Тёмный рыцарь

Они прошли вдоль темной громады замка Бейнар, свернули в переулок, ведущий на набережную, — холодный ветер ощутимо пах солью, рыбой и смолой. Вдруг Гастанг резко остановился и постучал в дверь лавки, над которой красовалась пестрая вывеска бакалейщика, снабжающего провизией морские суда. Дверь отворилась, и хозяин, со знаком своего цеха на груди, провел их через лавку, наполненную соблазнительными запахами, вверх по лестнице, в светелку, где за столом сидели его жена и дети. Не обращая внимания на домочадцев, купец подвел коронера со всеми его людьми к закрытому ставнями окну и приотворил ставню. Гастанг мягко подтолкнул де Пейна вперёд, чтобы тот смог увидеть в узкую щелочку то, что происходит внизу, на улице. Он шепотом подсказал тамплиеру, куда смотреть — на двери трактира напротив. Это было просторное трёхэтажное здание, гордо именуемое «Спасение души».

— Генуэзец там уже довольно давно, — сообщил купец вполголоса. — Он точно еще не выходил. Там, в трактире, мой приказчик Гилберт. Уже час, если не больше.

Де Пейн в душе восхитился хитроумием коронера. Ему не требовался легион соглядатаев, достаточно было торговцев, ремесленников, членов городских цехов — тех, кто прекрасно знал, что творится на его улице и мог опознать чужака, особенно если такого ему заранее описывали. Гастанг преисполнился решимости выяснить, кто таков на самом деле Парменио и чем он здесь занимается. Все приготовились долго ждать. Жена бакалейщика увела детей в спальню. Внизу, на улице, возникали в свете фонарей и снова пропадали чьи-то тени. Орали коты. Промчалась по улице огромная свинья, вырвавшаяся из загона, за нею гнался мясник с собаками. Прогремела по булыжникам тюремная телега, к которой был привязан кто-то из нарушителей закона. В дверях трактира «Спасение души» стали появляться люди, вышел в круг света и Парменио. Немного постоял, огляделся украдкой и, скользнув вбок, растворился в темноте. Через минуту-другую вышел и приказчик Гилберт, он проворно перебежал улицу и вскочил в дверь хозяйского дома. Взлетел вверх по лестнице и, запыхавшись, рухнул на табурет. Он тут же стал торопливо рассказывать о том, что сумел увидеть. Де Пейн не понимал ни слова, но монетку парню дал. Гастанг выслушал сообщение, потом отвел рыцаря в сторонку.

— Похоже, Парменио говорил с каким-то венецианцем. Гилберт потом кое-кого расспросил. Купеческий корабль из Венеции стоит у причала в Куинсхайте, уйдет с утренним приливом. Парменио и его гость сидели в углу зала. Они обменялись запечатанными грамотами. Генуэзец выглядел растерянным, встревоженным, но вот о чем они говорили, — коронер скривился, — этого мы не знаем.

— А что венецианец?

— У них, Эдмунд, самые быстрые корабли. Он ведут торговлю с Палестиной и с иными краями. А Парменио уже не впервые встречается с такого рода чужаками. Несомненно, кто-то шлет ему письма из Палестины, а он отвечает на эти письма. С чего бы это? — Коронер отвернулся.

Он поблагодарил бакалейщика и вывел де Пейна из дома в темноту. Но вместо того чтобы возвращаться в центр города, Гастанг повел свой отряд через лабиринт вонючих переулков и проулочков, представлявших собою просто щели, окутанные непроглядной темнотой; лишь изредка пробивалась из-под ставней узенькая полоска света, да нет-нет и перебегал впереди дорогу какой-нибудь прохожий с фонарем или просто с прикрытой колпачком свечой в руке. Де Пейн одной рукой сжимал рукоять меча, другой зажимал ноздри из-за нестерпимого зловония и краем глаза улавливал то одну, то другую смутную фигуру, появлявшуюся на перекрестке и тут же пропадавшую в кромешной тьме. Открылась дверь одного дома, вышла женщина, за ней вынесли похоронные носилки, на которых лежал прикрытый дерюгой труп, и эта маленькая процессия удалилась в ночь, пройдя мимо людей коронера. Внезапно раздался громкий голос:

— Гастанг со своими приставами! Идут, идут!

— Внимание!

— Всем быть наготове! — Этот крик, затихая, понесся в темноту.

— Ночная стража, — прошептал Гастанг.

С треском распахнулась одна дверь, какая-то оборванка высунулась оттуда и вылила на улицу содержимое горшка. Де Пейн заглянул внутрь и невольно вздрогнул от крайнего удивления. Он успел бросить лишь мимолётный взгляд, дверь тут же захлопнулась снова, но за ней, оказывается, шел пир горой: расставленные квадратом столы ломились от разнообразных горячих мясных блюд, ваз с фруктами, кувшинов, графинов и кубков. Все это было буквально залито светом множества ярких свечей. Сидящие за столом мужчины и женщины, все в ярких нарядах, ели и пили, поднимая кубки в честь занимавшего почетное место в центре человека в белых одеждах; черные волосы его венчала деревянная корона.

— Это банкет нищих, — прошептал Гастанг. — В нашем городе и не такое можно увидеть.

Они выбрались наконец из лабиринта переулков и вышли на небольшой пустырь, посеребренный луной. Вдалеке, на его противоположном конце, мигал высоко в воздухе фонарь, будто один из маяков.

— Там тоже мои люди, — объяснил Гастанг. — Охраняют находку. Тебе надо взглянуть на нее, Эдмунд, — я уверен, что это дело рук Уокина.

Они прошли через пустырь. То там, то здесь де Пейн мельком видел развалины домов. Гастанг объяснил ему, что этот квартал к северу от Уотлинга вначале был опустошён пожаром, а затем полностью разрушен при нападении на Лондон вражеских сил во время недавней войны. Место это поневоле навевало ужас: иссохшие деревья тянули вверх голые, лишенные листвы ветви, за ноги цеплялся низкий колючий кустарник, а в темноте таились глубокие ямы и рытвины. Когда порыв ветра немного рассеял туман, де Пейн разглядел заброшенную церковь, к которой они приближались. Ухали совы, зловещую тишину нарушали взмахи крыльев этих призрачных птиц, летевших низко над кустами в поисках мелких грызунов, которые в страхе удирали сквозь заросли папоротника. Где-то далеко в городе раздались удары церковного колокола, словно били в набат.

— Это в церкви Святого Власия на Вересковой пустоши, — негромко сказал Гастанг.

Поскольку кладбищенские ворота обвалились и загородили путь, люди коронера перелезли прямо через полуразрушенную стену. У дверного косяка горел факел, вставленный в самодельную скобу, и освещал вход в центральный неф. Купель для крещения исчезла, как и плиты, некогда покрывавшие пол, как и все изделия из дерева — алтарная преграда, дверцы ниш и даже аналой. Несколько приставов уже ожидали в алтаре. Они кое-как смастерили факелы и вставили их в трещины и углубления стен; от колеблющегося света по церкви заметались тени, словно то был вход в царство призраков. На месте алтаря развели костер. Завидев приближающегося коронера, все встали.

— Никто ничего не трогал? — грозно рявкнул Гастанг, быстро шагая по проходу.

— Нет, сэр! — ответил ему один из помощников.

Гастанг кивнул и провел де Пейна в маленькую ризницу. Там лежал труп, накрытый куском грубого полотна. Небольшие фонари горели в головах и в ногах трупа. Гастанг опустился на колени и откинул ткань, открывая взорам тело молодой женщины — должно быть, четырнадцати или пятнадцати лет от роду; грязное обнаженное тело было удивительно бледным, с ног до головы его покрывали пятна засохшей крови. Длинные черные волосы, к счастью, скрывали лицо, наверняка искаженное смертной мукой, но в остальном все ужасные детали были видны: горло перерезано, грудная клетка вскрыта и сердце вырвано из груди. Де Пейна замутило и он отвернулся, увидев и так вполне достаточно. Дрожащими губами он зашептал молитву, охраняющую от ужаса, который внушают проданные дьяволу души.

— Ее схватили, — произнес стоявший рядом Гастанг, — где-то на улице. Несчастное падшее создание. Уже не первая, Эдмунд, из тех, кого похитили и исполосовали ножом. Тело нашел один коробейник и тут же поспешил с докладом ко мне. Это не какая-то закоренелая шлюха, на которую напали ради забавы, к тому же, как я уже сказал, она далеко не первая жертва. Это дело рук ведьм и чернокнижников: изуродованный труп, распростертый в заброшенной церкви.