Альфа Центавра (СИ)

— Ты эта, бери куриный.

— Спасибо, я возьму куриный.

— Это наглость, сэр.

— Вы назвали меня сэром, так как думаете, что я Ино?

— Скорее всего, я сказал не подумавши, но теперь пониманию, что да, вы шпион, — решил высказаться от души Пархоменко. Если кто не помнит, инопланетян иногда называли Ино, и считалось:

— Они не едят свиней, а только кур и рыбу, да и то кур только тогда, когда нет рыбы. — И да, именно Инопланетяне были то, что называется:

— Сэры. — Или, как говорится:

— Лэди энд Джентльмен.

— Разве я похож?

— Один в один! — рявкнул Пархоменко, и нервно перемешал угли.

— Хочешь скажу, что сбудется в жизни с тобою? — спросил этот леший, которого вместо того, чтобы так и назвать Леший, назвали, как это бывает не иногда, а именно всегда, наоборот. Почему? Даже не потому, что так лучше запоминается, а именно потому, что так это и есть по большому счету, что значит по:

— Внутреннему содержанию. — А именно:

— Сэр и Инопланетянин. — Хотя и имел вид бывшего каторжника. Да он и сам честно признался, когда предсказал Пархоменко на завтра смерть от коня Своего:

— Их бин Распутин.

Сначала казалось, что это предсказание было сделано так только ради куриного шашлыка с лавашем и темным пивом английского производства, кажется. Пархоменко просто не было в этом бою. Да, но это только сначала.

Василий Иванович оглянулся, Щепки не было, она спустилась вниз за своей снайперской винтовкой, а заодно решила прихватить еще один пулемет.

— Лэви Страус, — как она его называла, подсознательно мечтая о таких же джинсах, а по вечерам даже о целом костюме индиго. Даже спрашивала у некоторых:

— Лэви Старус случайно не инопланетного производства? — До войны это было безопасно, а сейчас сразу бы задумались:

— За фирменный джинсовый костюм эта поэтесса-романистка предаст не только партию, но и правительство вместе взятые. Правда, она была пока что Комендантом Царицына, и никто не мог ей указывать, о чем, собственно, мечтать этой ночью.

Василий дал первую очередь и понял, что после даже удачного боя не сможет выпить пива, а его была всего одна упаковка — только шесть бутылок. Да и то, кажется не по ноль пять, а тридцать три. Кошмар! Он залил пулемет — вы поняли, что в ём не было воды? Да вот так, мечтают, хрен знает о чем. А воду поднять забыли, она так и стояла — молочный бачок на тридцать литров — у подножия башни. Надо подать Рацуху, чтобы воду для пулеметов выдавали пивом, тогда не забудут никогда. Всадник шел, не скрываясь от огня, а только иногда мотал огромной башкой. И, как заметил Василий, не просто имитировал, что отгоняет пули, как назойливых мух, а именно обращался к нему:

— Давай, давай, никакой воды тебя не хватит, чтобы достать меня. Надо было иметь два пулемета, а то и три, и даже четыре, чтобы остановить меня. Пока один охлаждается пивком, другой стреляет, и так далее. Василий бросил стрелять, подбежал к краю свой вышки, и чуть не свалился вниз, где копошилась Щепка. Перил-то не было, а он забыл об этом.

— Бочку привяжи быстро! — крикнул он ей.

— Что? — И не давая Василию продолжить, Щепка пояснила:

— Все равно не поднимешь, механизм подъема упал сюда вниз. Или тебе поднять упаковку Двойного Золотого?

— Ладно, забудь про воду, зацепи две упаковки Баварского, и Льюис.

— Что еще за Льюис, я такого не знаю.

— Хорошо, только быстро, подними моего…

— Что?! Я плохо слышу.

— Подними своего Лэви Страуса, — решил больше не спорить с ней парень.

— Только в обмен на то, что ты подаришь мне после боя, вечером, настоящий фирменный костюм Лэви Страус.

— Где я его возьму? Впрочем, ладно, только быстрее шевели булками. Его подняли, но чтобы расстрелять весь диск понадобилось много времени — после каждых восьми патронов он грелся, как чайник, поставленный на раскаленный до бела металл.

— Как говорится, — Василий Иванович разделил бутылку пива со стволом, который недовольно зашипел, что, мол:

— А мне досталось меньше, экономишь в неподходящий моментум. И тут Василий Иванович забыл про пиво, отдал все пулемету:

— С правого фланга шел широким галопом КВО — не меньше, хотя это был все лишь мало кому известный Пархоменко.

