Бухарские палачи

   — Давай дальше! Уж очень занятен твой рассказ, — сказал Хамра-Силач и заложил очередную щепотку наса под язык.

Увлекшись похождениями Хайдарчи, палачи забыли о табаке и теперь, по примеру Хамра-Силача, схватились за свои табакерки и принялись крошить нас. Хайдарча, разжившись у Хамра-Силача табачком, бросил его под язык и продолжал:

   — На ржание лошади с криком: «Кто там, кто там?» из прихожей выскочил Ашур. Не дотронулся я еще до ворот — выбежал и хозяин. Он орал: «Что случилось, что за шум?»

   У соседей залаяла собака. Наконец я справился с воротами и вылетел на улицу. При мне не было нагайки, но лошадь мчалась быстро. Кишлачная улица, будь она неладна, как нарочно, оказалась длинной и кривой. Когда я все-таки добрался до ее конца, кишлачный люд высыпал уже из дворов и вопил: «Держи! Держи! Лови вора!» Впереди человек двадцать-тридцать перекрыли палками и рогатинами дорогу, по которой я мог бы удрать. У меня, как на грех, не оказалось ни револьвера, ни сабли, и я хочешь не хочешь повернул обратно. Наяривая вовсю коня, я промчался мимо этой галдящей толпы и устремился в степь. До меня издали донеслось:

   — Это Хайдарча! Я его сегодня видел! — голосил владелец коня.

   Он, действительно, видел меня в этот день в чайхане.

   — Не буду расписывать вам свои злоключения, скажу лишь, что удрал. Выбрался, помнится, на большую дорогу — и в Розмоз. Рассвет застал меня в Розмозе, и решил я наведаться к мяснику Хакиму, царство ему небесное. Тот уже с первыми лучами солнца был на ногах и собирался на базар. Взяв под уздцы коня, он пригласил меня пройти в комнату для гостей.

   — Хорошенько присмотрите за конем! — сказал я мяснику.

   — Не беспокойся!

   Он отвел его в подвал и запер там, а сам отправился на базар. Я же завалился спать.

   Вернувшись с базара, Хаким-мясник разбудил меня. Вечерело, солнце опускалось за горизонт. Мы умылись, поели. Чтобы скоротать время, а заодно и выведать, что могло мне пригодиться, я стал расспрашивать его за чаем о житье-бытье.

   — Хаким-ака, как торговля в этом году? Есть ли прибыль от базара?

   — Слава аллаху, дела идут неплохо, — ответил он сдержанно.

   — Ладите ли с местными властями? — не унимался я.

   — С властями? И да, и нет.

   — Очень занятно! Как это понять — «и да, и нет»?

   — Сунешь им что-нибудь в базарный день — нет в целом тумане человека милее тебя. Ну, а не подкинешь им хоть разок так знаешь что будет? У твоего порога тут как тут четыре истца.

   — Ничего не поделаешь. Так уж повелось, с этим приходится мириться, — заметил я.

   — Мириться-то оно, конечно, да считаться нужно, — ответил Хаким-мясник, — но ведь предел всему есть. А главное доход нужно иметь солидный... Месяца два назад приятель удружил мне по-свойски — доставил парочку жирных телок и пару быков. Я запрятал их в подвале. Каждый базарный день резал по одному и продавал, не забывая оделить и судью, и раиса, и миршаба, и податного, и даже всех их прихлебателей. Судья, мне известно, говядину не уважает, так я для него специально брал у мясника Турсуна баранину и курдючное сало. А в последнюю неделю нет поживы, даже захудалой скотины не удается заполучить. Пришлось по базарной цене закупить барана и корову для убоя. Сами понимаете, какая тут прибыль — едва хватает на семью. Так власти зарятся и на это. Чем же я их ублаготворю? Вот как оборачиваются на деле эти «мириться да считаться»!

   — Ну, а весы? Разве ничего нельзя выжать из них? — поинтересовался я.

   — Не без этого, ясно. Не обманешь — не проживешь, обвесишь — вот и мясо, и масло, но для кого? Для раиса. Весы и гири проверяет он, поэтому все, что удается урвать при взвешивании, идет раису.

   — Да-а-а! Ну, а чем же все это кончилось?

