Контроль [Новое издание, дополненное и переработанное]

Вот и Волга из-за бугра блеснула. Простор необозримый. Дали лесные. На той стороне — откосы Жигулей. На Волге белый пароход зовет кого-то гудками.

Повернула машина. Впереди на холме — величавый храм. Брошен давно, колокольня снарядами пробита еще в Гражданскую войну, весь кустами колючими зарос. Но величие не ушло. Ах, умели раньше строить. И места для храмов выбирать умели.

— Правее — дом отдыха НКВД и дачи руководящего состава. У Волги — лодочная станция. Левее — детский городок. Раньше тут колония для беспризорных была. Теперь — лагерь для испанских детей. А там — наша станция железнодорожная, учебный центр войск НКВД, стрельбище и участок, где врагов стреляем. Вот и все наши достопримечательности.

Слушает Настя рассказ старшего майора государственной безопасности, а сама все это знает. В монастыре целая папка документов на Куйбышевский спецучасток собрана. Все в той папке: и точная площадь участка, и длина периметра, и система охраны. Хорошо устроились. И Волга рядом. Посторонним не пробраться на спецучасток и не убежать с него. Одни ворота железнодорожные, другие рядом — автомобильные, и еще калиточка с выходом на пляж и лодочную станцию. И двадцать семь километров несокрушимых заборов под постоянным наблюдением и охраной.

Старший майор государственной безопасности не рассказывает, но Настя знает: во рвах под колючей проволокой — противопехотные мины. Между заборами — псы-волкодавы.

Вечером у дома отдыха НКВД весело. Большой красивый парень гармошку терзает. Смех. Танцы. Бочаров, словно отец родной:

— Это наш новый товарищ Настя. Прислана из Центра. Приказываю: любить и жаловать. А вопросов не задавать!

И отошел, смеясь. Обступили Настю жены руководителей НКВД, запросто приняли в свой круг.

Смеется Бочаров, да только не спится ему. И Фриновскому тоже. Вдвоем они дружно выпили и столь же основательно закусили. Спать давно пора, но уснешь ли тут?

— С чем она прикатила?

— Ничего страшного. Индивидуальная диверсионная подготовка. В бумаге, конечно, какой-то тайный смысл: так она написана, чтоб не понять, что именно Гуталин затевает. А ведь может она быть самой обыкновенной контролершей. Прислал ее Гуталин, чтоб вынюхала что-то. Но не похоже. На контроль прислали бы кого-то солиднее.

— За этим что-то кроется. Тут что-то не так.

— Да что же не так? Решил, допустим, Гуталин генерала Франко в Испании порешить, вот девку и прислал готовиться.

— Почему именно сюда?

— Потому, что у нас самый защищенный спецучасток во всем Советском Союзе.

— Неужто ты не понимаешь, что комедия с испанским языком и парашютными прыжками — это только ради маскировки?

— Да все я понимаю! Но и ты пойми: Гуталин — на краю. Раньше было под Гуталином три силы: Коммунистическая партия, НКВД и Красная Армия. На трех китах Гуталин стоял. Против каждой силы он выставлял две других. Что НКВД мог сделать, если против нас и партия, и Красная Армия? А партия и НКВД держали армию на поводках-растяжках. Когда Гуталин свою партию чистил, опирался на НКВД и армию. У него всегда против одной силы было две других. А что сейчас? Партийцев центровых он нашими руками передушил, и все в партии нас боятся. Армию он тоже нашими руками пошерстил. Командиры Красной Армии запуганы. И остался Гуталин с нами один на один. И спохватился. Захотим мы его от систем связи отключить — отключим. Берман, нарком связи, отключит его телефоны в Москве, а я возьму под контроль все системы связи страны отсюда, из Жигулей. К празднику, к 7 ноября, от власти Гуталина отключим!

— Сдается мне, не мог Гуталин возводить тайную запасную столицу, не предусмотрев какой-то предохранительный агрегат.

— Предусмотрел, да не досмотрел. У меня этот агрегат! У меня! Увел я его в Америке, пока Гуталин величием упивался. Нет у него теперь ничего, кроме величия. И опереться может он только на нас, если мы пожелаем его поддержать. А еще на Холована он может опереться, который неизвестно где, да еще на девчонку сопливую. Понял!