— Куда?! — крикнул Василий. И добавил неожиданно для самого себя:

— Он бессмертный, не возьмешь! Это Всадник без Головы, — добавил он тише, ибо еще не верил в полную реальность происходящего. После столкновения, как на турнире упал конь Пархоменко КВО, упал и Софист с Аги. Но! Чему ужаснулась даже Ника Ович, повидавшая на своем веку всяких, а она в это время так и висела на краю вышки, не в силах подняться наверх без посторонней помощи, а Василий только два раза сказал ей:

— Не могу, — и:

— Не хочу, — а больше вообще не обращал внимания на ее мольбы о помощи, или хотя бы:

— Дай пива. — Она расцепила руки, полетела вниз, как переспелая груша, но, к счастью, зацепилась за выступающую перекладину, о которую сначала ударилась ребром, про которое выразилась:

— Будем считать это ребро ребром, которое я отдала для изготовления той Евы, которая меня полюбит. Она так удивилось тому, что Всадник без головы разделился надвое, в отличие от второго, который так и остался один. Хотя надо было удивляться обратному. А все было просто:

— В первом случае, Аги вылетела из седла, как Брюс Виллис с катапультой из самолета после того, как террористы забросали его лимонками. В результате Софи-ст пошел на врага правым флангом, а сама вертихвостка — левым. А Пархоменко был один. Ибо, ибо… Ибо КВО расшифровывается, как:

— Конь Вещего Олега, — а он, как известно было смертен. И что еще более важно:

— Смертен и его бывший друг, которым на сей раз был Пархоменко. Ой, не зря, не зря Леший Ино напророчил ему сегодня:

— Но примешь ты жизнь от коня-я своего. — Это Распутин сказал ему уже на ночь, заметив, что парень очень расстроился от первого предсказания:

— И примешь ты смерть от коня-я-я Своего. Пархоменко хотел еще спросить:

— Так как правильно: Жизнь, — или:

— Смерть? — но решил не искушать судьбу, ибо:

— Второе слово дороже первого.

Василий Иванович не мог стрелять, а его пулеметы — Максимка и Лёва Страусенок — как он называл их ласково, чтобы меньше перегревались, глушили пиво хоть и не бочками сороковыми, как незабвенный Чацкий, но даже терпеливая Щепка сказала:

— Хватит, так никакого пива не напасешься. — Между прочим, она перевязала валявшуюся на другой стороне башни Нику, но потом перестала даже обращать на нее внимание. Ибо. Ибо эта наглая — не знаю даже, как ее еще назвать — предложила ей сразу, как только смогла говорить, три недостойные Приама, или по крайней мере Гектора этой крепости предложения. А именно:

— Перейти на сторону Альфовцев, ибо я, кто бы ты думала?

— Честно?

— Говори, как хочешь, я все равно пойму только правду. И знаешь почему? Я — Детектор Лжи.

— Нет.

— Что нет? Таков будет твой ответ? Хорошо, слушай второй вопрос:

— Я Одиссей и предлагаю тебе секс за небольшое вознаграждение, согласна?

— Не то чтобы да, но скорее всего, нет. И знаешь почему? Я тебе не верю: Одиссей должен быть на лошади. Более того даже:

— В Лошади.

— А ты знаешь, что такое быть в Лошади? Это значит, работать Под прикрытием. Я и работаю.

Глава 26

— Все равно вранье, ты не знаешь никого из инопланетян.

— Знаю.

— Кого, например? Дэна?

— Какого еще Дэна-Мэна, Батьку Махно.

— Он не инопланетянин.

— Откуда ты знаешь, кто инопланетянин, а кто просто так только Доктор Зорге?

— И знаешь почему, — Щепка наклонилась к уху Ники Ович, что даже чуть не откусила его вместо всегда бывшего при ней трехцветного пирожного.

— Ты Инопланетянка Ан?! — ужаснулась Ника. — Нет, я не верю.

— Я сама не верю.

— Да ладно, — посмотрела на нее восхищенно Ника, и добавила: — Впрочем, я тебе не верю. Поэтому слушай мое третье предложение: — Кто из нас кого победит сейчас, тот на того и будет работать. Щепка посмотрела на свое пирожное, на недопитую бутылку Баварского, и сказала: