Морская сила(Гангутское сражение)

Остановил свой выбор на капитан-поручике Лихо-дееве, объяснил:

—    Дождешься адмирала Апраксина и действуй по инструкции.

—    «Сыскав морские боты, осмотреть места, — читал Лиходеев полученный указ, — как около Твере-минде, где неприятельский флот стоит, осенью и зи­мой осмотреть все удобные места и Гангут. Сделать промеры, карты с глубиною и шириною проходов при­слать в Питербурх в первых числах февраля…»

На зиму галерный флот и войска ушли на зимние квартиры в Гельсингфорс. В передовых базах Або и Вазе оставили надежное прикрытие.

Корабельный флот возвратился к Петербургу. Предстояло разобраться, что к чему и почему…

В отличие от своих предшественников, Петр завел определенный порядок рассмотрения действий лю­дей, причинивших ущерб державе.

Он не упускал случившееся из поля своего зрения, пока все не прояснялось, а виновные не получали по заслугам.

В прошлую кампанию погиб на море новый пяти-десятипушечный корабль. Стоит он больших денег, ущерб явный, да при этом еще упустили неприятеля.

Дело шло к зиме, все флагманы и капитаны собра­лись в Петербурге.

«Общественное мнение сильно обвиняло Крюйса,и государь был глубоко огорчен неудачею. Назначен­ный по этому делу суд состоял из следующих чинов:лейтенанты Мишуков и Зотов, капитан-лейте­нант Беринг, капитаны Нельсон, Кроненбург, Змае-вич и Сивере, капитан-командор князь Меншиков,корабельный контр-адмирал Петр Михайлов и пре­зидент генерал-адмирал граф Апраксин.

По делу привлекались вице-адмирал Крюйс, капи­тан-командор Рейс, капитан-командор Шелтинг,капитан Дегрюйтер.

В ходе расследования выяснилось, что Крюйсу до­полнительно вменяется в вину, «что не чинил пого­ни за неприятелем», еще в прошлую кампанию, 1712года, «когда адмирал, обедая у себя с некоторыми изкапитанов, пил уже «на доброе счастье» рейнвейн».

Однако по порядку следствие установило: шаут-бенахт Боцис доказывал, что неприятельские суда могли бы быть догнаны, если бы Крюйс раньше по­слал за буксирами, не прекращал погоню во втором часу и не стал на якорь перед вечером. Крюйс оправ­дывался, что иначе он не мог поступить, ссылаясь на указ, повелевавший не атаковать на известие, что у неприятеля были значительные силы. Некото­рые обстоятельства оправдывают Крюйса, другие

обвиняют; в показаниях много недомолвок и проти­воречий.

По второму делу: «Горячо и гордо оправдывался Крюйс. Он укорял своих подчиненных в невыполненииих долга, доказывал, что Шелтинг мог бы сойтисьс неприятелем еще прежде постановления корабля на камень, что крейсера, бывшие впереди, отстали и ка­питан Дегрюйтер поворотил еще во время погони, до­казывая параграфами законов и примерами, что, с од­ной стороны, он должен был спустить красный по­гонный флаг, с другой — прочие не должны были при­нять это за сигнал отступления, уверял, что у негоне было времени пересесть на другое судно, и на про­тивное этому замечание капитана Рами отвечал, что морское искусство «выше его ума» и «что он, луч­ше зная рейтарскую, нежели матросскую, службу, может быть, думает, что кораблем управляют, как лошадью». Но и обвинения против него были сильны. Особенно восставал капитан-командор Шелтинг, на­зывая Крюйса «глупцом», позорящим всех иностран­цев в России; настоящим виновником такой богатой потери, которую имели не только в трех видимых не­приятельских кораблях, но и в других, которыми бы­ло бы возможно овладеть, даже прибегая к клевете, напоминая о каком-то галиоте с солью, приведенном из Ревеля в Кронштадт для продажи…»

Апеллировал Крюйс и к Петру, оправдывался, ко­зыряя примерами морской истории, которую знал не­плохо. Петр собственноручно, не без юмора писал яз­вительные ответы.

Крюйс лавировал: «Адмирал Овдам, будучи в дат­ском флоте, против шведов в баталии, от пороху ко­рабль разорвало». В ответ Петр усмехался: «Дворя­нин Микита Долгой, ехав Окою, имел бочонок поро­ху, который взорвало. Ему ноги переломило, и мно­гих обожгло».

Крюйс приводил пример: «Адмирал граф Крус, на большом шведском корабле, именованном «Три короны», который был против датских, також поро­хом подорвало».

Петр иронизировал: «Окольничий Засекин сви­ным ухом подавился».

Крюйс оправдывался: «Адмирал Шофель потерял свой корабль на одном камне».

На это Петр ухмылялся: «Ивана Ивановича Бутур­лина палаты задавили».

Крюйс доказывал: «Адмирал Коломбург, через че­тыре года, только малое время отлучался от своея ко­рабля, но оный от пороху разорван был».

Петр парировал: «Год тому назад, как делали фей­ерверк на Москве, только я вышел, подорвало и под­полковника Страсбурга, Франца Тиммермана и про­чих сожгло; о чем многие помнят».

Крюйс убеждал: «Адмирал Рюйтер сказывал, да­бы морские люди были опасны, что они не так далеки от смерти, как доска от корабля толщину имеет».

В ответ Петр подтрунивал: «Неопасение человеку везде вредит».

Крюйс трусил: «Адмирал Тромп сказал: счастье и несчастье в баталии многажды состоит в одной пульке».

Но Петр стыдил: «Бояться пульки — не иди в сол­даты, или кому деньги дороже чести, тот оставь службу».

Крюйс лукавил: «Ежели Вашего Царского Вели­чества флот (чего Боже спаси) будет осажден от не­приятели или от непогоды, какое препятствие учи­нится».

Петр попрекал: «Азардировать ни велят, ни сове­туют, а деньги брать и не служить стыдно».

Полемическая схватка контр-адмирала с вице-ад­миралом нарушила субординацию. Крюйс явно потерпел поражение. Между тем суд определил вину Крюйса по первому делу. «Понеже в прошлом 1712 го­ду 24 июля во время бывшей за неприятелем погонигосподин вице-адмирал зело оплошно поступил, пер­вое: указ о бригантинах дал, а для буксированияскампавеями ничего шаутбенахту не сказал… Вто­рое: что удержал крейсера без причины, ибо сам по­слал к оным бригантины для помочи абордирования, а потом, медля два часа, паки красный флаг поднял… и тем временем несколько крейсеров увалили назад, а неприятель получил свободу… Третье: не чинил по­гони за неприятелем и такими худыми поступками неприятельские корабли упустил»…

По первому делу судьи также определили вину всех обвиняемых. «Вице-адмирал многажды в своихочистительных письмах писал, что он ничего поморскому обычаю не пренебрег, но все чинил, как ис­кусный морской человек… но оный во многом явилсянеисполнителен своей должности: не надлежалобыло, чтоб ордера давать за рюмками… Второе, бу­дучи в погоне за неприятелем… на консилии пись­менной о погоне и повороте написано было, чтобы гнать до вечера и поворотить к Ревелю, и важное слово «абордирование» не упомянуто; ниже то на­писано, чтоб всяк, как возможно, неприятеля ата­ковал. Третье: видел господин вице-адмирал, что офицеры долгое время в бою и не абордируют (и ви­дел, что позитив-ордера нет)… то для чего не делал сигнала, хотя и чрезвычайно? Четвертое: когда сел его корабль на мель, то для чего не перешел на другой корабль…»

Бесспорно была доказана вина и остальных подсу­димых. Меру наказания судьи определили самую же­стокую. «Вице-адмирала Корнелия Крюйса за его пре­ступления в неисполнении своей должности… нака­зать смертью.

Капитан-командора Шелтинга, который досто­ин был жестокого наказания, но понеже на то орде­ра не имел, того ради от жестокого наказания из­бавляется, но осуждается быть в молодших капи­танах.

Капитан-командора Рейса за неисполнение егодолжности… расстрелять. Капитана Дегрюйтера занезнание его дела выбить из сей земли абшиту.

При Петербурге. В 22 день января 1714 года».

В тот же день, 22 января, поутру, привели перед собранием судей всех обвиняемых, за караулом, и сентенция прочтена им публично. Затем объявлена монаршая милость: Крюйса «взять чин», послать в Тобольск; Рейса привязать с завязанными глазами к позорному столбу и приготовить к расстрелянию, а потом сослать в Сибирь; с Шелтингом и Дегрюйте-ром велено было «поступать по приговору».