Жезл маршала. Василевский

Галя, помыв на кухне руки, подошла к Даше и, открыв Маше рот, пощупала десны пальцем.

   — Боже, у неё режутся зубки! Потому-то она плохо и спала ночью. Больно ей было. Но это скоро пройдёт.

Даша села на диван и стала кормить дочь молоком из бутылочки. Маша прытко сосала соску, глазки её бегали по сторонам: должно быть, она проголодалась.

   — Чудесная девочка! — Галя тронула Машу за носик. — Глазки у неё чёрные, как спелая вишня. — Она взглянула на Дашу: — Так кто он, твой избранник?

   — Зачем тебе это знать? — Даша слегка зарделась, лицо её пошло белыми пятнами. — Я когда влипла, то страшно испугалась: что делать? Рожать или решиться на аборт? Но... видно, не судьба! Вспомнила, как ты советовала мне родить малыша. Но тут случилось чудо...

   — Какое ещё чудо? — не поняла Галя.

   — Я провела ночь с этим человеком и влюбилась!

Галя долго молчала, о чём-то размышляя.

   — Значит, в твоей женской судьбе я сыграла какую-то роль? — наконец заговорила она.

   — Я бы сказала — главную роль! — воскликнула Даша.

   — Твой избранник хоть знает, что у него появилась дочь?

   — Нет! — жёстко, даже зло произнесла Даша. — И знать не будет. — Она взяла молоко и пошла на кухню, чтобы сварить кашу, а Галю попросила присмотреть за малышкой. — Я быстро вернусь.

Галя наблюдала, как Маша, сидя в кроватке, играла с мишкой: она восторженно махала ручонками и что-то выкрикивала.

   — Вот так, ещё попрыгай!.. — Взгляд Гали упал на письменный стол, на котором лежала какая-то книга. Она взяла её — роман Гончарова «Обрыв». Полистала книгу, из неё выпал листок. Галя подняла его и прочла про себя: «Дорогой Оскар, я очень скучаю по тебе; ты бы зашёл ко мне хоть на часик, — писала Даша. — Я давно хочу тебе открыть один секрет, да всё не решаюсь: а вдруг станешь презирать меня? И всё же ты должен знать правду! Оскар, Маша — твоя дочь...» Галя не могла больше читать, от этой неожиданной новости у неё будто что-то оборвалось, сдавило дыхание. «Вот муженёк что натворил, — выругала про себя Оскара. — Этого я ему не прощу!» Она положила листок в книгу. В голове стучало: «Как мне быть? Что делать?..»

В комнату вошла Даша, на ходу мешая ложечкой кашу в тарелке.

   — Не плачет моя Маша? — спросила она.

   — Да нет, она весело играет с мишкой. — Голос у Гали сорвался, и Даша это заметила.

   — Чего ты?

   — Пойду я, Даша, — грустно молвила Галя. — В ночь ухожу на дежурство в госпиталь. Перед операцией надо хоть немного поспать. Тот, кому буду делать операцию, очень тяжёлый. Почки у него барахлят...

Ушла Галя какая-то странная. Даша недоумевала: отчего та вдруг стала грустной? Она накормила дочь, искупала её и, уложив спать, уселась за письменный стол. Она развернула книгу, вынула из неё недописанное письмо и увидела, что оно помято. И тут же её пронзила догадка — письмо читала Галя! Теперь ей стало понятно, почему та так изменилась в лице. «Ну что ж, — подумала Даша, — если прочла, значит, скорее наступит развязка. Или она уйдёт от Оскара, или Оскар уйдёт от неё. Что будет, то будет!»

Даша дописала письмо и вложила его в конверт. Утром она бросит его в почтовый ящик. Если завтра Оскар вернётся с фронта, письмо откроет ему Дашину тайну и он будет знать, что кроме сына Петра у него есть дочь Маша. От этой мысли у Даши тревожно забилось сердце. Что будет? Как он воспримет всё это?..

Галя вернулась домой, с трудом открыла дверь и вошла в комнату. Бледность с её щёк не сошла, лицо было каким-то неживым. Подошла к дивану и рухнула на него не раздеваясь. Из глаз брызнули слёзы, и такой жар возник в груди, что ей тяжело было шевельнуться. В голове суматошно билась мысль — Оскар предал её! Что делать? Пока ей было ясно одно: после того что случилось, Оскар ей не муж и жить с ним под одной крышей она не будет!

