Каин: Антигерой или герой нашего времени? (СИ)

В Гостином дворе братвы не оказалось. Коридорного спрашивать — нет никакого смысла, ибо о своем уходе ночлежники никому не докладывают. Искать их надо на торгу, что находился на Ильинской площади.

Первым Ивану встретился Васька Зуб с лубяным пестерьком, наполненным крупной спелой смородой.

— Угощайся, ат…Василий Егорыч. Пользительная вещь.

— И все же с память у тебя дырявая, приказчик, — недовольно произнес Каин.

— Так ить запутаешься, Василий Егорыч.

— О том в другой раз поговорим, а сейчас найди мне приказчиков Петра и Романа. Да пошустрей!

Вскоре все четверо, миновав торг и Ильинский храм, вышли к Волге и уселись на крутом берегу. По реке бурлаки тянули бечевой остроносую расшиву. На единственной мачте судна подняты два паруса.

— К Рыбне потянули, — сказал Кувай.

— Тяжко идут. Никак купчина все судно хлебом загрузил.

— Почитай, пятьдесят тысяч пудов.

— Буде о расшиве, братцы, — прервал повольников Каин. — О деле надо потолковать. Выслушайте меня предельно внимательно… Бирон обосновался в доме купца Елизара Мякушкина. Его навещают не только воевода и полицмейстер, но и полковник Макар Кондратьевич Решетников, коему поручен надзор за герцогом.

Иван обернулся к Камчатке.

— Ты, Петр, должен выяснить, когда и в какое время приходит к Бирону господин полковник, долго ли у него пребывает.

— Обличье?

— Высокий, сухопарый, на голове парик и полковничья треуголка. Усов и бороды не носит. Если удастся, Петр, то как-нибудь выгляди, в какой час выходит герцог на прогулку. Рост у тебя высоченный, авось и высмотришь поверх тына. Но упаси Бог, если тебя заметят. Дом Елизара Мякушкина здесь недалече, каменный в два этажа, стоит на самом берегу Волги. Сам намереваюсь навестить купца, коль предлог придумаю… А тебе Роман поручаю высмотреть графа Орлова, кой остановился в воеводском доме. Обличье его пока не знаю, но скоро я тебе об этом должен сказать. Он так же должен появляться у Бирона. Будь предельно осторожен, ибо граф направлен Тайной канцелярией. Всего скорее, к герцогу Орлов будет подъезжать в экипаже. Думаю, можно найти подход к кучеру. Прикинься простачком, залюбуйся каретой, ну а дальше по ситуации… Ты же, Василий, постоянно будь в Гостином дворе, так как можешь мне понадобиться в любую минуту. Всё поняли, братцы?

— Поняли, Василий Егорыч.

— Ну, тогда приступайте с Богом.

К богатому и просторному дому Елизара Никитича Мякушкина он подходил неторопливо, пытливо рассматривая владения ярославского купца.

На красивом месте поставил свои палаты Елизар Никитич. На высоком берегу, с видом на реку и заволжские просторы. Дом с многочисленными хозяйственными службами окружен высоким дубовым тыном [135], из-за которого выглядывают богатырские липы и фруктовые деревья.

Волга видна и с передних и боковых окон, задние же оконницы, как обычно выходили в сад.

Широкие дубовые ворота накрепко закрыты, а караульных и в самом деле нет, но в дом, думается, нелегко будет попасть.

На громкий стук в калитку тотчас распахнулось небольшое оконце, но вместо обычной стариковской бороды на Каина уставилось молодое веснушчатое лицо в русой кучерявой бородке.

— Что изволите, сударь?

Голос вежливый, но глаза оценивающие, пытливые.

— Мне бы, добрый молодец, с Елизаром Никитичем потолковать.

— Это невозможно, сударь. Ваше степенство пришлых людей не принимает. Вы имели честь быть знакомы с Елизаром Никитичем?

«Ого! Этот из молодых да из ранних».

— Не имел чести.

— Тогда извините, сударь. Иногда господин Мякушкин бывает на Торгу, там, если он сызволит, сможет с вами и переговорить.

— Не располагаю большим временем, а дело у меня крайне важное.

Необычный привратник еще раз пытливо глянул на просителя и спросил:

— Что вы изволите сказать господину Мякушкину, сударь?