   — Чем кончилось? Распродал я сегодня товар и только уложил в хурджин [14] весы и гири да вывел из стойла лошадь, чтоб двинуться домой, — останавливает меня посыльный от судьи и объявляет: «Вас вызывает хозяин шариата», судья то есть. Я поспешил к нему, гляжу, а там и миршаб. После обычных приветствий, расспросов о здоровье и прочем судья и говорит:

   — Месяц назад из тумана Ваганзи пропали пара быков и две телки. Следы их протянулись до вашего кишлака и там исчезли. Даю вам недельний ^{7} срок — придется разыскать пропажу, а не то подозрение падет на вас.

   — Вот так-то, брат мой Хайдарча. Если не умаслю их за неделю, я пропал, — подытожил Хаким-мясник. — Сегодня же ночью мне позарез нужно отыскать Турды-Волка, пусть «поохотится». Может, притащит какую тварь. А не то — и подумать страшно... Повезет тебе, брат Хайдарча, с добычей — не забудь и ты обо мне. В накладе не останешься, а перепадет и тебе на дорожные расходы.

   Я вышел из дому. Было за полночь. Мне жаль было тревожить измученного базарной сутолокой Хакима, ему еще предстояло отыскать Турды-Волка. Оседлал я коня и снарядился в путь сам.

   — Пора расставаться, братец Хаким, попрощаемся, — сказал я ему и пожелал удачи. Он проводил меня до ворот, и я поехал в сторону Кармина. Я не слезал с коня ночь, весь следующий день и, миновав Сари Пули Эшон, Хомрабат, Чули Малик, к вечеру добрался до Кармина. Спешился у дома барышника Бурхана.

   Обменявшись, как положено, вопросами о здоровье, я вручил ему повод и предупредил: «Эта лошадь не пьет воду ниже Малика и выше Хатырчи».

   — Ясно. Попробует воду в Нурате, — ответствовал он и повел лошадь в конюшню.

   Два дня гостил я у Бурхана и, выручив две тысячи тенег, отправился домой.

   Добирался я, конечно, пешком. Желая сделать приятный подарок Хакиму-мяснику, в кишлаке Урта-Курган я прихватил быка и корову. Чтобы замести следы, я спустился около кишлака Дурдуль к Заравшону, ночью тихонечко пробрался через Бобдуги, Тошработ и Гишти, а на третий день предстал перед Хакимом со своими подарками — целыми и невредимыми.

   Теперь я продолжал свое путешествие с солидным кушем в кармане. Через день я прибыл, наконец, в Нешкух. Мне не терпелось разузнать, что здесь да как, и потому первым делом я заскочил к дружку. Он выложил мне все новости.

   Тут Хайдарча вынужден был прервать повествование — возвратились пустые арбы. Палачи поспешно занялись погрузкой. Покончив с ней, они заторопились на свои места и, заложив под языки еще по порции наса, приготовились дальше слушать Хайдарчу.

   (Продолжение главы «Дедушка миршаб»)

   Хайдарча продолжил свою историю.

   —  Стало быть, угнал я коня из кишлака Испани. Наутро бывший его владелец вместе с кишлачным старостой привел односельчан в Пешкух, к судье. Они в один голос показали, что кража — моих рук дело и что коня увел я. Судья, раис, миршаб и податный выделили каждый по своему ведомству людей и послали их ко мне домой. Ну, ясно. Они не только меня или коня, даже наших следов не обнаружили.

   Ну, а так как меня не нашли, расплачиваться за хлопоты и беспокойства того дня пришлось истцу — владельцу коня. Он сунул монеты судье, раису, миршабу и податному, и их подчиненным тоже; устроил в доме судьи угощение для старосты, старейшин и своих свидетелей — односельчан. Короче, обошлось это хозяину в две тысячи тенег.

   Он не был глупцом, понял, что выкинул деньги на ветер и решил замять скандал, прекратить поиски конокрада.

   Не тут-то было. Назавтра судья, раис, миршаб и податный отрядили своего человека в кишлак Испани — за истцом. Тот явился в суд. Судья начал:

   — Лошадь твоя была украдена темной ночью. Как тут опознаешь вора? Может, это кто-то другой, вовсе и не Хайдарча! Ни один смертный не может достоверно утверждать это, слышишь, ни один! Все ведомо лишь всемогущему аллаху, сотворившему восемнадцать тысяч миров! Представь нам список подозрительных лиц, Хайдарча включать не надо! Мы призовем их сюда и снимем допрос. Конокрад и обнаружится.