Золотой век

От поклонников у княжны Наташи не было отбою.

В числе их находился и красавец генерал Потемкин, фаворит императрицы.

Красота княжны вскружила голову страстному Григорию Александровичу. Он влюбился в княжну не шутя.

Потемкин был умен, скрытен; он ни с кем не хотел делиться тем впечатлением, которое произвела на него красота Наташи.

Однажды князь Платон Алексеевич был удивлен, когда около подъезда его дома остановилась роскошная карета, из которой вышел в полной парадной форме Потемкин.

Князь Полянский недолюбливал Потемкина, называл его «выскочкой», но, зная его влияние на государыню, принужден был затаить в себе это недружелюбие и принять гостя.

— Простите, князь Платон Алексеевич, что я к вам так вдруг собрался с визитом, — почтительно и ласково проговорил Потемкин, пожимая руку князю.

— Я очень рад, генерал, вас видеть! — сдержанно ответил князь.

— Мне давно хотелось, князь, покороче с вами познакомиться. Надеюсь, вы ничего против этого не будете иметь?

— Я. очень рад, генерал. Повторяю, я очень рад.

— Ну, как вам нравится наш Питер? Ведь вы, князь, давно в нем не бывали?

— Да, давно.

— Какое же впечатление произвел на вас Петербург? — повторил свой вопрос Потемкин.

— Он стал походить на большой город, пообстроился, украсился многими зданиями.

— Да, не в далеком будущем Питер будет одним из красивейших городов Европы.

— Он уже и теперь, генерал, много краше и лучше других европейских городов.

— Как? Вы находите, что Петербург лучше других европейских столиц? — с удивлением спросил Григорий Александрович у князя Полянского.

— Да, нахожу.

— Чем же?

— А тем, что в нем живет и царствует великая монархиня! — значительно ответил князь Платон Алексеевич.

— О, да, да! Вы правы, князь… Наша императрица величием своим затмила всех государей Европы. Народ наш счастлив, безмерно счастлив, что над ним царит Екатерина! — с пафосом проговорил Потемкин. — Кстати, князь Платон Алексеевич! Императрица поручила мне спросить вас, желаете ли вы избрать себе какой-нибудь род службы здесь, в Петербурге?

— Ее величество изволила о сем меня лично спрашивать.

— Ну… и что же вы, князь, ответили государыне?

— Сказал, что я устарел: довольно, не один десяток лет нес я службу земле родной, пора и отдохнуть.

— А я думал, князь, предложить вам…

— Что такое вы, генерал, хотите мне предложить? — перебив Потемкина, хмуро воскликнул князь Платон Алексеевич.

В нем задето было самолюбие: ему, родовитому князю, владельцу нескольких тысяч крестьян, Потемкин, «этот выскочка, молокосос», осмеливается предлагать чуть ли не свое покровительство?! я…

Потемкин растерялся.

— Что же вы хотите предложить мне, государь мой?

— Не мне, князь, а ее величеству угодно было предложить вам занять место, находившееся вакантным, в сенате; хороший оклад жалованья и не слишком трудное занятие.

— Всенижайше благодарен ее величеству за милостивое ко мне внимание, но от всякой служебной деятельности, за старостью лет, я уклоняюсь. О сем и прошу вас, генерал, доложить императрице. Относительно же ваших слов, в которых вы сулите мне большое жалованье, я вам так отвечу: князья Полянские искони, слышите ли, искони, не были жадны до жалованья, потому что у них всегда денег было много, — холодно проговорил князь Полянский.

Вообще, князь Платон Алексеевич начинал уже горячиться и если бы не вошла в кабинет отца княжна Наташа, то, может быть, этот разговор с Потемкиным обострился бы еще больше.

Княжна ласково и непринужденно поздоровалась с гостем.

Красивый, статный молодой генерал не мог не произвести на Наташу некоторого действия.

Любезность с нею Потемкина, его остроумный разговор, комплименты, которыми он так исправно угощал красавицу — все это не могло ей не нравиться.

Может, княжна Наташа, увлекшись блестящим придворным генералом, и полюбила бы его, но сердце у молодой княжны было занято.

Она не могла забыть своего избранника, которому она и отдала свою первую чистую любовь.

Блеск, роскошь, великолепие придворных балов, шумная жизнь, целая стая поклонников, и все же это не заставило княжну забыть Серебрякова.

Для него она готова была оставить такую жизнь и удалиться куда-нибудь в глушь и жить с ним только вдвоем.

Из всех ухаживателей, или поклонников, княжна Наташа несколько отличала от других Григория Александровича Потемкина. Это и подало повод последнему надеяться на взаимность его чувств.

Гордый, тщеславный Потемкин, не знавший себе ни в чем никаких преград, был твердо уверен, что княжна-краса-вица им увлечена, что она его любит.

Потемкин был слишком самонадеян и слишком избалован тем счастьем, которое плыло к нему отовсюду.

— Княжна, надеюсь, вы будете на завтрашнем балу во дворце?

— О, да, как фрейлина ее величества я быть должна.

— И вы, князь, тоже?

— И я получил приглашение, хотя, признаться, и не совсем я рад сему.

— Что вы говорите, князь?

— То, что чувствую, генерал. Эти беспрестанные выезды на балы утомляют меня, но ради дочери я принужден выезжать.

— Вы стали, князь, коренным москвичом. Москва любит рано ложиться спать.

— Да, точно, Москва спит ночью, а Питер — днем.

— Ну, а вас, княжна, не правда ли, наши балы восхищают, да?

— Не скажу особенно.

— Как, и вы тоже? — с притворным ужасом воскликнул Потемкин.

— Ведь я москвичка, генерал, — с милою улыбкою промолвила княжна Наташа.

— О, да! С вашим отъездом Москва многое, многое потеряла!

— Что вы этим хотите сказать, генерал? — спросил, насупя брови, князь у Потемкина.

— А то, князь, что в Москве едва ли осталась одна такая красавица, как ваша дочь!

— Вы вот про что! Извините, генерал, я ненадолго вас оставлю, у меня нужное дело.

— О, ваше сиятельство, пожалуйста, не обращайте на меня внимания.

— Надеюсь, Григорий Александрович, вы не будете скучать с моей дочерью, а ты, Наташа, сумей занять гостя!

Проговорив эти слова, князь Платон Алексеевич вышел.

Этому несказанно был рад Потемкин: ему хотелось поболтать с красавицей княжной, наговорить ей кучу комплиментов и всевозможных любезностей… Но, увы — это ему не удалось!

На смену князя Полянского вошла его сестра, княжна Ирина Алексеевна.

По приезде в Петербург княжна Ирина Алексеевна от перемены ли климата или от чего другого захворала и в течение нескольких недель не покидала постели.

Наконец княжна поправилась, но от всяких выездов в свет отказалась, ссылаясь на свое еще слабое здоровье.

Потемкина она не знала, но много слышала и так же, как брат, недолюбливала его.

Наташа познакомила свою тетку с Григорием Александровичем, который волей-неволей принужден был быть любезным и со старой княжной, а в душе он просто ненавидел Ирину Алексеевну за то, что она помешала ему оставаться с княжной-красавицей с глазу на глаз.

— Вы, княжна, как видно, большая домоседка? Я вас нигде не видал.

— Не до выездов мне, батюшка!.. Отвыкла я от вашего Питера, приехала и расхворалась, — сухо ответила Потемкину старая княжна Полянская.

— Причину вашего нездоровья, княжна, вы приписываете Питеру?

— Как хотите, так и судите. В Москве я была здорова, а сюда приехала хворать.

— Питер вам не по нраву, княжна?

— В Москве вольнее дышится, батюшка мой: отвыкла, говорю, я от Питера, а в былое время вот так же, как моя племянушка, Наталья Платоновна, по балам рыскала, от разных менуэтов ноги болели, также день в ночь, а ночь в день превращала, но только это было давно. Вас, государь мой, в ту пору, пожалуй, и на свете-то еще не было.

Потемкин, заметив холодные отношения старой княжны и поговорив еще несколько времени, уехал.

Князь Платон Алексеевич любезно простился с гостем, но снова его к себе не приглашал и «визита ему не отдавал».

Но это нисколько не помешало Григорию Александровичу бывать в доме князя Полянского.