Тепло русской печки

сь же метался и растерянный барон Боде.

- А-а, вот и ты! Так что теперь делать?

- Стену ломать, - отвечал Гнусин барону.

Старик Тон первым взялся за лом, набежали рабочие, огонь был забит водою, и тут явился император. Боде, чтобы оправдаться, стал орать на Гнусина. Николай I оказался добрее.

- Оставьте печника в покое, - сказал он.

Тон с Рихтером были рады, что так обошлось. Но предупредили Гнусина, чтоб ночевал в Кремле, на всякий случай советовали взять из чертежной мастерской планы дымоходов. На другой день загорелся второй Кремлевский дворец - Малый, и теперь император испугался не на шутку. Гнусину он сказал:

- Ты что! Спалить меня вознамерился?

Дмитрий Емельянович с чертежами в руках доказывал императору, что виноваты повара, которые в кухонных плитах разводят пламя, как в доменных печах:

- Тут не только щи - тут и сталь варить можно.

Вскоре Гнусин получил патент на свои переносные печи, ставшие модной новинкой. Одну из таких печей он экспонировал на промышленной выставке. Архитектор Матвей Юрьевич Левестам начал расспрашивать, как она делается и как топится.

- Я, - вспоминал Гнусин, - ничего не подозревая, дал простодушно все указания и даже объяснил способы применения герметических дверц.

Слава о гнусинских печах дошла до Петербурга, многие церкви, гимназии, приюты и лазареты пожелали иметь дешевое отопление.

Дмитрий Емельянович частенько ездил в столицу и зимою, сидя в нетопленом вагоне, коченел от холода, хотя был в шубе и в валенках. Однажды ему встретился на вокзале инженер-генерал Крафт, бывший в ту пору начальником Николаевской железной дороги.

- Николай Осипыч, - обратился к нему Гнусин, - а как цари до Москвы катаются? Неужто, как и мы, трясутся от холода?

Крафт провел его в царский вагон, по углам которого были расставлены большие медные баки, и пояснил, что на станциях в них заливают крутой кипяток, - возле баков его величество с их высочествами по очереди греются. Тут печник задумался.

- А. за границей? - спросил. - Тоже баки?

- Да нет. Ничего не придумали.

Вернувшись в Москву, мастер узнал от жены, что в его отсутствие мастерскую усердно посещал архитектор Левестам.

- Такой настырный, - говорила жена. - Что, как да почему? Все печами твоими интересовался. Даже срисовывал.

"Я не придал этому никакого значения, - вспоминал Гнусин, - тем более, такое любопытство в архитекторе считал вполне понятным". Но жена скоро известила мужа, что стоит ему выйти за порог дома, как является Левестам.

- Смотри мне! Ежели шашни какие примечу, так я тебя.

- Да Христос с тобою! - пала перед ним жена на колени. - Да я рази Митеньку сваво на энтого Матвея променяю?..

Дмитрий Емельянович уже не находил покоя: как наполнить теплом промерзлые поезда, чтобы пассажиры чувствовали себя в вагонах столь же уютно, как и в жилых комнатах? Рассуждал: "От Москвы до Питера - куда ни шло, зубами постучать можно. А ежели рельсы в Сибирь протянут, тогда как? До Иркутска всякая живая