СТАЛИНИАДА

Юдин создал в возглавляемом им Институте философии творческий коллектив из трех человек: он — руководитель и авторы — Зись и Францев. Коллектив начал работу, которую прервала война.

Философские суждения

Незадолго перед войной Сталин сказал:

— Гегель — аристократическая реакция на Французскую буржуазную революцию и французский материализм.

Диалектический закон "отрицания отрицания" он назвал отрыжкой гегельянщины.

Все эти высказывания противоречат не только всей мировой традиции в трактовке гегелевской философии, не только фактам культуры и истории, но и определениям Гегеля в работах Маркса и Ленина, продолжателем учения которых объявлял себя Сталин.

Видимо, философ Стэн, обучавший генсека философии и жаловавшийся на теоретическую ограниченность своего подопечного, так и не смог преодолеть этой ограниченности: Сталину не удалось ни самостоятельно, ни с помощью Стэна освоить наследие Гегеля.

Не проявил бдительности

В 1938 году в Институте философии состоялось заседание партбюро. Оно рассмотрело персональное дело академика М., провинившегося в том, что слывущий любовником его жены человек арестован как враг народа. М. оправдывался:

— Товарищи, я же был не в курсе дела!

Ему вынесли выговор за утрату большевистской бдительности.

Хитроумный М. обратился к товарищу Сталину с письмом по философским вопросам и был им принят, после чего выступил в Институте философии на специальном заседании. Его речь состояла из фраз:

— В беседе со мной товарищ Сталин… указал… подчеркнул… раскрыл…

Выговор с М. сняли, а протокол партбюро уничтожили.

Обсуждение преимуществ

В 1940 году на приеме у Сталина Юдин высказал суждение о великих преимуществах советской экономики перед капиталистической.

— Так-то оно так, — сказал Сталин. — Преимущества, безусловно, есть.

Только можете ли вы мне объяснить, почему в Выборге до нашего прихода была электростанция, на которой работало шесть человек (хозяин — он же директор — и еще пять инженеров и техников), а сейчас, при советской власти, на этой же электростанции работают 300 человек? И нельзя сказать, что от этого станция дает больше электроэнергии.

Любимые деятели

Любимыми русскими историческими деятелями Сталина были Иван Грозный и Петр I. «Чуткие» художники сняли о них фильмы и написали книги. В Грозном и Петре Сталин видел своих предшественников, близких ему по духу и типу исторической деятельности.

ЛУЧШИЙ ДРУГ ИСКУССТВА

Заступник

Как-то в присутствии Александрова Сталин спросил Любовь Орлову:

— Тебя муж не обижает?

(С женами Сталин разговаривал обычно "на ты".)

— Иногда обижает, но редко.

— Скажи ему, что если он будет тебя обижать, мы его повесим. Тут, полагая ситуацию шутливой, Александров спросил:

— За что повесите, товарищ Сталин?

— За шею, — мрачно и серьезно ответил вождь.

Перевод Руставели

Сталин пригласил опального профессора Шалву Нуцубидзе и беседовал с ним целый вечер. Сталин знал, что Нуцубидзе перевел на русский язык "Витязя в тигровой шкуре" Шота Руставели, и сказал, что он тоже перевел когда-то несколько строк из этой поэмы. Когда Сталин прочел эти строчки, Нуцубидзе, угадав его желание, попросил разрешения включить их в свой перевод. Разрешение он получил, и эти строки безымянно вошли в поэму. Впрочем, безымянно-то безымянно, но слух об этом пошел.

Это рассказал мне в 1947 году профессор Панцхава, зять Нуцубидзе.

Есть и другой слух: перевод принадлежит не Сталину, а другу его юности, участвовавшему вместе с ним в эксах и посаженному в лагерь.

Я знал Нуцубидзе. Это был человек большой культуры. В начале 30-х годов его упрекали в том, что он недостаточно освоил философские труды Сталина и все ещё не перешел на платформу марксизма.

Нуцубидзе отвечал: "Даже на вокзале только человеку без багажа легко и быстро переходить с одной платформы на другую. У меня же есть научный багаж".

