Ставрос. Падение Константинополя (СИ)

Он снова улыбнулся.

- Не слишком ли много труда? Русские жены и дети погибнут всуе… Флатанелос с моей сестрой ничего не добьются!

Вард видел, что господин встревожен куда более, чем позволяет себе показать, - но благоразумно молчал.

- Мне отправляться сейчас? – спросил он. Проверил, как выходит меч из ножен. Фома кивнул.

- Да. Сначала нужно узнать достоверно, где содержатся пленники и как охраняются. Потом можно предпринять попытку выручить их.

Вард покачал головой, но спорить не стал. Они вместе с патрикием отправились отряжать людей на разведку.

Слуги бродили по Константинополю до самого вечера, рискуя жизнью, - Вард едва ушел от ножа какого-то бродяги, который мог быть и подсылом. Он явился к хозяину ночью: Фома бодрствовал за своим столом. При виде слуги вскочил, хватаясь за меч: в темноте облик Варда зловеще преобразился. Юноша вскинул руки.

- Хозяин, это я!

Фома шагнул к нему.

- Ну, что?..

Но лицо Варда было достаточно красноречиво. Он покачал темноволосой головой, так что длинные блестящие пряди рассыпались по плечам, и опустил карие глаза – Фоме всегда казалось, что они похожи на глаза Феодоры.

- Ничего, господин, - сказал юноша. – Ни следа. Мы обошли Золотой Рог, Влахерны, Галаты*, Августейон, Месу, но никаких подозрительных караулов… или людей госпожи Метаксии…

Фома улыбнулся.

- Тех людей Метаксии, которых мы знаем в лицо, мой друг.

Вард покаянно кивнул.

Посмотрев на него снова, Фома вдруг заметил непорядок и нахмурился.

- Что с твоей ногой?

Вард взглянул на свое колено и улыбнулся.

- Ничего, господин… На меня напала собака, но не укусила, только порвала штаны.

Патрикий поморщился: даже сюда, в окно, долетал собачий лай и скулеж. Бродячих собак в Константинополе развелось несчитано.

- Покажи, - велел Нотарас.

Вард неуверенно развязал тесемки темных шерстяных штанов и дрогнувшими руками спустил их. Хозяин присел рядом и провел рукой по гладкому сильному бедру юноши.

- И в самом деле ничего, - с улыбкой сказал он. – Тебе повезло!

Покрасневший слуга надел штаны.

- Можешь идти отдыхать, - сказал господин. – Постой, - тут же задержал он его. - Остальные еще не являлись?

Вард качнул головой.

- Иди спать, я дождусь их, - велел Фома.

Вард поклонился и ушел. Патрикий снова сел за стол и задумался.

“Конечно – это в высшей степени разумно, - размышлял он. – Метаксия предвидела, как я поступлю, даже если этого не предвидел Флатанелос. Никакой стражи снаружи нет – дворцы, да и особняки достаточно просторны, чтобы разместить караул где угодно внутри. И что теперь – будем обыскивать все заброшенные дворцы подряд, пока не наткнемся на засаду?..”

Он громко выругался. Потом потер переносье и заставил себя думать о насущном вместо напрасных сожалений. Фома занялся чтением, чтобы не задремать, - благо сейчас ему было что почитать.

Когда явились двое остальных разведчиков, он услышал то, что и ожидал, - ничего. Но Фома был рад, что хотя бы дождался их живыми. Он отправил слуг спать, потом совершил туалет с помощью заспанного прислужника, который ходил за ним здесь, и наконец лег в постель сам.

Еще три дня прошло в таких же бесплодных поисках. Фома под конец и сам принял в них участие, потому что понимал и учитывал такие вещи, каких не могли знать его слуги, - но и его содействие ничего не дало.

А может быть, он ошибся во всем – и пленники не здесь, Флатанелос не успел их переправить?

А потом к патрикию явился человек от Метаксии.

Это был могучий, рослый воин-эскувит, даже не снявший своей формы, - таких было полно в Городе. У него были отвратительно зеленые глаза, будто тина. “Влюблен ли он в мою сестру?” - подумал Нотарас, посмотрев на этого посланника.

Он думал об этом прежде всякого дела…

- Господин, я пришел передать тебе послание, - сказал эскувит с видом непоколебимой преданности своей госпоже. – Пленники, которых ты искал все эти дни, здесь.

Фома сложил руки на груди и отступил; щеки занялись румянцем.

- И где? – резко спросил он. – Я все равно узнаю!

Эскувит покачал коротко стриженной головой.

- Ты не узнаешь, - ответил он. – И ты не запугаешь меня, господин. Я ничего тебе не выдам.

Фома усмехнулся. Он видел, что это за человек.

- Чего же хочет от меня Метаксия? – мягко спросил он, сдерживаясь как мог.

- Того же, что и раньше, - ответил посланник.

Фома медленно отступил к окну. Он повернулся к эскувиту спиной, ничего не опасаясь, и выглянул наружу: да, посланник пришел пешком. От него и не пахло конским потом – только собственным.

- Но ведь вы должны понимать, что это бесполезно, - мягко сказал патрикий, опять повернувшись к зеленоглазому стражнику. - Зачем Метаксии губить свою душу? Константина здесь не будет, и моей возлюбленной тоже. Они ничего не увидят и не узнают.

Патрикий помолчал, испытуя этого простодушного детину взглядом.

- А даже если и узнают – кто заподозрит мою причастность или усмотрит мою вину? Я готов примириться с этими жертвами. Их будет еще много, гораздо больше! – закончил он.

Лицо эскувита осталось непроницаемым, как кирпичная стена. Но совершенно неожиданно он ответил:

- Госпожа сказала, что ты мог бы примириться с этими жертвами, но дорожишь своей душой.

Нотарас изменился в лице. Потом шагнул к посланнику и тихо спросил:

- А она?.. А ты?

- Моя душа там, где моя госпожа, - ровно ответил эскувит. Рука его при движении противника быстро легла на рукоять меча, и патрикий тоже с проклятьем схватился за оружие; но совладал с собой.

Фома закрыл глаза.

“О Метаксия, - подумал он, - о моя Метаксия, ты не знаешь, как я тебя любил…”

Он медленно оправил по плечам турецкий халат – так непривычно было ощущать мягкость и податливость шелка там, где он привык ощущать тяжесть драгоценных застежек.

Вдруг откуда-то из-за стены послышался шум, будто что-то уронили. Эскувит выхватил меч, зеленые глаза стали бешеными; патрикий вскинул руки, будто сдавался своей сестре.

- Сейчас я погляжу, в чем дело, - сказал он. Быстро прошагал к двери, которая вела в другую комнату, и распахнул ее. Несколько мгновений вглядывался внутрь, потом опять прикрыл дверь – неплотно.

- Никого, - сказал он вестнику, который уже изготовился к битве. – Видишь, я честен с тобой, не то что Метаксия со мною!

Стражник вогнал меч в ножны: он явно не желал разговаривать. Лицо опять окаменело: интересно, трудно ли будет сломать эту мраморную челюсть? подумал патрикий.

- Мне передать, что ты ответил отказом, господин? – спросил зеленоглазый эскувит.

Патрикий утвердительно склонил голову и взялся за подбородок, приставив палец ко рту.

- Ступай, мой друг, и передай своей госпоже, что я отвергаю ее требования, а также пожелай ей от меня здоровья и процветания.

Посланник вздрогнул от удивления. Нотарас проводил его до двери посмеиваясь, несмотря на все, что услышал.

Но когда воин скрылся, патрикий тотчас перестал улыбаться; леность в движениях сменилась резкостью и яростью. Он подбежал к подозрительной двери, в которую незадолго до того заглядывал, и крикнул:

- Разглядели?.. Вард! Ты узнаешь его в толпе?

Слуги, уже одетые в темные плащи, быстро вышли из комнаты.

- Он пошел в сторону Галат! За ним, берите лошадей! Вард, Михаил, он пришел пешком, вы его обгоните! Проследите сколько сможете!.. – выбежав наружу, крикнул господин слугам, уже садящимся на коней.

Топот копыт умер вдали.

Патрикий схватил себя за густые белокурые волосы и, закатив глаза, страшно обругал сестру и ее посланника. Он едва держал себя в руках.

Вернувшись в комнаты, он несколько раз крупным шагом прошелся по своему кабинету; выглянул в окно, как будто в беззаконной толпе можно было что-то разглядеть. Потом Фома сел за стол - и тут же снова вскочил.