Решающий шаг

В спор вмешался сидевший в середине Мамедвели-ходжа — старик с продолговатым лицом цвета ящерицы, с узкой, козлиной бородкой и бельмом на глазу. Вынув свою белую маленькую руку из длинного рукава полосатого халата, он огладил бородку и примирительно начал:

— Люди, я не принадлежу ни к одному из ваших родов. Я потомок пророка и для всех вас ходжа (Ходжа — у туркмен племя, якобы ведущее свою родословную от пророка Мухаммеда), поэтому я думаю, что вы послушаете меня. Пророк наш говорил: «Сеющий раздоры — не мусульманин». Да избавит нас бог от раздоров — покаемся! И деды наши говорили: «Живущим согласно бог помогает, враждующих отвергает». Не подобает враждовать мусульманам. Так как я потомок пророка — мой долг призвать вас к согласию. И потому прошу вас поручить мне выбор мираба в этом году.

Меле-бай и старик суфий (Суфий — монах-отшельник; здесь — служитель мечети), одетый в шерстяной халат песочного цвета, в один голос воскликнули:

— Очень хорошо, ходжам! (Ходжам — почтительное обращение к ходже) Тебе и поручим!

Слова Мамедвели пришлись по душе и Черкезу.

Правда, он вспомнил, что ходжа питается байским хлебом, что байские кони часто стоят на привязи у кибитки потомка пророка, но воздержался от новой ссоры с баями. Мысли Черкеза бродили в голове Артыка, и еще кое у кого, однако никто не решился возражать ходже, и тот продолжал:

— Я не хочу вставать ни на ту, ни на другую сторону. Я хочу назвать человека, который поймет нужды всех. Этому человеку будет, конечно, очень трудно, но я призову его исполнить веление пророка во имя согласия мира в народе.

По взгляду, брошенному при этом ходжой, Артык понял, кого наметили в мирабы, и хотел крикнуть, чтобы не давали такого права Мамедвели, но опоздал.

— Люди, — обратился Мамедвели-ходжа к собравшимся, — поднимите руки, — я дам вам благословение. Пусть это будет не моим благословением, а благословением моих отцов и дедов. Пусть в этом году будет вашим мирабом приносящий счастье... Халназар-бай! Пусть удачны будут его дела, а усы закручены. Во имя бога милосердного, милостивого... Велик аллах!

Меле-бай, как бы совершил омовение, провел ладонями по лицу и поспешил опередить отклик народа:

— Ходжам, ты сказал как раз то, что было у меня на душе! Люди, наш ходжа угодил желаниям всех: вы хотели, чтобы мирабом стал один из кертыков — вот он и стал. Идите же, и да будет обилен ваш урожай!

— Ай, что ты наделал, ходжам! — важно откашлявшись, проговорил Халназар. Но просиявшее лицо его показывало, что он рад такому исходу выборов.

Никто открыто не выразил недовольства — одни боялись возражать ходже, другие лицемерили перед Халназаром или заискивали перед ним, третьи остерегались вызывать большие раздоры. А те, которые были недовольны избранием Халназар-бая, старались успокоить себя: «Ведь только на один год, как-нибудь и это переживем!»

Но Артык не выдержал и громко сказал:

— Халназар, и не будучи мирабом, забирал всю силу воды, а теперь вам и вовсе ничего не достанется!

Однако никто ему не ответил. Кто-то сзади крикнул:

— Если мираба назначает ходжа, то нечего было нам и собираться!

Но и на этот выкрик не обратили внимания.

Торжественно вручив мирабство Халназар-баю, люди разошлись.

Был ясный весенний день, солнечные лучи заливали поля веселым сиянием, но еще не палили, как летом. Артык работал в одной рубашке, в тюбетейке. Все думая об этих выборах мираба, он и не заметил, как прокопал канавку до самого арыка. Рубашка у лопаток взмокла от пота. Артык сунул лопату в рыхлую землю, взглянул на пересекающий поля, еще не наполненный водою арык. Вспомнилось, как два месяца он работал на расчистке главного канала и арыков под началом нового мираба.

