Край Половецкого поля

Все-то эти всадники в шелку да в бобрах, а один среди них всех краше и нарядней. Под ним белый тонконогий конь, сбруя на коне камнями-самоцветами усыпана. На всаднике плащ — по малиновому полю большие круги. Золотое ожерелье жемчугом унизано. Шапка на нем круглая, высокая, соболями отороченная. А лицом всадник бел и румян, брови дугами, нос орлиный, глаза карие, круглые, выпуклые.

Тут вдали победно загудели трубы, всадник ударил коня плетью и ускакал. И все остальные, хлестнув коней, скрылись будто видение.

— Игорь Святославич, внук Ольгович, — сказал Еван, поднимаясь с колен. — Я его в Чернигове видел.

Ядрейка повернул к Евану длинное бледное лицо, спросил:

— А рядом-то с ним, в серебряной кольчуге, узнал ты его?

— Как не узнать? В прошлом году, в Переяславле, помнишь? Да… этого не забыть. Пришел он на русскую землю, много зла сотворил, иных пленил, иных порубил, множество младенцев побил. Как бежали мы тогда от Переяславля, как тогда удалось нам спастись, и посейчас не пойму. Бежали, себя не помня. Как его не узнать — Кончака, половецкого хана?

Тут он вздохнул, задумался, проговорил:

— А кто их поймет, князей? Года не прошло, половцы русскую землю жгли, а теперь с Игорем Святославичем рядышком на ловитву лесного зверя ездят. Да не нашего ума это дело. Наше дело — добрых людей смешить, от их щедрот питаться. Надо бы нам разузнать, где они после ловитвы остановятся. Любят князья вино пить с бубнами, со свирелями, любят слушать, как им славу поют. Пели славу старому Олегу, мы молодому Игорю споем. Нам что? От льстивого слова язык не отсохнет.

Глава шестая КОЛЬЦО

Среди широкой поляны раскинулись три шатра. Первый шатер холщовый, второй полотняный, третий шелковый. В том шелковом шатре Игорь Святославич с друзьями пирует.

Как напились они хмельного вина, начали друг перед другом похваляться, как били они куниц, вевериц, [3]

красных лисиц и всякого зверя. Как запускали ясного сокола в поднебесье, взмывал сокол над облаками, оттуда камнем вниз падал, избивал гусей-лебедей.

Один хвастал, как лось его ногами топтал, рогами бодал, а он голыми руками поборол его. Другой хвастал, как один на один ходил на медведицу, ту медвежью шкуру молодой жене подарил.

Игорь Святославич слушал их похвальбу рассеянно, пил чашу за чашей, мрачнел, свою думу думал.

А по правую его руку боярин Сидор Добрынич и вовсе не слушал. Всё поглядывал на князя, старался угадать, чем князь недоволен, отчего хмурится, правой рукой на левой кольцо теребит. Уж боярин приоткрыл рот, хотел заговорить, и вдруг послышалось биение барабана, и всплески ладоней, и свист свирелей. Вошел отрок и сказал:

— Скоморохи пришли.

Игорь Святославич встряхнул кудрявой головой, будто отгоняя невеселую думу, и приказал:

— Веди их сюда.

Вбежали скоморохи, скачут-кувыркаются, Ядрейка песню завел:

А голос у него такой нехороший, будто овца блеет.

Все покатились со смеху, а Игорь Святославич в гневе вскочил и запустил в Ядрейку обглоданной костью.

Летела кость Ядрейке прямо в лицо, да не долетела. Он ее поймал, вверх подгадывает и опять ловит, на руках пошел, ногами кость подбрасывает. Перевернулся, на ноги встал, руки в стороны развел, а кость стоит у него на носу, не качается, стоит прямо, как свеча или рог у единорога. Тут опять подкинул он кость, схватил Вахрушку за пояс и его тоже вверх подкинул. Руками и ногами Вахрушку подкидывает, подбородком и носом кость наподдает. Вахрушка в воздухе вертится, кость ловит, не поймает — таково смешно!

Но никто не смеется — Игорь Святославич мрачный сидит, и всем не до смеху.

Еще больше стараются скоморохи, друг через друга кувыркаются, колесом ходят — ни ответа, ни привета, все угрюмые сидят, того гляди, вот-вот скоморохов пинками из шатра вон вытурят.

Вдруг Вахрушка подскочил к столу, крикнул Игорю Святославичу прямо в лицо:

— Чего ты от нас нос воротишь? Уж мы так-то хотим тебе угодить! Улыбнись же!

А сам от обиды заплакал. Стоит ревет, подолом рубахи слезы на щеках размазывает — таково смешно!

Вокруг стола все замерли. Чем-то на невиданную, неслыханную дерзость князь ответит?

Игорь Святославич смотрит удивленно. Будто бы какая-то мошка-букашка, козявка неказистая, по столу ползла и неожиданно человечьим голосом заговорила. Смотрит Игорь Святославич на эту букашку и медленно говорит:

— Я и рад бы улыбнуться, да нечему.

— Как так нечему? — говорит Вахрушка, носом хлюпает, всхлипывает. — Как нечему? Разве у нас бубны не звонки, свирель не переливчата? Разве не высоко мы скачем, не дробно пляшем? Не довольно мы тебе кувыркались, еще колесом пройдем.

— Посмотрю я, — говорит Игорь Святославич, — не велик ты, от земли не видать, а разговариваешь больно храбро.

— Я храбрый, — говорит Вахрушка. — Ты не смотри, что я маленький, а я очень храбрый. Я у нас на селе всех мальчишек поколотил. Два зуба мне вышибли — во, гляди. Ну, улыбнись, что ль?

Игорь Святославич смотрит на него, прищурился:

— Смешной ты, а мне не смешно. Не смеется мне! А кто меня развеселит, я бы дорого заплатил.

Вахрушка совсем осмелел и спрашивает:

— А чем пожалуешь?

Тут Игорь Святославич снял с пальца кольцо и говорит:

— Этот перстень золотой мне от прадедов достался. Из Царьграда прадеды привезли с добычей. А камень в нем — изумруд — и того древней. Эллинской работы вырезана в нем богиня Диана — луна на лбу, колчан за спиной, борзые псы у ног. Кто меня рассмешит, тому я этот перстень отдам.

Но сколько ни старались скоморохи, сидит Игорь Святославич, не шелохнется, только перстень пальцами перебирает. А у дружинников разгорелись от зависти глаза: золотой перстень и камень резной изумруд, цены ему нет. Перебивая скоморохов, то один, то другой пытался песню запеть, прибаутку сказать. Где уж им! Игорь Святославич не улыбается.

Тут поднялся боярин Сидор Добрынич, с трудом высвободил толстое брюхо из-за стола, на середину ковра вышел, встал на четвереньки — седая борода, златотканый плащ хлебные крошки и объедки подметают. Схватил Сидор Добрынич зубами замызганную кость, которая в углу валялась, грызет ее, рычит, по-собачьи лает.

— Гав! Гав!

Зад у него трясется, толстые пальцы пол скребут.

— Гав, гав, гав!

Не выдержал Игорь Святославич, засмеялся, отдал Сидору Добрыничу кольцо.

А? Видали? Кольцо прадедовское собаке кинул. Ничего ему не жаль! Эдак он завтра русскую родную землю поганым половцам отдаст. Нате, жгите!