Хазария

Свенельд сцепил зубы от обиды, но сдержался, только крякнул в ответ и проронил:

– Слушаюсь, княже, исполню всё как надобно…

Он понял, что Святослав посчитался с ним за прошлый поход. Князю явно не понравилась его осмотрительность и расчётливая осторожность. И хотя тогда Свенельд доказал свою правоту и, по сути, спас Молодую дружину, возглавив её отход, нынешнее обидное назначение показало, что князь ему не простил. Свенельд скрепя сердце отправился давать распоряжения.

На заре зычно загудели рога, прозвучали команды, задвигались ряды воинов, выстраиваясь в походный порядок. Заклубилась пыль под копытами коней, и Святославова дружина стала покидать град. Заплакали жёны тех, кто уходил на войну, матери и сёстры, а вслед за ними вдовы, что потеряли мужей в прежних походах, а теперь навстречу гибели уходили последние их сыновья и братья.

Вместе с прочими уходили в поход и берестянские огнищане – Звенислав с сыном. Мать Живена выплакала все слёзы, провожая их в дорогу. В битве под Саркелом пал её средний сын Овсенислав. Теперь с отцом уезжал Вышеслав.

Переправившись через Непру, дружина двинулась на восход. Ощетинившись разъездами и дозорами, она походила на огромное живое существо, слушающее тысячами ушей и глядящее тысячами глаз. По первому приказу оно было готово изменить манеру движения и построения, затаиться, стать неприметным либо превратиться в грозную неодолимую силу, летящую по степи под звон булатов и воинских кличей.

Едва в синей сварге зажглась первая горючая звезда, движение полков остановилось, дружина раскинула стан. Стреножили коней, достали припасы, поели, запивая водой, и забылись крепким сном на попонах, положив сёдла под голову. Только дозорные стояли вокруг на могильниках, перекликаясь друг с другом.

Среди ночи Святослав проснулся и своей неслышной кошачьей поступью пошёл проверять посты – не задремал ли кто из дозорных, не проспит ли подкрадывающегося врага. Все воины знали об этой привычке Святослава и, находясь на страже, старались не проворонить лёгкой походки князя, поскольку наказание виновного было строгим и неотвратимым.

Наутро отдохнувшее и бодрое воинство вновь ходко потекло по дорогам и перелескам. Когда широкий Киевский шлях, по которому они шли, стал делиться на несколько дорог, Святослав остановил дружину. Подъехавшие к князю старый и молодой Горицветы без слов поняли его замысел.

– Верно, княже, дальше с ворогом можем разминуться, надо тут дожидаться хазар!

– По всему чую, скоро должны появиться, – сказал Святослав. – Дружине укрыться в балках и перелесках, не шуметь, костров не разводить. Дозоры – вперёд, глаза и уши сейчас важнее всего!

Остаток дня, вечер и ночь прошли в тревожном ожидании. К полудню следующего дня вернулись дозорные.

– Княже, видели пыль впереди, с восхода всадники скачут. Сторожко идут, дозоры вперёд высылают. Один из них, кажется, нас заметил, помчался докладывать.

– Помнят-таки хазары науку, перестали по Киевской земле хозяевами ходить. Стерегутся, волки, как бы в капкан не угодить! – заметил старый Горицвет.

– Точно! – пробасил пожилой Притыка. – Пора сим волкам по зубам дать, чтоб впредь неповадно было грабежом заниматься.

– Княже, вели, чтоб часть дружины хоронилась, на поле до поры не появлялась, – вновь заговорил старый Горицвет, – увидят окаянные, что нас больше, вмиг разлетятся во все стороны, лови их тогда по степи!

– Горицвет прав, – крякнул старый Притыка.

– Добре, братья темники, – согласно кивнул Святослав, – ваша правда. Дружине готовиться к бою, Сердцу строиться перед врагом, Крыльям до сигнала хорониться в балках и перелесках! – повелел князь.

Запели боевую песнь турьи рога, задвигалась русская дружина, взлетело в воздух напуганное вороньё, что двигалось вслед за войском, подбирая остатки скудной трапезы и дожидаясь сладкого человеческого мяса.

Воины, достав из поторочных сум снаряжение, облачились в кольчуги и чешуйчатые доспехи, надели шеломы, пристегнули наручи и поножи, надели через плечо луки и тулы со стрелами, взяли в левую руку щиты, проверили мечи в ножнах. Повинуясь командам, тьмы и тысячи, десятки и сотни заняли свои места в строю. Зазвенели доспехи, заржали кони, заклубилась степная пыль, когда дружина пришпорила коней и, будто выросши из самой матери-земли, неожиданно встала на пути хазарского воинства.

Дозорные были правы: хазары, наученные греческими стратигосами, шли с осторожностью. Завидев немногочисленные русские полки, они не стали, по обыкновению, рассыпаться и уходить прочь. Их передовые тьмы тут же перестроились из походного порядка в боевой и остановились, дожидаясь подхода основных сил.

– Княже, может, ударим, пока всё хазарское войско не собралось? – предложил подскочивший на горячем хазарском коне темник Блуд. Очи его нетерпеливо сверкали азартом охотника.

– Нет, – твёрдо ответствовал Святослав, – они решили принять бой. Пусть все соберутся, чтоб не рыскать потом по лесам и полям в поисках малых отрядов. Пусть все соберутся и все тут лягут!

Блуд развернул коня, чтобы тут же умчаться прочь.

– Постой! – остановил его Святослав, ещё раз взглянув на горящего нетерпением темника. – Коль резвый такой, то вот тебе поручение: как только начнётся сеча, бери своих прытких соколов, заходи в тыл хазарам и перехватывай всех, кто вознамерится уйти, и бей до единого, без жалости! Пусть знают: кто на Русскую землю идёт с мечом и насилием, тому нет возврата живому!

Блуд улыбнулся, плутовато сверкнул очами и галопом полетел к своей тьме, явно рисуясь удалью, конём, ладным снаряжением, красивый и юный, как сам Перунич.

«Может, он за этим и прискакал?» – невольно подумалось Святославу. Но он тут же забыл о темнике, весь обратившись мыслями к предстоящей схватке.

Хазары подтянули силы и протрубили в рог о готовности к бою. Им тут же ответили русские рога. Справа от Святослава Крыльями затаились Горицвет с Притыкой – старые воины, слева схоронились в балках Збислав с Мировладом. В центре вместе со Святославом выстроилась Варяжская дружина с Инаром, темник Костобок и полутемник Черево, ещё несколько тем, а замыкающими – молодые Горицвет, Блуд, другие темники и тысяцкие.

Святослав поднял руку в боевой перчатке.

– Друзья мои, братья славные! – загремел его голос над степными ковылями. – Приспел час помериться силой с ворогом, что волком, крови жаждущим, на нашу землю прирыскал, потому нет ему пощады. Слава Перуну! Вперёд!

Князь махнул десницей, и всадники ринулись на врага.

Запели тетивы русских луков, засвистели калёные стрелы, пронзая первых вражеских конников. В ответ им полетели тучи хазарских стрел. Но расстояние быстро сокращается, ещё несколько выстрелов – и луки отправляются в налучи, а в кожаные панцири и деревянные хазарские щиты ударяют русские копья. А через короткое время зазвенела сталь, когда в смертельной схватке ближнего боя скрестились булаты мечей с хазарскими палашами да саблями. Степная пыль поднялась до самого солнца, уже клонившегося к закату.

– Заходи одесную! Ошую смыкай ряды! Бей ворога! – кричал Святослав. – С нами Перун!

– Слава Перуну! – восклицали русичи, дружнее врезаясь в сечу.

Мёртвые и ещё живые люди падали с коней на изрытую копытами землю и побитую, перемешанную с пылью траву. Те, кто получил лютые раны, стенали и грызли землю от боли, а мёртвые безразлично взирали в сваргу открытыми стекленеющими очами. В это время, повинуясь сигналу, из перелесков и балок выскочили до того невидимые Святославовы Крылья.

Два войска, как сильные жестокие звери, вцепились друг в друга, не видя ни солнца, ни неба, ни степи, а только горло друг друга и уязвимые места, которые нужно поразить, чтобы лишить противника жизни.

Превосходящие русские силы скоро стали теснить кочевников. В этот миг часть тьмы Блуда, как неудержимо хлынувшая из раны кровь, потекла в степь на перехват самых чутких из хазар, кто прежде других понял, что сеча проиграна, и пытался спастись бегством. Между тем Крылья русской конницы всё больше охватывали хазар, пока наконец сомкнулись, взяв их в прочное коло. Тех, кому всё же удалось выскользнуть из него, настигали безжалостные мечи тьмы Блуда.