И всё же — что делать? И вдруг её обожгла мысль — уйти на фронт. В больнице врачи-коллеги агитировали её податься в народное ополчение, но она отказалась. «А вот теперь поеду на фронт и мужу об этом не скажу!» — твёрдо решила она. Встала с дивана, вытерла на щеках слёзы и, глядя на себя в зеркало, произнесла вслух:

   — Не горюй, Галя, у тебя есть сын, он любит тебя больше всех на свете!

Обессиленная и притихшая, она до глубокой ночи лежала на диване, но сон к ней никак не шёл. Одолевали разные мысли, и одна из них особенно терзала её: как поступит военком, когда завтра утром она придёт к нему с просьбой отправить её на фронт? Она была с ним знакома, и всё же... Неужели он откажет?

Уснула она на рассвете. Разбудил её громкий стук в дверь. Набросив халат, она вышла в коридор.

   — Кто тут?

   — Это я, Галюша...

«Оскар! — отчего-то вдруг испугалась она. — Какого чёрта он заявился? Сидел бы в своей редакции...» Она открыла ему дверь.

   — Ты что, спала? — спросил Оскар, проходя в комнату.

   — Да...

   — А я вернулся с фронта. — Он снял шинель и повесил её на вешалку. — Ездил с командующим фронтом Георгием Жуковым на передний край, и нас обстреляли немцы. Мина взорвалась рядом с машиной...

Оскар стал пить чай. Неожиданно ему позвонил главный редактор и попросил прийти в редакцию.

   — Дело тут есть одно, и без вас нам его не решить...

Кальвин допил чай, оделся и, уходя, заглянул в спальню. Галя сидела на диване и заплетала волосы. Лицо её было грустным.

   — Меня зачем-то вызывает главный редактор, — сухо сказал он. — Я тебе нужен?

   — Когда вернёшься? — спросила жена.

   — Сам ещё не знаю, но, видимо, к вечеру, если снова не уеду на фронт.

В кабинете главного редактора Кальвин увидел писателя Алексея Николаевича Толстого. Он уже бывал на даче у знаменитого писателя, и тот всегда принимал его радушно, даже делился своими творческими планами.

   — Вам передавал привет с фронта генерал Конев, Алексей Николаевич, — произнёс Оскар, поздоровавшись с писателем. — Ему пришлась по душе ваша статья «Армия героев». Просил вас написать ещё что-то в таком духе. Бойцы, сказал он, зачитываются вашими статьями...

   — Спасибо за добрую весть, — мягко улыбнулся Толстой.

   — Оскар Петрович, — заговорил главный редактор, — я попросил Алексея Николаевича написать для газеты статью о зверствах немецких фашистов под Москвой. Но ему нужны факты, рассказы тех, кто побывал в застенках врага, свидетельства очевидцев. Не сумели бы вы собрать такой материал?

   — Я готов это сделать! — быстро ответил Кальвин.

   — Это было бы здорово! — одобрительно отозвался Толстой. — Кроме свидетельств наших бойцов, мирных жителей, не смогли бы вы достать письма немцев к себе на родину, в которых они хвалятся тем, что жестоко расправляются с советскими людьми? Хотя бы два-три письма.

   — Есть такие письма в армейских штабах, привезу их вам, — заверил Кальвин.

   — Оскар Петрович, оформляйте себе командировку, а мы ещё поговорим с Алексеем Николаевичем, — сказал главный редактор.

   — Есть, понял! — И Кальвин вышел.

Два дня провёл Кальвин на фронте. Он собрал для Толстого богатый материал о зверствах фашистов на оккупированной территории, помогли ему в этом деле разведчики. Документы он отвёз писателю в Барвиху. Толстой встретил его радушно, усадил рядом и стал с интересом знакомиться со свидетельствами тех, кто испытал на себе «гуманность» фашистов.

   — Это как раз то, что мне надо, — заявил Толстой и поблагодарил Кальвина за помощь.

   — Я рад, что хоть в чём-то помог вам, Алексей Николаевич, — ответил Кальвин. — А то, что вы на высоком накале напишете статью, ничуть не сомневаюсь. У вас талант большого художника.

   — Спасибо, голубчик, за добрые слова, — смутился Толстой.

Пока они беседовали, жена писателя Людмила Ильинична накрыла на стол.

   — Прошу вас, Оскар Петрович, с нами отобедать! — звонко сказала она. На её лице появилась улыбка, а глаза блестели. — Алексей Николаевич рвётся на фронт, хочет своими глазами увидеть, как сражаются наши бойцы. Но я решительно возражаю против его поездки: мало ли что может случиться на фронте! Там рвутся мины, снаряды, кругом свистят пули, осколки. Один наш знакомый полковник рассказывал, что делается на переднем крае... Нет, Алексей, я тебя на фронт не пущу!