Тёмный рыцарь

—  «In media vitae sumus in morte» [121]— прошептала Алиенора.

— Уж не знаю, насколько я знатен, — ответил на ее вопрос де Пейн, — но жизнь, без сомнения, многолика, и смерть — часть ее. Моя госпожа, вы просили о встрече, чтобы рассказать о преступнике Уокине?

— О преступнике Уокине? — Она расхохоталась. — Доблестный рыцарь, я куртизанка, дочь весьма достойных родителей. В ранней юности меня заперли в монастыре в качестве послушницы — до тех пор, пока… Не важно. — Она пожала плечами. — У каждого есть своя история. Теперь же, тамплиер, я живу здесь. Я хорошо знакома с миром мужчин и вижу своих посетителей насквозь. Развлекаю священников, иерархов Церкви и даже тамплиеров. В их числе — Генри Уокина, владетеля поместья Борли в графстве Эссекс. Уокин был человеком смятенным, тамплиером, которому приходилось бороться с зовом плоти. Часто он проигрывал в этой борьбе, а потому приходил ко мне в те недели, когда ожидал корабль, чтобы отплыть в дальние края.

— Что же дальше?

— Он чернокнижник? — спросила она насмешливо, передавая де Пейну чашу с углями, чтобы и он мог согреть руки. — Колдун, чародей? Говорим ли мы об одном и том же человеке? — Алиенора заговорила возбужденно. — Глупости! Уокин — всего лишь человек, которого одолевали плотские страсти, и больше ничего.

Она улыбнулась де Пейну, когда он возвращал ей чашу. Рыцарь выглянул в окно — какая-то тень метнулась с той стороны улицы, перепрыгнув через сточную канаву. Алиенора тем временем присела на край ложа, знаком приглашая Эдмунда сесть рядом. Он сел, покраснев от смущения, когда его меч запутался в складках одеяла, и тут же вскочил, чтобы снять перевязь. Внезапный стук в дверь заставил де Пейна вздрогнуть.

— Господин, — загремел голос хозяина. — Вино подавать?

— Подожди… — Она пошла к двери.

Де Пейн вспомнил метнувшуюся по улице тень, пустой обеденный зал… Он ведь не заказывал вино!

— Стой, не подходи! — Эдмунд бросился на пол.

Дверь с треском распахнулась, ворвались два человека в капюшонах и масках. Оба упали на одно колено и спустили тетивы своих арбалетов. Две короткие стрелы поразили Алиенору — одна ударила в грудь, другая изуродовала лицо. Де Пейн нащупал перевязь и поднял глаза. Оба негодяя уже удрали. Он вскочил на ноги и бросился в погоню. Алиенору, умершую мгновенно, невозможно было узнать: лицо превратилось в сплошное месиво из клочков кожи и раздробленных костей, заливаемое потоками крови. Одна глазница опустела. Рыцарь отвернулся, прыгнул к двери и скатился по залитой кровью лестнице. Убийцы отнюдь не были склонны к милосердию. На середине лестницы лежал хозяин с перерезанным горлом, руки и ноги еще подергивались, глаза вылезли из орбит. В зале так никого и не было. Краем глаза де Пейн увидел перепуганные физиономии, белые как мел, высовывающиеся в приоткрытую кухонную дверь. Он выбежал на улицу. Прохожие уже останавливались, глядя на вход в трактир. Он повернулся влево, вправо. Никого из нападавших не видно, убийцы в черных капюшонах буквально испарились.

— Ты видел?.. — закричал он было лудильщику, но сразу умолк.

Этот человек не понимал его языка. Рыцарь вложил меч в ножны и вернулся в трактир, вошел на благоухающую ароматами кухню, где стояли столы для разделки мяса, а на огне весело булькало в горшках варево; рядом из полуоткрытой дверцы печи выглядывал лист со свежевыпеченными лепешками. В центре кухни столпились перепутанные повара, помощники, поварята и подавальщицы. С трудом де Пейну удалось отыскать среди них одного, кто понимал его язык, и отправить бегом в ратушу — срочно вызвать сюда коронера Гастанга. А потом он стоял с мечом наготове, охранял дверь, пока не появился коронер со своей обычной свитой. Они осмотрели трупы, де Пейн рассказал, что здесь произошло. Он чувствовал себя разбитым, на душе было скверно; он и не пытался это скрывать. Коронер положил руку ему на плечо.

