Маршал Конев

— Ты иди, иди, — шептала она пересохшими губами. — Иди, а я отдохну и догоню тебя. Обязательно догоню...

Парень не стал её уговаривать. Видя тяжёлое состояние недавней пленницы, он взвалил её на плечи и понёс. Когда очень уставал, осторожно опускал девушку на землю и садился рядом, вглядываясь в её лицо. Он только сейчас смог увидеть, как она молода и красива.

Уже совсем рассвело. И когда после очередной остановки парень вновь хотел взвалить её на плечи, Наташа запротестовала.

— Я пойду сама, — тихо проговорила она. — Береги силы.

— Тогда обопрись на моё плечо, — предложил парень, и Наташа с благодарностью посмотрела на него.

Молодой человек шёл уверенно — видно, хорошо знал здешние места. На очередном привале, когда беглецы отдыхали, прислонившись спинами к берёзе, она спросила:

— Давай хоть познакомимся: как звать тебя? — Зовут меня Гришей. Григорий Крылов.

— А меня — Наташей. Это моё настоящее имя.

— Я понимаю. Спасибо за доверие. Скоро мы придём. Девушка впервые за последние две недели улыбнулась.

...Улыбнулась она и сейчас, когда услышала его голос:

— Наташа Круглова к командиру!

— Иду, Гриша, иду, — отозвалась она.

То, что сообщил немолодой уже руководитель партизанского отряда, дислоцировавшегося во львовских лесах, её порадовало: она получила новое задание. Наташа почувствовала, что командир опечален тем, что не пришёл связной из Львова от профессора Нечаева. Многие сведения, собранные подпольщиками, хранились у него, как у человека, стоящего вне подозрений. Именно этой ночью предстояло переправить их из Львова, пока ещё занятого немцами. У профессора имелись последние данные о противнике, засевшем в городе. В отряде тоже есть карты, схемы оборонительных укреплений. Их и надо доставить в штаб 1-го Украинского фронта — Коневу. И как можно быстрее.

Командир пристально взглянул на девушку, сделал паузу и сообщил своё решение:

— Придётся вам, Наташа, перейти ночью линию фронта. Мы дадим надёжного провожатого. Он хорошо знает местность. Доведёт вас почти до окопов. А там поступайте по обстоятельствам. Лучше нащупать проход, где противника нет. Думаю, что сейчас, когда всё находится в движении, сплошной линии обороны не существует. Это поможет вам выполнить задание.

— Юрий Михайлович, меня не надо убеждать, — ответила Наташа, поднимаясь со стула. — Я готова. После того, что я пережила...

— Успокойтесь, не надо вспоминать. Я и не убеждаю вас. Знаю вашу исполнительность. Но, как старший, хочу дать совет.

— Слушаю вас, — сказала Наташа, усаживаясь на стул.

— Хорошо запомните маршрут. Все данные — их вам передадут в штабе — зазубрите наизусть. Вы недавно учились в школе, дело это вам знакомое.

Наташа молча кивнула.

В путь они вышли в сумерках и к утру благополучно достигли почти переднего края. Немцы явно нервничали. Это чувствовалось и по тому, как часто освещали они свои окопы ракетами, и по раздававшемуся то в одном, то в другом месте дробному перестуку автоматов и пулемётов. По логике фронтовой обстановки, которую Наташа уже научилась понимать, гитлеровцам следовало бы сидеть молча, а они со страху то и дело пускали ракеты, видимо, подавая сигналы друг другу, как бы говоря: «Я ещё жив, держись и ты, Фриц!» Но именно из-за этих постоянно висевших над передовой осветителей разведчиков обнаружили. Завязался бой. В этой кутерьме Наташа потеряла напарника. Получил ли он ранение или убит, она не знала, и ей пришлось пробираться дальше одной. Тут разведчица добрым словом вспомнила командира партизанского отряда, который подробно инструктировал её, разъясняя, как надо преодолевать передний край противника.

Восток уже алел утренней зарей, и Наташа, ориентируясь на этот манящий свет, пробиралась по опушке малолесья, маскируясь невысоким кустарником. Вдруг ей послышалось, будто поблизости хрустнула ветка. Вслушиваясь в тишину, она остановилась, огляделась. Справа раздалась короткая автоматная очередь. «Немцы, — подумала Наташа, — но они, видать, далеко от меня». Не обнаружив ничего подозрительного, она сделала несколько шагов вперёд и тут же упала на землю под тяжестью навалившегося на неё человека. Наташа попыталась вырваться, но сильные руки прижали её к земле.

