Последний путь Владимира Мономаха

оловец с копьем в руках, уже проехавший вперед вернулся, увидев, что одна из женщин упала на землю и около нее остановился пленник. Всадник кричал им что-то на непонятном языке, но Дубец, даже не оглянувшись на него, говорил Свете:

— Гибель наша пришла…

Половец тронул женщину острием копья, чтобы она поднялась и не отставала от других. Мимо проезжали повозки, покачиваясь на буграх, как на морских волнах. Их влекли неутомимые верблюды, надменно задирая большегубые морды. Дубец окинул взором все, что было перед ним, и вдруг, обезумев от горя, ухватился за древко копья. Не ожидавший сопротивления кочевник выпустил оружие из рук. Но тут же с хриплым воплем обнажил саблю и замахнулся на пленника. Однако конь не полез на выставленное вперед копье, а Дубец, уже позабыв обо всем на свете, кроме своей ярости, пытался заколоть всадника. Половец призывно завыл по-волчьи, и на этот дикий вой уже скакали другие стражи, избивая бичами попавшихся на пути пленников, не разбирая дороги. Среди уводимых в рабство началось смятение, и уже некоторые из половцев вынимали луки из колчанов, готовые поражать стрелами тех, кто, воспользовавшись переполохом, попытался бы бежать.

Участь пленника решали немногие мгновения. На Дубца наскочило несколько всадников. Света, убедившись, что ей уже не воскресить сына, выла и билась головой о землю. Все погасло для нее в мире. Но среди прискакавших к месту происшествия оказался сам хан Урусоба. Дело касалось его добычи, а орос метался около своей женщины с копьем в руках, и ни один воин не мог ударить его саблей. Впрочем, жаль было бы убивать такого смелого и сильного человека. Хан уже успел разглядеть железные мышцы, выпиравшие из лохмотьев некогда белой рубахи, разорванной до такой степени, что никто не пожелал завладеть ею. Урусоба даже определил мысленно цену, какую можно будет назначить за этого раба. Молодая женщина тоже показалась ему красивой. Правда, она испачкалась в прахе, и солнце обожгло ее нежную красоту. Хы! Если умыть пленницу кобыльим молоком, то ее лицо снова станет приятным для зрения, а кожа сладостной для прикосновений.

Чтобы заслужить похвалу предводителя, один из всадников ловким рывком повода заставил коня очутиться за спиной ороса и уже занес над его головой клинок, как Урусоба остановил его голосом, которому нельзя было не повиноваться:

— Зурунгай!

Воин понял, что надо опустить саблю. Другие тоже посмотрели на хана с удивлением. Урусоба вытянул руку в сторону пленника и, шевеля пальцами, приказал:

— Не убивать его!

Воины, тяжело дыша, остановились.

— Выбейте у него копье из рук и свяжите этого быка! К чему терять такого невольника…

Всадники, сообразив, чего хочет от них хан, в мгновение ока спрыгнули с коней и набросились скопом на ороса. Хан лучше знает, что нужно делать. Рискуя собственной жизнью, они повалили Дубца на землю, хотя один из половцев уже сидел на траве и держался рукой за бок, куда угодило копье пленника. Но это был старый и неловкий воин, никогда не отличавшийся