Приключения Жихаря

Храпоидол воздел руки кверху, предлагая передохнуть.

– Мы убедились в твоих возможностях, мастер с Востока, – сказал он нарочито вежливо. – Осталось еще одно испытание – сможешь ли ты неживое учинить живым?

– Ничтожный упражнялся в этом искусстве в течение трех царствований у отшельников с горы Куньлунь, – и снова по своему обычаю Лю Седьмой поклонился – видно, не боялся, что спина переломится.

«Хоть ты и Седьмой, а дурак! – вдруг подумал фарфоровый Жихарь и отметил, что слова эти пришли откуда–то со стороны. – Разве же можно этим поганцам верить? Бить надо, пока не опомнились!»

Но тут Лю Седьмой указал на него и на Яр–Тура.

– Перед вами изображения двух воителей древности – богатырей Вэнь Шу и Ночжа, – сказал он. – А вот и третий их товарищ, известный Луаньняо, в образе петуха. Сейчас я прикоснусь к ним чудесным мечом и…

Увеличиваться в размерах оказалось делом болезненным, и Жихарь чуть не заорал, покуда все печенки–селезенки не стали на место.

А Яр–Тур не выдержал, рявкнул:

– Что за дурацкие шутки, сэр Лю?! Голова Принца при этом продолжала качаться с боку на бок.

– С виду похожи на живых, – сказал Храпоидол. – Но нужно убедиться, вправду ли они живые.

– Не шевелитесь, – тайком шепнул побратимам Бедный Монах. – И не сердите чародеев попусту.

И стали подходить драбаданские колдуны, трогать и щупать Жихаря и Яр–Тура, а один столь оказался любопытен, что насмелился пересчитать у Жихаря зубы во рту, но в итоге пришлось ему пересчитывать собственные пальцы, отмечая их убыток.

Не повезло и тем, кто попробовал погладить Будимира – на этом деле они крепко обожглись.

– Мы вполне убедились, – поспешно сказал Храпоидол. – И мы безмерно благодарны тебе, мастер с Востока, что ты осчастливил нашу землю своим посещением да еще привел с собой двух молодых воинов и священную птицу.

Кровь мудреца, героя и петуха – этого вполне достаточно, чтобы вызвать из бездны Беспредела даже самого Мироеда…

– Это он к чему? – насторожился Жихарь и вспомнил, что у Яр–Тура в ножнах сломанный меч.

– Пусть извинят меня высокочтимые мудрецы Драбадана, – зазвенел доселе мягкий голос Бедного Монаха, – но не в обычаях стремящихся к знанию такие поступки. Недаром сказал Совершенномудрый Лохань: «Оправляться перед изображениями богов – значит нарушать волю Неба…»

– Не ждал я такого вероломства от драбаданских друидов! – воскликнул.

Принц. – Состязание было честным, и сэр Лю как чародей на голову выше любого из вашего вшивого сброда!

– Все по уму, – поддержал Жихарь. – Заработал косоглазенький свое звание, давайте ему положенную отлику…

– Вас–то кто спрашивает, мешки с костями? – удивился Храпоидол. – Да, мастер с Востока умудрен, но со всеми разом ему не справиться. Мы, чародеи Драбадана, давно поняли, что вся сила – в купности и массовидности, этому нас еще сам старый Калиф–Тиф учил, а уж он знал в общем деле толк…

Жихарь перебирал в уме собранные на Разнозельной Делянке травы – ни одна сейчас помочь не могла, и рука сама потянулась не к мечу, но к золотой ложке.

– А вот это – отдай! – поспешно потребовал главарь. – Это тебе ни к чему, все равно ты с ней обращаться не умеешь…

– А тебе почем знать? – ощерился Жихарь. – Я самый первый неклюд на все Многоборье был!

– С тобой у нас даже последний ведьмачишка управится. Ну–ка, Ёшкин Кот, покажи ему!

Из кольца колдунов наружу выпихнулся ведьмачишка – должно быть, и вправду последний, потому что хуже и гаже его тут не было, даже при таком выборе.

Жихарь поднял золотую ваджру над головой, но, что надлежит говорить и делать, конечно, не знал. Тут и Медленное Слово не поможет – живо это слово растерзают на мелкие звуки здешние лиходеи.

Между тем ведьмачишка приближался, наставив на Жихаря корявый немытый палец с четырьмя суставами. Ведьмачишка долго шипел, готовился, наконец изронил тонким голосом:

– Юэсньюсэндуорлдрипорт!

– Да подавись ты словом этим! – гаркнул Жихарь и ложкой показал на оскорбителя.

Ведьмачишка охнул, схватился за крупный кадык, захрипел; и недолго хрипел, умертвился.

Драбаданские колдуны охнули.

«Вот оно как! – обрадовался Жихарь. – Теперь терпите!»

Он ложкой ткнул в сторону первого приглянувшегося колдуна:

– У того лопнет глаз, кто не любит нас!

Глаз взял и лопнул.

Колдуны разом забыли про свою хваленую купность, стали каждый себя ограждать тайными словами и знаками, а богатырь залютовал:

– Раздуй того живот, кто неправдой живет!

– Сип тебе в кадык, типун на язык, чирей во весь бок!

Еще пара колдунов завыла от боли.

– Чтоб тебя пополам да в черепья!

– Ступай пропадать; отойди да провались!

– Чтоб тебя повело да покоробило!

Жихарю словно кто подсказывал, кого из толпы надо покарать покруче, а кому и послабление сделать.

– Чтоб тебе ни всходу, ни умолоту!

– В поле тебе лебеды да в дом три беды!

– Чтоб твой двор заглох, и крыльцо травой поросло, и никто бы к нему дороги не торил!

– Будешь много колдовать – поломается кровать!

Еще несколько врагов покинули поляну с воплями: побежали восстанавливать разоренные Жихаревым словом хозяйства. Яр–Тур глядел на побратима с восхищением, Будимир подбоченился от гордости, а Бедный Монах кружился в мудреной пляске, которая тоже действовала на драбаданцев самым пагубным образом.

Из поредевшей толпы вырвался великан покрупнее давешнего одноглазого поединщика и полез на богатыря, но и на великана доброе слово нашлось:

– Озеро тебе в рот!

Великан мгновенно раздулся, лопнул, и потоки воды с карасями и лягушками окатили драбаданцев, все еще пытавшихся оказать противодействие, – Жихарь почувствовал во всем теле страшный зуд.

«А ну–ка я их усыплю!» – решил он и заорал совсем не колыбельным голосом:

Спи, дитя, во мраке ночи,

Дай и мне поспать!

Твой отец – простой рабочий

И батрачка мать!

Много, много пострадали

Мы за жизнь свою,

Да и ту давно отдали

В классовом бою!

Но то ли запел он неласково, то ли происхождения колдуны были другого, только спать они не повалились, стали кучковаться и шептаться, и от этого шепота у богатыря что–то вступило в поясницу, да больно!

Он рассерчал и решил покончить со всеми разом:

Ай чи–чи, ай чи–чи, Полетели кирпичи, Полетели, полетели – На головку сели!

И сам едва успел увернуться от удара сверху. Принца же и Будимира защитил от кирпичного града Бедный Монах своим дырявым зонтиком.

Головы у многих колдунов оказались на диво прочными, но заклинать они уж более не пытались.

И тут как будто невидимая лапа сжала богатырское сердце – про главного–то колдуна он забыл! Только и хватило сил повернуться к нему.

Старик, старик, старик, Борода твоя горит!

Храпоидол стал шлепать руками по пылающей бороде, а сердце у Жихаря отпустило.

– Ладно, – сказал Жихарь. – Берег я эти слова для лютейшего врага, да, видно, такая твоя доля: чтоб тебе ежа против шерсти родить!

Долго, долго катался Всем Злым Делам Начальник по сухой траве – орал, верещал, винился, каялся, но ведь у ежа никакая не шерсть, а колючки!

Лю Седьмой визгливо хохотал, а сердобольный Яр–Тур хотел было добить несчастного кинжалом, но тут из–под хламиды Храпоидола выкатился здоровенный ежик и сразу же деловито и шумно потопал в лес: на носу зима, а ничего еще не заготовлено!

– Воистину, вы князь чародеев! – не упустил случая поклониться Лю Седьмой.

Жихарь покраснел.

– Да ну, куда мне. Это же просто поговорки ругательные, только ложка им силу дала…

– Не ложка, высокочтимый, а чудесный жезл Жуй!

Такое название Жихарю не полюбилось: ваджра лучше, – хоть и неведомо, что это слово означает.

Тем временем оправившийся роженик вытащил прямо из земли кривую трубку вроде дверной скобы и стал в нее жаловаться и взывать:

– Айн, цвай – полицай, драй, фир – гренадир…

Слова были незнакомые, но все равно Жихарь понял, что вызывает главный колдун на подмогу стражников и военную дружину.