Лучи из пепла

Тысячи людей, желая скрыть свой «позор» и не считаться больше «сэйдзонся», переселялись в Токио, Осака, Кобэ и другие города. Но и это мало помогало несчастным. За японцем повсюду следуют его документы, в первую очередь «семейная книга», в которую заносится вся история его жизни.

Хуже всего приходилось людям, жившим в сельских местностях. Однажды, например, в Хиросиму явилась молодая крестьянка, недавно вышедшая замуж. Она хотела показаться врачам. Молодая женщина страдала всеми недугами, какие были характерны для начальной стадии лучевой болезни: она жаловалась на шум в ушах, обмороки, быструю утомляемость, общую слабость.

— Нет хуже несчастья, чем молодая жена, которая только ест, а работать не может, — говорила о ней вся деревня вот уже много месяцев.

Первое время молодой супруг защищал свою жену от нападок остальных членов семьи, но потом, когда сельский врач не нашел у нее никакой болезни, он также переменился к ней. Заболевание у этой женщины зашло не настолько далеко, чтобы ее надо было класть в больницу. Но она ни за что не хотела возвращаться домой. Тщетно умоляла она врачей:

— Пожалуйста, не отсылайте меня! Пожалуйста, оставьте меня здесь.

Врачи не вняли ее мольбам. Больниц в Хиросиме было немного, мест не хватало даже для тяжелобольных. Тем не менее строить больницы за счет «Фонда восстановления» не разрешалось. Новые граждане Хиросимы считали более важным возведение грандиозных, поражающих своим великолепием зданий, нежели заботу о несчастных жертвах атомной бомбы, заболевших какой-то непонятной, никем не признанной болезнью.

Летом 1949 года мэр Хамаи провел по всем лечебным учреждениям Хиросимы Нормана Казинса — издателя американского журнала «Сатердей ревью оф литерачур». Потрясенный американец несколько позднее писал:

«Многие больничные койки были сколочены просто из досок. Я нигде не видел ни простынь, ни подушек. На полу валялись грязные бинты; в комнатушку чуть побольше стенного шкафа втискивали по четыре-пять больных. Невольно я вспомнил лагеря для перемещенных лиц в Западной Германии… Операционную с трудом можно было отличить от самой обыкновенной бойни… Нельзя себе представить, что я там увидел; теперь я понял, почему мэр Хамаи беспрестанно повторял: «Хиросима нуждается в помощи Америки, чтобы позаботиться о своих больных…»

В январе 1951 года, то есть спустя всего лишь полтора года после посещения больниц Норманом Казинсом, американцы открыли на холме Хидзи-яма самую современную и наиболее хорошо оборудованную в Восточной Азии клинику. Одно только широкое, великолепное асфальтированное шоссе, которое вело через парк к сверкавшим на солнце больничным корпусам из алюминия и стекла, стоило многие миллионы иен. Больных, вежливо приглашенных для «обследования», провозили по этому шоссе в новеньких американских легковых машинах или в быстроходных джипах. Для многих из них, в особенности для женщин и детей, это была первая в жизни автомобильная поездка.

В свое время мэр Хамаи говорил американским офицерам, которые хотели во что бы то ни стало построить свой институт на территории военного кладбища Хидзи-яма, считавшегося священной землей, что это решение оттолкнет японцев от новой клиники. Однако на первых порах казалось, что радость по поводу сооружения особого института для «атомных болезней» пересилит недовольство населения Хиросимы. Тем не менее очень многих больных коробило от зрелища перевернутых и разбитых могильных плит, разбросанных около новых корпусов. Невольно они начинали сравнивать… Совсем недалеко от клиники находилось маленькое кладбище, где были похоронены несколько солдат французского экспедиционного корпуса, погибших в Хиросиме от желтой лихорадки во времена боксерского восстания. Какая-то старуха-японка самоотверженно ухаживала за этими могилами всю вторую мировую войну, когда французы были военными противниками Японии.

Очень скоро комплекс больничных зданий, возвышавшийся над новой Хиросимой наподобие феодального замка, получил добродушно-насмешливую кличку «Замок рыбного паштета». Полукруглые двухэтажные здания института, выстроенные в стиле «квонсит хатc» — американских сборных цельнометаллических домов казарменного типа, и впрямь походили на излюбленные в Японии рыбные паштеты в форме колбасок.

В американской образцовой клинике больных досконально обследовали лучшие специалисты, притом совершенно бесплатно. Более того, пациентов после обследования доставляли на машине до самых дверей их дома. Все это походило на сказку… Было только одно весьма существенное «но»: поставив со скрупулезной точностью диагноз, американские врачи отказывались лечить больных. Под конец больной обычно спрашивал:

— Что вы мне посоветуете, господин доктор? Как сделать, чтобы я стал здоровым?

На это следовал стереотипный ответ:

— Мы не являемся лечебным учреждением. Наш институт, основанный для совместной работы с японскими органами здравоохранения, занимается исключительно исследовательской работой. Лечение мы предоставляем вашим собственным врачам.

АБКК была основана в 1947 году. Толчком для ее создания послужили доклады двух военных миссий. На американского министра обороны Форрестола произвели большое впечатление рассказы специалистов, возвратившихся в США из Хиросимы и Нагасаки. 18 ноября 1946 года он направил послание президенту США, в котором указал на «единственную в своем роде возможность изучить медицинские и биологические последствия радиоактивного облучения». «Эти исследования, — особо подчеркнул американский министр, — будут иметь огромное значение для Соединенных Штатов».

«Единственная в своем роде возможность», о которой писал Форрестол, была использована американцами в той мере, в какой только позволяли имеющиеся в наличии денежные средства и медицинский персонал.

В течение первых двух послевоенных лет американцы ограничивались бессистемными осмотрами людей, подвергшихся радиоактивному облучению. Но уже в 1948 году они выработали обширные исследовательские программы: так называемую «программу изучения наследственности» и программу, специально посвященную детям. Выполняя эти программы, они за последующие пять лет обследовали в Хиросиме и Нагасаки не менее 75 тысяч молодых людей. Поскольку в то время в Японии органы снабжения выдавали будущим матерям специальные продовольственные карточки, американцы, ознакомившись с документацией органов снабжения, имели возможность «захватить» женщин уже на пятом месяце беременности. Кроме того, с ними сотрудничали акушерки, получавшие за каждое сообщение о родах денежное вознаграждение. Благодаря последнему обстоятельству можно было довольно точно проследить за соотношением числа живых и мертвых новорожденных, а также за развитием грудных детей.

В рамках этой основной программы существовало еще множество частных программ. К примеру, программа ПЕ-18, согласно которой около двух с половиной тысяч детей в возрасте пяти-шести, восьми, а также десяти-девятнадцати лет, подвергшихся атомному облучению, сравнивались с двумя с половиной тысячами так называемых «контрольных детей», чьи родители переселились в Хиросиму или Нагасаки уже после «пика-дона». Начиная с июля 1950 года исследованию подверглись также «дети первого триместра» (программа ПЕ-52), то есть те дети, чьи матери были на третьем месяце беременности, когда в день атомного взрыва находились в одном из двух «городов-лабораторий» — Хиросиме или Нагасаки. Наконец, было проведено обследование «тысячеметровых детей» (программа ПЕ-49), то есть детей, находившихся 6 августа 1945 года на расстоянии меньше одного километра от эпицентра взрыва атомной бомбы.

Только в январе 1951 года, когда АБКК переселилась из своей временной резиденции, находившейся в бывшем Зале триумфа возле гавани Удзина, в роскошное новое здание на холме Хидзи-яма, стало по-настоящему возможным проводить задуманную еще в сентябре предыдущего года программу Adult Medical Program (медицинскую программу для взрослых). В эту общую программу также входило много частных программ, например программа МЕ-55, согласно которой по возможности раз в год должно было проводиться обследование всех людей, переживших «пикадон» в «тысячеметровой зоне», а также выборочный осмотр большого числа людей, находившихся во время атомного взрыва в тысяче или полутора тысячах метрах от эпицентров взрыва. В общем и целом эта группа насчитывала не менее 2500 человек, причем для сравнения привлекалась еще одна группа той же численности — группа «контрольных лиц», то есть людей, не подвергшихся облучению. Существовала и другая классификация — по болезням. За условными обозначениями, за сухими буквами и цифрами, как-то: ХЕ-39 (исследования на рак крови), ОГ-31 (бесплодие), ОГ-35 (непроизвольные выкидыши), МЕ-47 (исследование лучевых поражении глаз), СУ-59 (шрамы от ожогов) — скрывалась ужасающая картина страданий, выпавших на долю жителей Хиросимы и Нагасаки.