Решающий шаг

Артык ехал шагом. Он намеревался проехать в поле, но, поравнявшись с кибиткой Мереда, увидел девушку одну и натянул поводья. Белые обнаженные руки Айны ритмично поднимались и опускались, подобно крыльям большой птицы. Серебряные подвески, свисавшие с краев шапочки вдоль обеих щек, слегка колыхались и мягко позванивали. В кожаных башмачках без задников белели маленькие ножки.

Артык не знал, что ему делать — постоять немного или ехать дальше. Что скажет отец Айны, если увидит? Что подумает ее мачеха? Он то опускал, то натягивал поводья, не решаясь заговорить с девушкой. Но у Ар-тыка нашелся помощник: его гнедой вдруг пронзительно заржал. Айна испуганно отшатнулась. Увидев Артыка, она стыдливо опустила голову. Но от внимательного взгляда Артыка не ускользнуло ее волнение.

— Айна... — сказал он дрогнувшим голосом и осекся. Вместо ответа Айна бросила на смущенного джигита ласковый, ободряющий взгляд.

Не зная, как завязать разговор, Артык постукивал рукояткой плети о луку седла.

Гнедой, выгнув шею, грыз удила и нетерпеливо бил копытом. Артык поднял голову, огляделся вокруг и, не увидев кобылицы Мереда за изгородью, сказал первое, что пришло в голову:

— Где твой отец?

— Поехал в поле, — невнятно ответила Айна. Артык повеселел и снова спросил:

— А мать?

— Ушла на южную сторону.

Артык даже опешил немного. Если бы Айна сказала, что отец или мачеха дома, ему здесь нечего было б делать. Он улыбнулся и заговорил смелее:

— А ты совсем молодец. Айна! Оказывается, и масло сбивать умеешь!

Айна потупилась. А Артык выпрямился в седле и стал говорить уже более уверенно:

— Почему же ты молчишь, Айна? Или считаешь меня чужим?

— Нет, — тихо ответила Айна и смущенно прикрыла рукою губы.

— А вы разбогатели, видать. С чего бы это?

— Ой, что он говорит! Какое же тут богатство?

— Где нет богатства, может ли быть бурдюк масла?

— У нас всего две коровы.

— Только две? — переспросил Артык и, не зная, что говорить дальше, опять начал постукивать плеткой о луку седла.

Айна чувствовала, что Артык говорит не то, что хочет. «А что я отвечу, если он спросит о чем-нибудь важном?» — думала она и нехотя раз-другой ударила в бурдюк мутовкой.

Будто вспомнив о чем-то, Артык поднял голову и сказал:

— Айна, ты помнишь, как мы с тобой в детстве играли?

Склонив голову, Айна молча улыбнулась. Артык продолжал:

— А я не могу этого забыть ни днем, ни ночью. Мне даже во сне снится. Как мы гонялись друг за другом... Иногда я ловил тебя и...

Айна вздрогнула, но, сразу овладев собой, прервала Артыка:

— Ой, что он говорит!. Разве мы теперь дети?

— Вот об этом я и тужу... Если б мы были детьми...

— Что было бы тогда?

— Тогда тебе не удалось бы так спокойно сбивать масло.

— Почему?

— Я незаметно подкрался бы и крикнул: «Ав!» Помнишь, как я тебя однажды перепугал, а ты вскрикнула: «Ма-а!»

— Теперь не очень-то испугалась бы! Смеющиеся черные глаза Айны опьяняли Артыка.

Он восхищенно смотрел на нее, не чувствуя, как мотает головой жеребец, дергая повод. Упершись в стремена, он сильно осадил коня и сказал:

— А теперь я и играть буду иначе. Подберусь незаметно и... крепко схвачу твои белые руки!

Айна не ответила и отвернулась.

— И тогда не испугаешься? — спросил Артык.

— Ой, что он только говорит!

— Потом...

Айна стала играть черенком мутовки.

— ...потом... поцелую...

Айна тихонько вскрикнула и схватилась за мутовку обеими руками.

Артыку и самому стало не по себе. «В самом деле, шутка получилась неуклюжей», — подумал он и в этот момент заметил, что Айна предостерегающе махнула ему рукой. Артык понял, что кто-то приближается к кибитке, и отпустил повод.

Конь пошел мелкой рысью. Артык оглянулся и увидел, что Айна смотрит ему вслед. Поняв, что его слова не обидели девушку, он стал напевать под цокот копыт:

Если я белые руки, нежные руки любимой,

Сжимать отважусь, — убьют, а не отважусь, — умру.

Если я мед пьянящий с губ ее ненасытимо

Впивать отважусь, — убьют, а не отважусь, — умру.

Айна глубоко вздохнула. Последние слова Артыка заставили ее вздрогнуть и каким-то огнем разлились по всему телу. Она посмотрела на свои руки, будто на них могли остаться следы его прикосновения. Ей показалось, что щеки ее горят, и она погладила их. Девушка глянула вслед Артыку. Гнедой бежал плавной рысью. Из-под копыт, как лягушки после дождя, отскакивали комочки земли. Артык играл плеткой и часто оборачивался. Айна долго не могла прийти в себя. Она чувствовала на щеке прикосновение его мягких, едва пробивающихся усов, хотя ее щек касался лишь влажный утренний ветерок.

В детстве Айна дружила с Артыком, и всегда он нравился ей. Теперь она с волнением ощущала в себе что-то совершенно новое. Это уж не детские шалости. Словно зацепил Артык сердце ниточкой, а весь клубок увез. Дорога, по которой он ехал, извивалась змейкой, — тянулась по ней и та ниточка от ее сердца... Руки Айны продолжали взмахивать над бурдюком, а глаза были устремлены туда, на дорогу. И задумчивый взгляд ее то загорался от увлекательной и гордой мечты, то затуманивался от каких-то других, более трезвых мыслей...

Когда Айна стала вынимать из бурдюка сбитое масло, вернулась мачеха.

Мама не отличалась особенной проницательностью, но все же она заметила что-то неладное в лице девушки — оно выражало не то радость, не то печаль.

— Эй, дочка! — сварливо крикнула она. — Ты принялась за работу, когда я уходила, а кончила только сейчас?

— Холодно сегодня, — не поднимая глаз, ответила Айна, — масло плохо сбивается.

Мама хорошо знала, сколько времени она провела в пустых разговорах, и потому не поверила Айне, но и придраться было не к чему. Все же от попреков она не удержалась:

— Скажи лучше, что бездельничала и остудила бурдюк...

Лицо девушки на мгновенье затуманилось, но при мысли об Артыке оно вновь засветилось чистой радостью.

Глава третья

Семья Артыка и Ашира имели паи в разных арыках. Прошлой осенью семья Ашира продала и проела свой пай, а весной брала воду для посева из другого арыка. У Артыка были теперь другие три пайщика, вместе с которыми он работал по очистке канала и арыка. Сегодня он отправился с ними в поле, — надо было проверить, не гибнут ли посевы. Была у Артыка и еще одна забота: его участок лежал высоко, и орошать его было очень трудно. Артык решил прорыть к нему еще одну канаву.

Теплая погода наступила уже в конце зимы, сев дейхане успели закончить еще до новруза. После теплых дождей, выпавших в дни новруза, ячмень и пшеница взошли дружно. Но весной уровень воды в канале не повышался, и это беспокоило дейхан. Это же было и причиной мрачного настроения Артыка. Политые всходы уже ярко и густо зеленели, не-политые оставались редкими и начали вянуть. Однако листочки еще не желтели. Это несколько успокаивало Артыка. «Если не ударит жара, — думал он, — до следующего полива дотянут». И тут же его охватывали сомнения: до его очереди оставалось целых двенадцать дней. Двенадцать дней... — размышлял он. — А полив неполный, да и что это будет за вода, если ее и в эту очередь на мой посев не хватило?»

Когда Артык всадил лопату в землю, намереваясь рыть канаву, им снова овладело подавленное настроение. Невольно припомнилось... Прошлой осенью, когда урожай был снят, наступило время выбирать мираба. В ауле Гоша было около шестисот хозяйств, делились они на четыре рода, четыре арыка. Дейхане были недовольны своим мирабом, — он бессовестно обделял их. Поэтому большинство дейхан говорило: «Надо выбрать такого мираба, который не будет обкрадывать народ и на всех будет смотреть одинаково». Вопрос горячо обсуждался повсюду, каждой группе дейхан хотелось поставить своего человека.

Среди бедных дейхан происходили такие разговоры: