Ставрос. Падение Константинополя (СИ)

- Ты станешь его женой? – спросил эскувит. Он не мог не задать этого вопроса: теперь, в такую минуту, он имел на это право.

Феофано улыбнулась.

- Конечно, нет… Теперь я поняла, что нет! Это окончательный шаг – а сейчас я и без всякого церковного брака намного сильнее Константина, который не станет настоящим императором, пока не войдет в Константинополь: а этого не случится, пока не пустит патриарх. Быть может, Константин так и останется некоронованным, сколько бы католических сторонников себе ни набрал. Пусть сидит в Мистре и изображает спартанца.

Она засмеялась.

- Так ему и надо!

Но Марк, жадно смотревший на императрицу, видел также и то, что она очень хочет сочетаться с мужчиной, которого любит, - пусть это и не он, и не Никифор Флатанелос… Феофано хочет взять себе в пару мужчину и полюбить его, сделав его таким, как желает сама.

И Марк догадывался, о ком мечтает Феофано, над кем она трудилась с юности: но этот желанный человек теперь для нее недосягаем. И, конечно, Феофано никогда не соединится с ним – если не случится невозможное. Вдруг с Константином стрясется беда? Его окружает столько опасностей!

Но и он, Марк, не допустит кровосмешения, которого хочет его госпожа: потому что тогда он станет совсем ей не нужен. А его Феофано, которую он обожает, боготворит, погубит себя окончательно. Марк пойдет за ней даже в ад – но только в такой, из которого сможет вытащить ее и себя…

- Что ты будешь делать, когда придет Константин? – спросил воин.

- До этого времени еще очень много воды утечет, мой драгоценный Марк, - весело ответила Феофано. Казалось, она успокоилась. – А политика меняется каждый день!

Она помолчала, с улыбкой глядя на эскувита.

- Ступай, мой любимый варвар. Я должна подумать в одиночестве.

Марк низко поклонился ей и, схватив прислоненное к стене копье, отдал честь. Повернувшись, вышел из комнаты госпожи.

Он спустился по лестнице и, зайдя за угол, сам остановился и мрачно задумался, оглаживая подбородок, – крепко и надолго.

========== Глава 30 ==========

- Скоро она будет совсем на меня не похожа, - сказала Феодора, держась за спину. Несмотря на гимнастику, спина побаливала.

Олимп поклонился, прижав руку к сердцу.

- Ты только станешь еще лучше и телом, и душою, госпожа.

Феодора не думала – не думала на самом деле, что патрикий выполнит свое обещание. Бронзовая статуя, украшения на которой – ожерелье, височные кольца, выглядывавшие из-под покрывала, и пояс - были из золота, воздвиглась с необыкновенной быстротой, как будто у мастеров Мистры, которым недоставало работы, загорелись новым вдохновением глаза и руки. И в самом деле: к ним попал удивительный, живительный образец – таких женщин, как Феодора, не было и в столице деспотата.

Феодора подошла к статуе и обняла ее, прижавшись щекой к холодному гладкому металлу. Какой любовью ее наполняло сейчас греческое искусство – и греческая оборотливость, искусность в обращении со всеми людьми и вещами! Стоило только подумать, как недолго жить осталось всему этому…

Московитка почувствовала на своей голове теплую умиротворяющую руку Олимпа.

- Она не умрет, - тихо сказал скульптор. – Она не умрет – так же, как ты, госпожа.

Феодора молча повернулась и крепко обняла старого грека.

Он поцеловал ее в лоб и восхищенно посмотрел в глаза. Да: он желал ее, как и ее покровитель, отец ее ребенка, - но только греки умели переплавлять свою страсть к женщинам в такие благородные предметы.

Олимп молча взял ее под руку, и они пошли прочь из холодного зала, где стояла статуя Феодоры: слепая, но величественная царица окружающего, которая останется здесь, в Византии, что бы ни случилось с самою моделью.

- Фома обещал, что поставит ее в Константинополе… он заверял, что ему разрешили, - взволнованно сказала Феодора художнику, когда они вышли на улицу. – Как ты думаешь, знает ли об этом василисса?

Олимп пожал плечами.