— Но Гуталин уже сообразил, к чему дело клонится. Он уже спохватился.

— Допустим, сообразил. Допустим, Гуталин прислал девку на контроль. И лучше ничего выдумать не мог, кроме парашютов и языков заграничных. Да только бояться нам нечего. Ты на нее посмотри! О чем вид ее говорит? Говорит о том, что не на кого Гуталину больше положиться. На морде написано: дурочка. Только с гонором.

С утра одевается Настя в темное и уходит в лес. Леса на спецучастке много. Оттяпали чекисты кусочек на волжском берегу, не постеснялись. Спецучасток — это как бы тайная запасная столица области. Товарищ Сталин в соответствии с той же логикой и для всего Советского Союза тайную столицу строит. Заодно — и для всей Европы, и для всей Азии. Вон там, в Жигулях. На той стороне Волги. Хитер товарищ Сталин. Рядом развернул грандиозное строительство Куйбышевской ГЭС, крупнейшей в мире. С одной стороны, столице Европы много энергии потребуется. С другой — строительство ГЭС служит, кроме всего прочего, маскировкой строительства подземного города. Все знают, что великая стройка вокруг — Куйбышевская ГЭС. Лагерей кругом столько, что в Куйбышеве ночи белые, как в Ленинграде. Столько тут зон запретных, столько электричества в тех зонах жгут, что по ночам рассеянным светом вся область озарена. Хоть газету читай.

Так вот: гонят зэков эшелонами в Куйбышев, и все понимают — на строительство ГЭС. Разгружают машины и механизмы — для строительства ГЭС. Тысячи тонн стали и цемента потоками идут — все понятно: строительство ГЭС.

Все знают про ГЭС. И мало кто — про подземный город. Посмотришь на откосы Жигулей — ничего подозрительного не увидишь. Спрятано все. Так и возле спецучастка НКВД ходить можно из года в год: в лесу забор зеленый да проволока, да собачки брешут. Что за забором? Да мало ли что! У нас вообще все секретно.

Смотрят чекисты на Жар-птицу. Понимают. Вещмешок иностранный. Ботинки на подошвах толстых. «Люгер» на боку. Внимание ей. Почтение. Запретил Бочаров говорить о ней, запретил вопросы задавать. Так оно и без вопросов ясно: диверсантша. В лагере испанских детей не по-нашему лопочет. В языке совершенствуется. Ясно без вопросов — прислали готовиться генерала Франко исполнить. Дело нужное.

Исходила Настя спецучасток. Ничего интересного. Ничего подозрительного: лес, станция железнодорожная в лесу, массовые захоронения, стрельбище, брошенный храм, дом отдыха, дети испанские, склады. Сегодня наткнулась на дорожку расстрельную. Между станцией и могилами вытоптана дорожка. На этой дорожке — загон. Настя его пустым видела, заборы в два роста, доски внахлест, но ворота настежь. В загоне десять шкафов. По пять отделений в каждом. Шкафы в загоне — подковой. Но явно загон не простаивает. К нему не заросла народная тропа.

Вытоптана трава — словно стадо слонов тут каждую ночь на водопой ходит. Бегает Настя лесами туда-сюда: не следят ли? Нет. Не следят. В лесу она рывок делает, а потом затаится и смотрит. Нет, не следят. Убежать она отсюда не может. И по лесам ничего интересного ей не найти. Спокоен старший майор государственной безопасности Бочаров. Волнения не проявляет. Уверен в себе.

Посмеивается.

Каждый день на спецучастке стрельба. То ли на стрельбище тренируются, то ли людей стреляют. Наверное, и то, и другое. Рабсила в тоннелях жигулевских быстро изнашивается. Так ее эшелонами — сюда, на спецучасток. Видела Настя, как эшелоны вползают через ворота спецучастка. И — к станции.

Загоняют эшелоны поздно вечером. Стоят они на станции до рассвета. А с рассветом оцепляют станцию, загон и могильники конвоем…

Растянул меха гармонист, и грянула песня: