Битва

— И последнее, граф.

— Говорите.

— Ходят слухи, что генуэзцы...

— О, нет! Полковник! Не дурите мне голову этими пресловутыми миллионами! Вы уже третий, кого Массена отправил ко мне за сведениями о них! Вот все, что я нашел, если не считать пушек в Арсенале...

Ударом ноги, обутой в башмак с пряжкой, Дарю опрокинул деревянный ящик. По полу рассыпались австрийские флорины.

— Перед вами плоды кропотливой работы господина Савари [18], — пояснил он. — Это фальшивки. Я рассчитываюсь ими со своими местными поставщиками. Можете взять себе пару пачек.

— Анри!

— Луи-Франсуа!

Луи-Франсуа Лежон и Анри Бейль [19] — тогда он еще не звался Стендалем — знали друг друга с раннего детства, лет с девяти. Когда-то на почтовой станции в Милане они подрались из-за дерзкой итальянской красотки, Лежон тогда взял верх, и втайне Анри был этим доволен: он предпочитал незавершенность, но как восприняла бы ее изумительная красавица из Ломбардии? Он считал себя некрасивым, и это обстоятельство заставляло его робеть несмотря на зеленый мундир 6-го драгунского полка и каску с султаном и тюрбаном из кожи ящериц. Позже они встретились в Париже на лотерее в Пале-Рояле и вместе отправились на бульвары к Вери, чтобы под золочеными канделябрами отведать свежих устриц по десять су за дюжину. Лежон угощал. Анри — к тому времени он уже не служил в армии, и в карманах у него гулял ветер — воспользовался случаем и заказал себе пулярку. Лежон готовился к отъезду в свой полк, расквартированный в Голландии; Анри представлял себя плантатором в Луизиане, банкиром или популярным драматургом, которому повезло с актрисами...

И вот они снова встретились в окрестностях Вены, на этот раз по делам службы. Для одного эта встреча стала сюрпризом, для другого нет: в том, что Лежон стал полковником, не было ничего удивительного — он избрал карьеру военного и настойчиво шел по своей стезе, но Анри? В то время он был двадцатишестилетним молодым человеком с жирноватой блестящей кожей, тонкогубым ртом и карими миндалевидными глазами, зачесанные назад волосы непослушно топорщились над высоким лбом. Не скрывая удивления, Лежон спросил давнего приятеля, что тот делает в кабинете интендантской службы.

— Ах, Луи-Франсуа! Чтобы быть счастливым, я должен жить в гуще великих событий!

— В роли армейского интенданта?

— Помощника, всего лишь помощника.

— Однако Дарю отправил меня к интенданту Бейлю.

— Граф слишком добр ко мне, возможно, он неважно себя чувствует.

Дарю был невысокого мнения об Анри, постоянно упрекал его в несобранности, держал в ежовых рукавицах и давал скучные, неинтересные поручения.

— Что от меня требуется? — спросил Бейль у своего друга, обрадованный встречей и в то же время обеспокоенный возможной просьбой.

— О, ничего особенного! Ты должен угостить меня порцией рагу из белки под соусом за счет графа Дарю.

— Боже мой! Ты действительно хочешь попробовать это?

— Нет.

Анри застегнул синий фрак, схватил со стола треуголку с трехцветной кокардой и, пользуясь представившимся случаем удрать со службы, выскочил из кабинета. Проходя через соседнюю залу, он предупредил секретарей и служащих, что сегодня его уже не будет. Те не стали задавать лишних вопросов, посчитав присутствие штабного офицера достаточно веской причиной. Уже во дворе Лежон спросил:

— Ты ладишь с этими бумагомараками?

— Что ты, Луи-Франсуа! Я тебя умоляю. Все они — грубияны, интриганы, глупцы и ничтожества...

— Рассказывай.

— Куда мы направляемся?

— Я реквизировал дом в старом городе и живу там с Перигором.

— Хорошо, едем, если тебя не смущает мое гражданское платье и лошадь: сразу предупреждаю, это настоящий першерон.

По дороге на конюшни друзья оживленно беседовали, больше говорил, конечно, Анри. Нет, он не отказался от театра, при любом удобном случае, даже в карете, изучал Шекспира, Гоцци [20]и Кребильона-сына [21], но писанием пьес на жизнь не заработаешь, а он не хотел сидеть на шее у семьи. Пришлось просить покровительства у графа Дарю, их дальнего родственника. После службы в императорском интендантстве Анри рассчитывал получить место младшего служащего в Государственном совете, что само по себе не было профессией, а, скорее, ступенькой к более серьезным должностям и, прежде всего, к ренте. Недавно он приехал из Германии, где делил свое время между исполнением служебных обязанностей, оперным театром, охотой и молоденькими барышнями.

— В Брунсвике я избавился от своей робости и пристрастился к охоте, — с улыбкой сообщил он.

— Ты хорошо стреляешь?

— На моей первой охоте на уток я добыл двух ворон!

— А как насчет австрийцев?

— По большому счету, я еще не нюхал пороха, Луи-Франсуа. К сражению под Йеной я опоздал на несколько дней. Недалеко от Нойбурга мне показалось, что я слышу канонаду, но это была гроза.

Тем не менее, Анри проехал через мост перед Эберсбергом [22], когда городок уже догорал. Его карета катилась по обезображенным трупам, давя колесами выпущенные кишки, но, чтобы не потерять самообладания и выглядеть непринужденно, он продолжал болтать, несмотря на непреодолимые позывы к рвоте.

Войдя в конюшню интендантства, Лежон огляделся и воскликнул:

— Это и есть твоя лошадь, Анри?

— Да, та самая, которую мне предоставили, я тебя предупреждал.

— Ты был прав, ей не хватает только плуга!

Нимало не заботясь различием в костюмах и лошадях, приятели поскакали в Вену, крепостные стены которой и высокий шпиль собора святого Стефана виднелись издалека.

Вену окружали два пояса укреплений. Первый представлял собой простой земляной вал, насыпанный вокруг густонаселенных пригородов, где вплотную лепились друг к другу низкие дома с красными черепичными крышами; второй окружал старый город крепостным рвом и мощной каменной стеной с бастионами, казематами, крытыми галереями. Но поскольку венцы больше не опасались ни турок, ни венгерских бунтовщиков, вдоль фортификаций, как грибы после дождя, выросли всевозможные лавки и постоялые дворы, склоны насыпей были засажены деревьями, и среди них пролегли бульвары для гуляний.

Лежон и Бейль проехали под аркой больших ворот и не спеша углубились в извилистые улочки города, застроенные длинными, вытянутыми вверх домами. Средневековые строения соседствовали с барочными, в их расцветке преобладали теплые «итальянские» оттенки, на окнах, увитых плющом и яркими цветами, стояли птичьи клетки. Вид прохожих радовал глаз куда меньше: куда ни посмотри, везде были военные.

«Победители ведут себя хуже разбойников», — думал Анри, разглядывая разрозненные группки солдат, заполонивших Вену. Город размером с округ Парижа Наполеон отдал им на разграбление на четыре-пять дней, и они спешили этим воспользоваться. Солдатня напоминала ему свору охотничьих собак, спущенных с поводков. Да, эти люди сотни раз рисковали жизнью; окривевшие, однорукие, одноногие они шли по трупам товарищей и друзей, но разве пережитый страх оправдывал творимый ими теперь беспредел? Разве добродушных и покладистых австрийцев не восстановит против нас вид драгун, на веревках спускающих на улицу мебель из окон их домов? Какой-то кирасир со стальной каской на голове, закутанный в длинную белую австрийскую шинель, свалил на мостовую кучу театральных костюмов, кларнеты и краденые меха, рассчитывая продать все это добро с торгов. Вдоль всей улочки раскинулось множество импровизированных лотков, с которых пираты в форме сбывали свою добычу: стеклянные и жемчужные ожерелья, платья, дароносицы, стулья, зеркала, поцарапанные статуэтки. Толчея и многоязычный гомон живо напомнили Анри рынок в Каире. Люди из разных стран собрались в одну армию: поляки, саксонцы, баварцы, флорентинцы и многие другие, ему повстречался даже один из мамелюков Кирманна [23] — правда, арабскими у него были разве что широченные шаровары, а сам он родом был из Сент-Уана [24]. Ружья, составленные в козлы, украшали все городские площади и перекрестки. На церковной паперти на охапках соломы храпели пехотинцы в высоко застегнутых серых гамашах. Егеря в темных мундирах подгоняли черных лошадей, а группа спешившихся карабинеров деловито катила по улице бочки с рислингом. Несколько гусар стояли перед кафе и жевали ломти вареного мяса. Они заметно выделялись из общей толпы небесно-голубыми панталонами, красными доломанами и касками с высокими султанами и заплетенными в косу плюмажами из конского волоса, защищавшими от сабельных ударов шею и плечи. Из широко распахнутых дверей нетвердой походкой вышел вольтижер, толкая перед собой тележку с внушительной связкой колбас. Покачиваясь на ватных ногах, он оперся об стену, чтобы помочиться.