Не понял конъюнктуру

Правнук поэта Тютчева литературовед Кирилл Васильевич Пигарев занимался поэзией декабристов, Баратынского, Тютчева.

Однако в 1943 году увлекся фигурой знаменитого русского военачальника и написал книгу "Солдат-полководец. Очерки о Суворове". Книга так понравилась Сталину, что вождь приказал соединить его с автором, а поскольку телефона у того не оказалось, военные срочно провели временную связь. Сталин позвонил.

Похвалил очерки Пигарева, поговорил о фигуре Суворова. Через полгода позвонил опять:

— Над чем работаете, товарищ Пигарев?

— Вернулся к изучению Тютчева.

Сталин раздосадован но бросил трубку и больше никогда не звонил Пигареву, оказавшемуся ненужным человеком — не понимающим конъюнктуру.

Конъюнктуру понял Константин Симонов, который, по меткому устному высказыванию Бориса Пастернака, был "внелитературно талантлив": он написал поэму о Суворове задолго до Пигарева и не остановился на ней, а продолжал работать в нужном Сталину направлении.

Впрочем, второй вариант предания объявляет героем истории не Пигарева, а автора другого произведения о Суворове — Тихомирова.

Его якобы уведомили из секретариата Сталина, что следует позвонить вождю. Он позвонил из автомата, разговор был прерван из-за невозможности продолжать его из телефонной будки. Тут же военные провели личный телефон ь квартиру Тихомирова, там раздался звонок, и Сталин продолжил разговор:

— Следующее замечание: на 39 странице…

Письмо к Сталину о Бунине

Несмотря на то, что Бунин не любил Алексея Толстого и резко о нем отзывался, в конце 30-х годов Толстой обратился к Сталину с письмом-просьбой разрешить Бунину вернуться из эмиграции. Сталин ничего не ответил. В 1946 году возник устойчивый слух, что Бунин готов вернуться и получил на это разрешение.

Возможно, это был запоздалый результат письма Толстого.

Возвращение затянулось, однако после сталинских постановлений о журналах «Звезда» и «Ленинград» и проработки Ждановым Ахматовой и Зощенко Бунин возвращаться передумал. Алексей Толстой к этому времени умер и этот противокультурный шабаш уже не увидел.

История же с Буниным свидетельствует о том, что Толстой был предан культуре, предан, несмотря на некоторые вынужденные отступления от ее высших идеалов, о чем повествуют некоторые предания.

"Низкопоклонство"

В сентябре 1939 года наши войска вошли в Западную Украину. Писатель Александр Остапович Авдеенко был военным корреспондентом. В Черновцах он сделал удачные приобретения, и ему очень понравилась жизнь самой восточной провинции «гнилого» Запада. Он написал в газету восторженный очерк, который разгневал Сталина. Сталин учитывал, что выход в Европу в 1812 году породил декабрь 1825-го. Постановления ЦК по литературе и искусству, борьба с космополитизмом и другие послевоенные проработочные кампаниии были упреждающим ударом против прозападных ориентации, либеральных настроений и желания жить по-европейски.

Позже — в 60-х годах Мао Цзэдун превентивно ударит по "дурному экономизму". Зародилась же эта идея у Сталина еще в 1940 году.

Пробный упреждающий удар пал на Авдеенко. Его вызвали на заседание Политбюро. Сталин политически отрицательно охарактеризовал очерк Авдеенко и дал ключевое слово: «низкопоклонство». Это слово повторяли все выступавшие. Сталин по обыкновению ходил и слушал. Когда все выступили, он подошел к Авдеенко, стал прямо перед ним и, ткнув в него пальцем, спросил (это была традиционная сталинская формула): — Кто ты, Авдеенко?

Энергия вопроса была столь мощна, предшествующая проработка так подействовала на психику бедной жертвы, а последствия происходящего были столь внятно ощутимы в их самом мрачном очертании, что Авдеенко, ничего не успев ответить, рухнул под стол без сознания.