Такие вопросы обычно привратники не задают, но сегодня для Каина особый случай: ему весьма необходимо попасть к Елизару.

— Доложите Елизару Никитичу, что московский купец Василий Корчагин хотел бы продать две каменные лавки, что на Варварке большого торга.

Привратник некоторое время раздумывал и, наконец, произнес:

— Я доложу о вашем предложении, сударь. Ждите ответа.

Привратник закрыл на железный крюк оконце и удалился.

Ждать пришлось долго.

«Неужели не клюнет любитель скупки недвижимости. Кажись, весьма выгодная сделка предложена».

Наконец оконце вновь распахнулось.

— Прошу прощения, господин Корчагин. Елизар Никитич был весьма занят разговором с приказчиком, но он вас примет. Вас проводят.

Детина крепкого телосложения остался у ворот, а Ивана проводил к хозяину дома сам приказчик. Иван шел чуть позади, и дотошно успел разглядеть флигель, в котором расположился Бирон, и который представлял собой правую часть дома. К флигелю вела широкая тропинка, выстланная белыми плитами, вокруг которой разместились клумбы с живописными цветами.

Приказчик шел молча, а Каин цепко рассматривал флигель и думал:

«Путь к герцогу похож на дорожки в Немецкой слободе Москвы. Плиты, цветы. Не злодей-узник живет в каменных покоях, а большой барин. Ну, погоди, Бирон. Не долго тебе осталось обретаться в доме Мякушкина».

Елизар Никитич вначале провел гостя по своим комнатам. На всех дверях (белых и блестящих) висели светло-голубые или бледно-розовые портьеры, на которых шелком разных цветов были вышиты тюльпаны.

Внушительных габаритов гостиная была оклеена веселенькими обоями, с радующими глаз полевыми цветами, и была обставлена мебелью красного дерева, обитым зеленоватым репсом [136] с желтыми разводами.

Все комнаты, устланные мягкими восточными коврами, были светлыми и уютными, и каждая с нарядными обоями. Бросались в глаза потолки, которые всюду были расписаны пестрыми узорами.

В спальне стояла большая кровать красного дерева с серебряными украшениями, увенчанная пологом из персидской шелковой материи. Окна спальни, выходящие на солнечную сторону, были задрапированы легкими воздушными материями небесного цвета, отчего комната была светлой и солнечной.

Столовая купца Мякушкина, так же как и гостиная, была внушительных размеров, и вся мебель была подделана под дуб и украшена резными украшениями: стены, массивный стол с львиными лапами вместо ножек, шкафы и поставцы, широкий вместительный буфет, начиненный золотой, серебряной посудой, дорогим китайским фарфором, хрусталем тончайшего венецианского стекла и саксонским сервизом; стулья с витыми ножками были обиты аксамитной тканью.

Дом Мякушкина прямо-таки дышал роскошью: старинные картины в тяжелых золотых рамках, иконы древнего письма в золотых и серебряных ризах, малахитовые вазы на мраморных столиках, бронзовые канделябры, массивные и небольших размеров часы, покрытые серебром, зеркала, обрамленные багетовыми рамками с золотым покрытием… Но все это выпирающее наружу богатство было расставлено и развешено, так безыскусно и аляповато, будто вся эта роскошь выставлена напоказ, как в антикварной лавке.

— У нас даже в Москве такие дома редкость. Красно, весьма красно! Аж завидки берут, Елизар Никитич.

— Обставляем помаленьку, — с немалым довольством, произнес Мякушкин.

Гостя же для беседы хозяин принял в своем рабочем кабинете, где окна выходили на сад. С почтительной, располагающей улыбкой купец усадил Ивана в дубовое кресло, обитое малиновым сукном.

— Всегда рад поговорить с московским купцом. У вас ведь все на особинку, Василь Егорович. Как говорится, Москва бьет с носка, любит чужаков одурачить.

«На губах улыбка, а глаза хитрющие».

— Не мне, конечно, судить, любезный Елизар Никитич, но сие воззрение о Москве кто-то измыслил со времен царя Гороха и до сей поры этим пользуются. Что же касается купеческих дел, то они всюду одинаковы. Ярославль — второй город после Москвы, но цены здесь ни чуть не ниже, чем в Первопрестольной, а кое-какие и нос Москве утрут.