— Эдмунд, — сказал он шепотом, — или дерись, или беги.

— Что ты хочешь сказать?

— Ну, ты можешь отбыть в Палестину завтра или послезавтра.

— Или же?

— Кто из твоих спутников ведет себя подозрительно? Ведь кто-то проследил за тобой, когда ты шел сюда.

Де Пейн подумал о том, что беспокоило его больше всего, о кошмарной возможности, которая грезилась ему, но которую он упорно отвергал: его смертельным врагом мог оказаться Парменио, настоящий волк, умело прикрывшийся овечьей шкурой.

— Беги, — повторил Гастанг, — или нападай сам. Ты должен решиться на что-то! Да, о твоем шифре… — Он придвинулся к Эдмунду вплотную. — Ты ведь пытался разобраться в нем? Цифры, несомненно, заменяют собой буквы. — Коронер улыбнулся.

— Норманнский французский?

— Э нет! — Гастанг покачал головой. — Я показывал его одному мастеру-шифровальщику из королевской судебной палаты — он теперь получает от короля содержание по старости и живет в Приюте святого Варфоломея в Смитфилде. Так вот, он говорит, что текст составлен по крайней мере на трех языках, из которых один, несомненно, латинский. — Коронер отступил на шаг и посмотрел на два изувеченных трупа — их уже положили на носилки и прикрыли кусками полотна. — Здесь тебе уже нечего делать. Я выношу постановление: эти двое несчастных умерли не от естественных причин, а от рук неизвестных убийц.

Де Пейн поблагодарил его и сообщил о своем скором отъезде в Борли. Коронер недовольно поджал губы.

— Сатанинские края, — пробормотал он, махнув рукой. — Какие только разбойники там не укрываются, да и призрак этого старого дьявола, сэра Джеффри де Мандевиля, там бродит неустанно. Да-да, я много об этом слышал. — Он упер палец де Пейну в грудь. — Будь осмотрителен. Осторожен. До твоего отъезда мы еще увидимся.

Де Пейн возвратился на подворье тамплиеров. Беррингтон и Майель уже побывали в Вестминстере и официально простились с королем и придворными. Де Пейн пошёл в орденскую церковь и преклонил колени у старинной статуи Мадонны с Младенцем, вырезанной, как говорили, из дерева, росшего некогда в саду Гефсиманском. Он положил к подножию статуи зимнюю розу и, глядя на пламя свечей, вернулся мыслями к своей встрече с Алиенорой: вот она вспоминает об Уокине, вот ворвались наёмные убийцы. Почему они раньше на нее не напали? И сам ответил на свой вопрос: они не знали, что она задумала встретиться с ним наедине. Тут его окатило волной страха: кого именно хотели убить — Алиенору, его самого или их обоих? Быть может, убийцы ждали, пока они встретятся? Потом это можно было бы преподнести так, будто тамплиера и куртизанку застал вместе ревнивый соперник. Эдмунд огляделся. Свечи немного согревали воздух, запах ладана почти не ощущался. Вступая в орден, де Пейн принес клятвы в церкви, похожей на эту. Он дал обет неутомимо способствовать распространению христианства. Так что же ему делать: нападать или отступить?

Он прочитал вполголоса молитву, встал и посмотрел на отмерявшую часы свечу — она стояла у стены, близ красочной фрески, изображавшей посещение Христом преисподней. Время у рыцаря еще было. Он поспешил в навесную башню, где хранилось оружие, попросил у дежурившего там сержанта арбалет и колчан с короткими стрелами. Проверил арбалет, возвратился в церковь и положил его на пол у стены, где был изображен святой Христофор. Затем снял перевязь с мечом, повесил на скамью у входа и стал ждать. Почти сразу появился и Парменио, которому он послал записку. Генуэзец толкнул дверь и осторожно вошел в полумрак церкви. Де Пейн улыбнулся. Парменио был настороже, одна рука сжимала рукоять кинжала; двигался он, держась самых темных мест. Рыцарь спокойно поднял заряженный арбалет.

— Эдмунд! Эдмунд!

— Я здесь.

Парменио круто обернулся. Де Пейн мгновенно скользнул к двери, заложил верхний и нижний засовы.

— Бога ради, Эдмунд, что ты делаешь?

— Отстегни перевязь. — Де Пейн шагнул вперед, опустив арбалет. — Впервые мы встретились в церкви, так почему бы нам в церкви и не расстаться?