— Вот, гад, кусается, — раздалась русская речь. — Держи, Вань, за ноги... Повезло нам с тобой. Легко добыли «языка»...

Ноги пленницы быстро обкрутили ремнём, стали заламывать руки за спину. Невыносимая боль сковала её тело, и она крикнула:

— Больно! Ошалели, что ли? Пустите меня! Руки, державшие её, сразу ослабели.

— Вань! Ты слышишь, фриц-то по-нашему балакает. Тот, кого называли Ванькой, с ехидцей ответил:

— Тишка, да ведь это баба. Ей-ей, баба! Вот отличились!

— Погоди паниковать-то, — отозвался Тишка. — Повели быстрее, командир разберётся...

Боец склонился и, дёрнув задержанную за рукав, скомандовал:

— Пошли!

Наташа попыталась подняться, но ноги были стянуты ремнём.

Разведчики быстро развязали путы, и Наташа беззлобно ругнулась:

— Слоны...

— Что-что? — не понял Тишка.

— Слоны, говорю. С женщиной не умеете обращаться.

— Ну-ну! Потише. Ещё неизвестно, кто ты такая, что за птица будешь.

— Всё равно: с женщиной надо обращаться вежливо. Ясно?!

— Ясно, — уже совсем упавшим голосом ответил Тихон, который терялся в догадках: кого же они захватили в плен? Не произошла ли тут какая ошибка? Прямо загадка какая-то...

Но как бы там ни было, а Наташа наконец-то попала к своим. Сбылось то, к чему она так стремилась, преодолевая смертельные опасности, рискуя каждую минуту быть схваченной или убитой. Ей бы обнять, расцеловать этих милых советских парней, а девушка с первой же минуты начала с ними конфликтовать. И солдаты, естественно, на неё злились.

— Ты откуда ж такая взялась? — спросил после долгой паузы более покладистый и отходчивый Иван.

— Оттуда, — ответила Наташа, кивнув на запад.

— Это ясно. Но всё-таки кто такая?

— Потом узнаете.

— Ну гляди, — отозвался Иван, — я ж к тебе всей душой, а ты...

— Хороша ж твоя душа, коль до сих пор руки и ноги ноют от боли.

Иван насупился, и больше до самой землянки командира роты они не сказали друг другу ни слова. Там Наташа пробыла недолго. Комроты, выскочив по ходу сообщения, крикнул тем же бойцам, что доставили девушку:

— Гришунин, Зенушкин! Быстро отведите свою «пленницу» в штаб полка. И чтоб ни один волосок не упал с её головы. Чтоб обходились культурно и вежливо. Понятно?

— Ну вот ещё, — проворчал Зенушкин, — нужна она нам.

— Вам не нужна, а штабу, нашему общему делу очень нужна, — объяснил командир роты. — Помните об этом.

В штабе полка Наташа тоже не задержалась. Тут же её переправили в дивизию, а оттуда в штаб армии и фронта — к Коневу. Настолько ценны оказались принесённые ею сведения о противнике.

А Гришунин и Зенушкин, вернувшись с командного пункта полка, долго ещё сетовали на свой неудачный поход за «языком».

— Влипли мы с тобой, Ваня, — говорил Тишка Зенушкин. — Засмеют теперь нас ребята в роте. Тоже, скажут, храбрые разведчики: за бабами охотятся.

Иван Гришунин согласился с доводами товарища и выдвинул мысль, что надо, мол, снова проситься у комроты в разведку, чтобы загладить вину и подтвердить репутацию настоящих разведчиков.

— Что ты?! — засомневался Зенушкин. — Не пустит он нас больше за линию фронта. Скажет: «Позору с вами не оберёшься. Притащите снова деваху какую-нибудь: морока с ней, да и только...»

На другой же день рано утром командир роты сам вызвал к себе Гришунина и Зенушкина и поблагодарил их за образцовое выполнение задания.

— Командир полка, — сообщил он, — приказал представить вас к наградам. Так что ждите. Каждому, я думаю, перепадёт не меньше чем по медали «За отвагу», а то, глядишь, и по ордену...

Бойцы ушли от командира роты повеселевшие, с приподнятым настроением.