Царские врата

— Печать-то свою на лоб при этом не шлепнул? — поиздевался Мишаня.

— Иди ты в болото! — взвилась Татьяна Павловна. — Отец Кассиан — святой. Он как скажет — так вздрогнешь, дрожь по телу идет.

— Да, святой, — кивнул насмешник. — Только ссытся и косой.

Хозяйка от возмущения опрокинула еще стопку, пробормотав при этом:

— Господа, прими за лекарство…

Меня сильно взволновало то, что Даша исчезла. Я видел ее последний раз вчера утром, на Крутицком Подворье, после «отчитки» у отца Анатолия. А потом она собиралась уехать на электричке за город. Времена сейчас лихие, вдруг что-то случилось? Или тут каким-то боком Рамзан замешан? А что если это я его спровоцировал своим визитом на рынок? Дашу могли подкараулить у дома, увезти куда-нибудь и теперь держат там взаперти. А то и вообще на Кавказ отправили, таких случаев сплошь и рядом. Наркотики вколют и везут в поезде с сопровождением. В отдельном купе. Кому надо — проплатят, да никто и не сунется с расспросами. Фантазии мои не на шутку разыгрались, даже тарелка, которую мыл в раковине, из рук выскользнула и разбилась.

— К счастью! — сказал на это Заболотный. — А куда Павел Артемьевич-то запропастился?

— Откуда мне знать? — ответила хозяйка. — Приходит — уходит, я не спрашиваю. Я ему запасные ключи дала. Но сдается мне, что и он дома не ночевал. Не помню.

— Он собирался вечером к атаману Колдобину ехать, может, там и остался, — пояснил мне Мишаня. — А почему бы тебе, Татьяна Павловна, снова не пойти учителкой работать? Гоголя да Толстого сеять.

— Ха! — со смехом отмахнулась она. — Чтобы меня опять ученики изнасиловали в классе? Было уже это, проходили. Потому и из школы ушла. Им сейчас не Толстой с Гоголем, а презервативы нужны, в неограниченных количествах. Да и много ли я там заработаю? А у меня сейчас вон сколько! — и она вытащила из кармана мятую пачку денег, рубли вперемежку с долларами. Помахала перед носом Мишани и убрала обратно. — Тебе не перепадет, не зырься! — добавила с усмешкой.

А у Заболотного глаза действительно загорелись. В голове уже начали какие-то колесики крутиться, сочиняться планы экспроприации.

Эти деньги она наверняка от Рамзана получила, подумал я. За Дашу. Ребенка кормить я перестал, теперь собирался с мыслями, чтобы выложить Татьяне Павловне всё, что о ней думаю. А из комнаты до нас долетел многоголосый клич:

— Та-а-аню-у-ша-а!!

— Иду, иду! — отозвалась она. Но с места не сдвинулась. Стала Прохора, который к ней прильнул, по головке гладить. И причитать жалостно: — Бедный ты, несчастный, один у меня остался, ты да Даша, обоих люблю, всё ради вас сделаю, жизни не пожалею, костьми лягу…

Мне расхотелось с ней разговаривать. Из коридора появилась старуха с космами врозь и с глазами, как у затравленной собаки, и поманила Татьяну Павловну за собой.

— Иди, иди! — прикрикнула на нее хозяйка, а Прохора оттолкнула. — Ублюдок. Знаете, ребятки, я отцу Кассиану, как богу молюсь. Мне он много добра сделал. И я его как-то спасла: судить его хотели, когда он еще в милиции работал, а я просвидетельствовала, что не он убил. Там темное дело было, от моих показаний всё зависало. А потом… потом мы тайно и обвенчались. Ребенок-то спустя много лет появился, да он его видеть не может.

Заболотный вылупился на нее и вдруг громко захохотал.

— Так Прошка наш от отца Кассиана? — давясь, выговорил он. И даже слезы на глазах вытер. — Ну, батюшка, ну, заступник! Отчебучил, нечего сказать. Каков змий?

— Цыть! — гаркнула на него Татьяна Павловна. — Не тебе нас судить. Зелен еще.

— Судить буду! Именно судить! — не выдержал я. — Вы ведь дочь родную Рамзану продали! Как могли? Да что же это творится такое?

— Та-а-аню-у-ша-а! — вновь завопили из комнаты, а в дверях замаячила зловещая старуха. Заболотный весело поглядывал то на меня, то на Татьяну Павловну. А она после моих слов сначала как-то замерла, будто остолбенела, а затем ткнулась головой в стол и зарыдала. И не понять было, что бормочет сквозь надрывный плач. Что-то о вечном проклятии, о погибели, о любви к дочке и сыну.

— Совсем съехала, — постучал себя по лбу Заболотный. — Нельзя ее такой оставлять. Да и эти обокрасть могут. Ты вот что, поезжай домой, все прочие дела мы завтра завершим, а я тут побуду. Проконтролирую ситуацию.

Я подумал, что Мишаня первым-то к ней в карман и залезет. Но мне сейчас было плевать на это. Пусть, так ей и надо. Жалости у меня к Татьяне Павловне не было. Меня интересовало одно: где Даша? Всё больше и больше беспокойство охватывало, сердце ныло.

— Ты не забыл, что нас сегодня вечером Филипп Данилович Котюков на корабль пригласил, именины его отмечать? — спросил Заболотный, проводив меня до двери. — Я понимаю, тебе сейчас не до этого, но вот именно потому-то и надо отвлечься. Не думать всё время об отце. Там, как я выяснил, интересные люди соберутся. Кое- кого ты уже знаешь. Колдобин будет, скульптор ваш Меркулов, бандюки-бизнесмены всякие. Отец Кассиан, кстати. Иерусалимский вроде бы тоже припрется. Корабль завтра утром по Волге пойдет, а мы, разумеется, останемся. Так что приезжай, цыган хоть послушаешь. В печали — самое первое дело песенки их. Еще Федя Протасов, труп живой, говорил: «ах, как хорошо, если бы не просыпаться!».

— Не поеду я никуда, — угрюмо сказал я. — Мне самому просыпаться не хочется.

Оставив шумную квартиру Татьяны Павловны, я в нерешительности спустился по лестнице. Где теперь искать Дашу? На всякий случай я направил свои стопы в Гольяново, к ее подружке Свете. Может быть, она у нее заночевала? Или звонила. Надежда на это какая-то была. Но она испарилась, едва меня впустили в квартиру, и я задал первый вопрос.

— Понятия не имею, — сказала Света, вертясь перед зеркалом. В комнате кроме нее находился еще знакомый мне очкарик Слава и обкуренная, целующаяся, не обращающая на нас внимания парочка. Светлана примеряла всякие платья, не стесняясь нас, раздевалась, оставаясь в одном кружевном белье, потом снова одевалась. Готовилась куда-то.

— Это мне идет? — спросила она меня, нацепив очередную «кожуру», состоящую из фривольной юбочки и открытой жакетки.

— Смотря куда собралась, — ответил я. — Если на бульвар юных пионерок, то в самый раз.

— Меня один бизнесменчик пригласил по Волге на теплоходе прокатиться, — пояснила она. — Я сама Дашу ищу, хотела и ее позвать.

— Уж не на корабле ли Игнатова? — вырвалось у меня. — Как он называется?

— Не помню я. «Святой Петр», что ли. Какая разница? Там у одного крутого именины будут, а мой бой-френд его приятель. Сказал, что подругу могу взять, а кто в штанах — мимо. Так что, извини, Коля, за бортом останешься. И ты, Славик, тоже.

— Очень надо! — отозвался очкарик. — Кстати, Даша мне звонила вчера.

— Когда, в котором часу? — поспешно спросил я.

— Поздно, часов в одиннадцать вечера. Странный у нее какой-то был голос. Будто испуганный. Сказала, что на компьютерные курсы ходить больше не будет. И вообще, чтобы не искал — дома не появится. Потом резко трубку повесила или оборвалось что-то на линии. Я и не успел ничего спросить толком. Как-то не похоже это на нее…

Первой моей мыслью было — слава Богу, жива. Значит, за городом с ней ничего не случилось. А потом подумал: но почему не мне позвонила, а очкарику этому? Или я ее чем-то обидел? Или боится говорить со мной? Времени не было? Рамзан ее где-то прячет? Что за чертовщина творится?

— А вот это платье мне как? — толкнула меня в плечо Света.

— Голой отправляйся, голой — ответил я и пошел к двери.

Вернувшись домой, я застал сестру и Юрия. Петровича играющих в шашки. Они даже какое-то легкое красное вино вили. Доктор доказывал, что Женя украла у него «дамку», а та клялась, что ее на доске в помине не было. Просто идиллическая картина. Видимо, подружились в мое отсутствие. Но главное, что сестра вела себя сейчас спокойно, без эксцессов. Юрий Петрович, наверное, был еще и неплохим психотерапевтом. Я вкратце рассказал о своих поездках.