- Василевс знает – а это главное.

Феодора закусила губу. Олимп понимал женщин, но не понимал, как далеко может зайти женское соперничество: особенно опасное, когда оно скрыто. И то, что Константина всенародно объявили императором*, тоже ничего не значило. Его не помазал на царствование патриарх – но даже благослови его десять патриархов, чувств василиссы это не изменит.

Феодора погладила начавший округляться живот и попыталась точно подсчитать прошедшие месяцы и дни. Она корила себя, что не делала этого с самого начала. А теперь - как знать, не придет ли ей пора рожать как раз тогда, когда Константин будет брать Царьград! А ему придется брать свою столицу с боем. Феодора вызнала у Фомы уже много, как тот ни крепился; и еще многое домыслила сама…

Московитка посмотрела по сторонам, на холодный, мраморный, зимний город – и подумала, как непохожа мягкая греческая зима на русскую. На Руси людей зима сводила вместе, заставляя забывать все обиды во имя жизни; а в Византии даже зима не засыпала снегом вечных раздоров и страстей.

- Думаю, госпожа, что ты останешься здесь - если тебе придет срок, когда Константин выступит, - вдруг опять нарушил молчание Олимп. – Едва ли господин захочет рисковать своим наследником снова.

Скульптор улыбался. Феодора усмехнулась.

- А если я рожу дочь?

Дочь! Это будет такое же дорогое дитя, сладкая боль, кровинка – но дочь несвоевременным появлением может погубить и себя, и мать…

- Мне кажется, что у тебя будет сын, - сказал Олимп серьезно. – Для того, чтобы рождались сыновья, нужно много любви – больше, чем для рождения дочерей… Я пожил на свете, и знаю!

Феодора засмеялась.

- Ну, тогда дети Метаксии – ошибка Бога!

Олимп смешался и замолчал при звуке этого зловещего имени. Он как-то сразу ссутулился. А славянка подумала, что сыновья Метаксии были еще и погодки. Она вообразила, как груб должен был быть муж Метаксии, и снова мысленно простила своему возлюбленному его преступление.

Олимп сопроводил ее во дворец, на выщербленных мостовых не выпуская руки госпожи, словно удерживая от случайного падения. Ей не нравилась такая чрезмерная забота; но, вместе с тем, она была очень благодарна любившему ее художнику.

У дверей в хозяйские покои Олимп расцеловал ее и оставил, хотя Феодора удерживала его, желая угостить, поговорить еще.

- Господин очень ревнует тебя, даже когда нет причины. И я его понимаю, - с улыбкой сказал старик.

Он поклонился и ушел.

Феодора разделась и села, позволив Аспазии растереть себе озябшие ноги. Служанка еще занималась ею, когда вошел Фома.

Он, улыбаясь, поднял Феодору за руки; а потом вдруг сел в ее кресло, на ее место, взяв возлюбленную на колени.

- Я уже укачиваю моего сына, - прошептал он, целуя московитку.

Феодора прижалась к патрикию, стараясь подавить тревогу.

- Работа Олимпа – чудо, - тихо сказала она. – Ты видел?

- Это уже не Олимпа, - возразил Фома с усмешкой.

Олимп совсем не работал с металлами – и даже не приложил руку к этой превосходной копии своей статуи, которая изготовлялась уже давно, втайне от Феодоры. Господин хотел сделать ей неожиданный подарок.

Феодора прикрыла глаза и разомкнула губы, принимая поцелуй любовника. Их нежность, их взаимопроникновение так увеличились в эти месяцы - невозможно было представить, что когда-то они существовали друг без друга; и что когда-нибудь могут разлучиться…

- А если у меня родится девочка? – спросила она тихо.

Фома несколько мгновений не отвечал.

- Я благословлю такой дар небес, - сказал он наконец, улыбнувшись и тронув пальцем губы подруги. – Особенно если она родится похожей на тебя.

Феодора прикрыла лицо рукавом; вдруг ей стало тошно от дипломатичности греков, которая совершенно заменила им душу, - и, прежде всего, высоким господам.

- Не лги, - горько сказала она.

Патрикий погладил ее живот.

- Если это дочь… следующим точно будет сын.