пытаясь остаться пожизненным. Их куцые мозги на другое не способны. Кому из этих придурков могла прийти гениальная мысль изобрести тандем, временно передать руль надежному человеку и пересесть на заднее сиденье, чтобы рулить оттуда? И кто бы из них мог так элегантно, без шума, соблюдая приличия, снова поменяться местами? Да они бы там перегрызли друг дружку. А здесь — только изящная рокировка.

Или подумай: мог ли какой-нибудь Генсек, общаясь с журналюгами, вести себя с такой непринужденностью, с таким неповторимым, тонким юмором, как наш лидер нации? Кто из этих твердолобых способен был говорить с народом, как свой парень, а с президентом этой выпендрежной Америки вести себя так, что тот, едва глянув ему в глаза, поплыл бы, как ясна девица?

Вспомни, кого мог бы очаровать Никита-кукурузник с початком в руке? Кого мог бы влюбить в себя с первого взгляда шепелявящий Леонид Ильич?

И, наконец, кто из этих Генсеков повел бы себя с такой невозмутимостью, доведись ему лицезреть ту Болотную площадь? Кто из них разглядел бы там лишь белые презервативы? Да их бы просто кондратий хватил. А здесь — спокойно и ласково: «Идите ко мне, обезьянки».

Ни королям, ни Генсекам не подняться до подобных высот.

Так что, если встретишь Макиавелли, так ему и скажи…