Воды реки Теджен, пройдя по территории Афганистана и южной Туркмении, у Каррыбентской плотины растекались по пяти рукавам. Один из них назывался Патышалык, то есть Царский канал, так как входил в личную собственность царя. Вода из него давалась в неограниченном количестве, и земли, им орошаемые, по площади были равны землям, орошаемым всеми другими рукавами — каналами дельты Теджена. Четыре других рукава назывались: Векиль, Бек, Утамыш и Кяль. По течению Кяля было расположено пять арчинств, и аул Артыка входил в одно из них. За последние пять-шесть лет Кяль не расчищался, и русло его, занесенное илом, сильно обмелело. Поэтому, когда уровень воды в Теджене бывал низким, в Кяль поступало ее мало, а когда вода прибывала, Кяль выходил из берегов. И тем не менее до земель, расположенных в нижнем его течении, вода почти не доходила. Уже не первый год говорили о необходимости углубить Кяль. Наконец поздней осенью дейхан погнали на расчистку канала.

Перед началом хошарных работ (Хошарные работы — совместные работы по очистке каналов или арыков) Халназар задумал произвести пересчет паев на воду. Он созвал старейшин аула и, расспрашивая их о составе семей, стал откладывать шарики овечьего помета, по одному на каждый пай. Куча росла. Когда он шарики подсчитал, их оказалось сто сорок восемь. Дейхане были удивлены, но Халназар-бай утверждал, что считал правильно.

— Если сомневаетесь, пересчитаю еще раз, — сказал он. Вновь пересчитал, и опять шариков оказалось сто сорок восемь.

В числе присутствующих был и Артык. Ему показалось, что в подсчетах есть что-то неправильное. Почувствовали это и другие, но, так как никто ничего не говорил, начал Артык:

— Бай-ага, тут что-то не так. Может, посчитаешь получше?

Вмешательство Артыка разозлило бая, он сдвинул брови, и похоже было — сейчас обругает парня. Но какая-то мысль остановила его, и выражение лица смягчилось.

— Но, сынок, — сказал он, обращаясь к Артыку,— если не веришь, я буду называть семьи, а ты считай, — и подвинул кучу овечьего помета.

Артык понял, что Халназар хитрит.

— По-моему, бай-ага, — возразил он мирабу, — нет надобности считать овечий помет. Прошлогодние сто тридцать шесть паев в этом году никак не могли превратиться в сто сорок восемь. Попробуйте пересчитать вновь женившихся.

Когда по пальцам пересчитали вступивших в брак, их оказалось четыре пары.

Черкез пристально посмотрел в лицо Халназара и удивленно сказал:

— Гляди, ведь это получается всего сто сорок четыре. Откуда же взялось еще четыре?

Артык снова вмешался:

— Нет, дядюшка Черкез, это не так: надо еще скинуть умерших и выбывших.

«Мертвых» паев оказалось тоже четыре.

Халназар, как выяснилось, откладывал шарики и на умерших; кроме того, положил один шарик на внука, думая в этом году женить его; один шарик — на Баллы, который и так имел пай воды, — но он полагал, очевидно, вторично его женить, а два шарика проскочили так, невзначай, между пальцев.

Когда, наконец, было установлено, что трудовых паев на самом деле сто сорок, дейхане, захватив с собой лопаты и припасы, отправились к водоразделу Тед-жена и остались там на несколько дней.

Водораздел Теджена отстоял от аула на полтора дневных перехода. Поручив своего коня Сахату Го-лаку, отцу Ашира, и навьючив продукты на осла одного из дейхан, вместе со всеми пришел сюда и Артык. Так как он не был женат и одного пая воды, принадлежащего его матери, им не хватало, он взял еще один пай в аренду. Теперь ему приходилось работать за два пая.

В первый же день Артык заметил, что шест, которым мираб отмерял участки на канале, для одних удлинялся, для других укорачивался. Однако, не желая на этот раз спорить, Артык приступил к работе.

Лопатой, сделанной знатным мастером Хозом, он выбрасывал в один мах больше пуда земли выше, чем на высоту человеческого роста. Жилы на шее вздувались, лицо синело, плечи немели, но он все так же размеренно вскидывал лопату, и влажная земля ложилась за ним по берегу канала ровным валом. Пот струился по его запыленному, обветренному лицу, домотканая рубаха стала от пота жесткой, как кожа, а он, не останавливаясь ни на минуту, все бросал и бросал тяжелые глыбы земли.

Вокруг него раздавались оживленные голоса: