Всеволод Большое Гнездо. "Золотая осень" Древней Руси

Сначала Владимир обследовал место нового заключения. Круглая деревянная площадка ограждалась каменными зубцами высотой в человеческий рост, за ними защитники хоронились от стрел и камней противника. В одном месте возле зубцов были свалены валуны, которые сбрасывались на головы осаждавших крепость.

Вниз вела дверца, которая запиралась на засов. Вот и всё, никаких излишеств.

Владимир поглядел вниз. Гладкая стена башни не давала даже малейшей возможности для побега. Вокруг расстилались луга с желтеющей травой, по ним петляла неширокая речка, кое- где виднелись леса и перелески. Значит, предназначено умереть здесь, под солнцем и звёздами, обдуваемым со всех сторон ветрами, думал он.

Потянулись долгие, томительные дни. Сначала Владимир бодрился, оглядывая окрестность, но ночные холода становились всё злее и злее, порой приходилось всю ночь бегать и прыгать по площадке, чтобы не закоченеть. Еду приносили аккуратно два раза в день — утром и вечером. Являлся один и гот же молчаливый слуга, в холщовых рубашке и штанах, с вислыми усами и тёмными глазками, спрятанными под нависшими бровями. Он выставлял пищу и воду на край люка и тотчас удалялся, не сказав ни слова и тщательно заперев за собой крышку на засов.

Но как-то на площадку вышли две женщины, мать и дочь. Матери было лет сорок, дочери — около пятнадцати. Им, видно, захотелось посмотреть с высоты на окрестности. Они живо переговаривались между собой, часто поглядывали на Владимира, а потом женщина спросила:

   — Кем будешь, пленник?

   — Русский князь Владимир, — ответил он; как большинство жителей Западной Руси, он немного знал языки соседних стран — Польши и Венгрии.

   — За что тебя наказали? — продолжала выспрашивать богато одетая женщина.

   — Король отнял у меня Галицкое княжество, а самого кинул на башню, чтобы я здесь погиб от холодов.

   — Мама, мне его жалко, — пропищала девушка. — Он и правда здесь замёрзнет. Тут такой пронизывающий ветер, а на нём летняя одежда.

   — Но что делать? Мы не можем нарушить приказ короля и перевести его в тёплое помещение.

   — Но хотя бы дать тёплую одежду нам под силу?

   — Пожалуй, да. Я сегодня же распоряжусь об этом.

   — Но, мама, тёплая одежда его спасёт только до первого дождя. Если она намокнет, то князь простудится и заболеет.

   — Ты права, дочка. Я распоряжусь, чтобы с одеждой принесли плащ.

   — Госпожа, — осмелился Владимир, — нельзя ли попросить у вас палатку? Тогда я буду защищён и от дождя, и от ветра.

   — Ой, мама, как это здорово! — захлопала в ладошки дочь. — Пусть слуги установят здесь палатку. В ней, я думаю, и перезимовать можно!

В тот же день слуга, доставлявший пищу, вытащил на площадку парусиновую палатку и гвоздями прибил её к деревянному настилу.

   — Кто эта госпожа, что распорядилась насчёт палатки? — спросил Владимир.

   — Как кто? Королева, — ответил слуга.

Мысли заключённого постоянно работают в одном направлении: как получить свободу, как выбраться на волю. В этом они проявляют порой верх изобретательности. Лишь только удалился слуга, Владимир стал ходить возле палатки, придумывая, как её использовать для побега. Парусина была толстая, крепкая, если порезать на ленты, его вес выдержит. Но вот как её разрезать? Ножа у него нет, стало быть, надо использовать подсобный материал.

Он стал рыться среди камней и валунов. Там было несколько осколков, один из них был с острыми краями. Им можно было перетереть концы полотна, а потом разорвать на длинные полосы. Владимир тотчас принялся за работу. Надрезы он делал небольшие, чтобы их не заметил слуга, и старательно прятал под складками материи. На это ему понадобилось несколько дней. Затем он стал выжидать подходящей погоды.

Наконец наступила тёмная ветреная ночь с моросящим дождём, одна из многих, которые случаются осенней порой. В такую погоду стража забирается под навесы и не высовывает носа. Медлить было нечего. Дождавшись темноты, он стал рвать парусину на ленты и связывать между собой. К полуночи всё было готово. Надёжно закрепив один конец ленты за каменный зубец, он стал спускаться, опираясь ногами о стену башни. «Не оборвись, не оборвись!» — шептал он про себя эти два слова, как молитву, всё время, пока не почувствовал под ногами твёрдую землю. И тут ликование охватило всё его существо, он чуть не закричал от радости.

Теперь надо было подальше уходить от замка. Владимир заранее продумал свой дальнейший путь. Он не повторит ошибки прошлого побега, не пойдёт в сторону Руси, а двинется на запад, где его вряд ли станут искать.

Ночью Владимир шёл, а днём отсыпался в каком-нибудь укромном местечке. Питался тем, что удавалось достать в садах и огородах, благо урожай ещё не был убран полностью. Наконец вышел в земли Германии, или Священной Римской империи германской нации, как тогда называлась эта страна. Императором был Фридрих I Барбаросса, недальновидный и незадачливый правитель. Он поставил себе цель присоединить Италию к германским землям и таким образом восстановить Римскую империю в её прежних пределах. Он вторгся на север Италии и после второй осады взял центр Ломбардии — Милан. Император разрушил цветущий город, изгнал из него большую часть жителей, а оставшихся превратил в крепостных крестьян. В знак окончательного уничтожения города Фридрих I велел провести плутом борозду по центральной площади Милана.

В ответ города Северной Италии объединились и в битве при Леньяно в 1176 году наголову разбили рыцарей Барбароссы. К тому же папа римский Александр III отлучил императора от церкви. Тотчас от него отвернулись все феодалы, жаждавшие независимости от центральной власти. Пришлось Фридриху I одеться в рубище и пойти на поклон к главе католической церкви, несколько дней на коленях простоять у его резиденции; наконец папа смилостивился и допустил императора к целованию своих ног. Когда Владимир пришёл к нему в ставку, у императора не было ни настоящего войска, ни денег для набора наёмников. Встреча прошла на улыбках, но результата никакого не дала.

Тогда Владимир отправился в Краков, к польскому королю Казимиру. Тот проникся сочувствием к князю-изгою и отправил вместе с ним отряд войск под командованием воеводы Николая.

Едва галичане узнали о приближении своего князя с польскими войсками, как прогнали венгерского королевича и занесли Владимира в город на руках. Но Владимир не считал себя безопасным от соседних князей до тех пор, пока не приобретёт покровительства дяди своего, сильного князя Суздальского, и потому послал к Всеволоду гонца со следующими словами: «Отец и господин! Удержи Галич подо мною, а я Божий и твой со всем Галичем и в твоей воле всегда».

Всеволод отправил послов ко всем русским князьям и взял со всех присягу не искать Галича под его племянником. И с тех пор, говорит летописец, Владимир утвердился в Галиче и никто не поднимался на него войною.

VIII

Рязанский князь Роман возненавидел Всеволода за то, что тот отпустил его из плена, взяв крестное целование сохранять ему верность и оказывать покорность. Крестному целованию на Руси придавали очень большое значение. Если кто приносил ложную клятву или изменял ей, то не получал причастия даже при последнем издыхании и прямиком направлялся в ад на вечные муки. Презрение окружающих ждало его. Ему плевали в лицо, его выталкивали из церкви, где он поклялся, подвергали презрению, на него показывали пальцем. Поэтому нарушить клятву решались только люди дерзкие и никуда не годные.

Таким человеком оказался князь Роман. Вернувшись в Рязань, он тотчас переметнулся к Святославу Всеволодовичу и принимал участие в его походах в Суздальской земле. Потерпев поражение, начал подбивать своих старших братьев, Игоря и Владимира, к неповиновению Всеволоду.

— Я своими глазами видел, как разорена Суздальская земля, — говорил он им. — Вся Верхняя Волга лежит в пепелищах, крепости разрушены, города разграблены и сожжены, народу побито не счесть. Киевский князь Святослав был беспощаден, он во что бы ни стало решил отнять звание великого князя у Всеволода. И только наступление весны помешало добиться победы. Сейчас самое время отложиться от Владимира и стать наконец самостоятельным княжеством. Вы поглядите вокруг: и Смоленск, и Чернигов, и Галич, и Новгород — все живут независимо от воли великого князя, поступают как хотят. Только мы идём в пристяжке, как захудалые лошади. Доколи будет продолжаться такое?