Сибирь, союзники и Колчак т.2

Военные, не знающие ни Урала, ни промышленности, разбирают сложные промышленные вопросы, критикуя специалистов. Транспорт исключительно в руках военных, ни во что не считающих надобности населения. Все, что пишу в этом сообщении, обосновано на фактах.

Продовольствия на Среднем и Северном Урале нет, потому что железные дороги его не перевозят. Всё использовано под эшелоны. Даже у интендантства на днях было 15 вагонов при суточном расходе в 11. Между тем в 250 верстах, в Шадринске, лежит готового хлеба 400 вагонов. Вообще, хлеб есть, но обещания командарма выделить часть состава для перевозок, данные еще в ноябре, потом подтвержденные, не выполняются.

То, что начальник военных сообщений обещает сегодня, завтра же не выполняется. Есть населению нечего, и приходится покупать хлеб, привезенный гужом за 300 верст или от спекулянтов. Рабочие говорят: «Прибавок для удовлетворения спекулянтов или хлеба». Все попытки добиться распоряжения в первую очередь перевезти продовольствие для интендантства, семенной материал, хлеб для населения — игнорируются. Население доводится до отчаяния, а с голодными рабочими наладить и даже удержать промышленности не могу.

Министерство торговли и промышленности.

Мы не знаем деятельности Министерства торговли и промышленности в Омске, но для нас оно не существует. Ни одно обращение к нему не получает ответа. В виде исключения подписали обязательное постановление по золотопромышленности, но и оно лежит неоглашенным, потому что министерство не отвечает, будет оно распубликовано в «Правительственном Вестнике» или нет. Представления лиц на утверждение в старших должностях остаются без движения по 3 месяца. К денационализации, даже к подготовительным расчетам, еще не приступлено. Министерством труда проведен закон о больничных кассах, неприменимый в жизни — очевидно, потому, что Министерство торговли и промышленности на него не реагировало. Отживший закон о продаже железа не переработан и т. д.

Общие вопросы министерство не решает; а висеть без конца в воздухе они не могут. При таких условиях тоже нельзя руководить промышленностью.

По рабочему вопросу каждое ведомство действует по-своему, почему трения идут всё время. Например, в Перми железная дорога, морское ведомство и пушечный завод — все платят разно и на различных условиях.

Штаты по инспекции труда не утверждены 3 месяца, и при таких условиях идти в инспекцию никто из основательных лиц не желает.

Земельный вопрос остается в рамках газетных сообщений, и определенных ответов населению давать нет возможности.

На голодном Урале недостаток рабочих, и пока хлеб не придет, они не прибудут. Поэтому рабочих на более трудных работах вовсе нет, и в результате рубка дров почти прекратилась. Урал выплавляет в месяц 1 миллион вместо 4 миллионов 1916 года и то сжигает старые дрова. Дальше будет еще хуже, когда кончатся запасы. Господа военные не понимают, что значит ни во что не считать тыл.

…

Земские учреждения действуют с освобождения, расходы на них идут, а притока средств нет. Налоги за 1918 и 1919 годы еще не утверждены. Главные плательщики, округа и заводы, без средств. Земство докладывало Верховному Правителю о критическом положении.

Ходатайство о ссуде в Омск представлено, но еще не решено. В опоздании обращения за ссудой виновато само земство, но учреждения его, школы, больницы в том не повинны, и деньги давно нужны, и в больших суммах. Необходима помощь Правительства. Большевики давали керенки во все стороны, а новая власть не дает, и нужда на местах острая, вызывающая ропот. Учитывая политическую обстановку, необходимо дать сюда денег авансом, разбираясь в деталях позже. Теперь же много не исправить и деньгами.

В губернии тиф, особенно в Ирбите. Там ужасы в лагерях красноармейцев: умерло за неделю 178 из 1600. Здоровые питаются по 90 коп. в сутки, немытые, на голом полу. По-видимому, все они обречены на вымирание, а зараза на весь город. В Екатеринбурге 730 больных. Помощь по всей губернии нужна очень широкая и без особых формальностей, выполнение которых не всем разогнанным управам по силам. Нужно дать Ирбиту сразу тысяч 200—300, Екатеринбургу — 500—700, а то, что отпущено, достаточно на несколько дней, идет на пропитание и совершенно недостаточно на организацию постановки рационального лечения.

Никто спокойно не работает: все опасаются преследования. Торговцы, не спекулянты, опасаются вести дела, потому что в этой атмосфере и их замешают в спекуляцию. Несмотря на запугивание, спекулянтов военные не поймали, а других от торговли отодвинули. Населению от этого еще хуже.

Мной неоднократно докладывалось, что медленность решения вопросов по всем ведомствам в Омске, а главное, нерешение их по Министерству торговли и промышленности требует, в виде особой временной меры, предоставления широких прав местной администрации. Это не дается, а скорость в Омске не увеличивается.

Изложил только главное, и то оказалось слишком длинным.

Руководить краем голодным, удерживаемым в скрытом спокойствии штыками — не могу. Не могу удержать промышленность в таких условиях здесь при бездействии Министерства торговли и промышленности в Омске. Не могу бороться с военной диктатурой. Не могу изменить порядок хода дел в Омске: для того не призван и не компетентен».

Постников ушел. Его письмо было лучше, чем он сам. И его обвинения остались в памяти министров. Письмо получено было в середине апреля, а я ехал в Екатеринбург в начале мая, и уже многое было исправлено. Съезд должен был помочь в этом.

Первые впечатления

Поезд шел до Екатеринбурга 18 часов. По всей линии наблюдался удивительный порядок. Пассажирские поезда ходили по расписанию, со старорежимной точностью. На станциях принимались санитарные меры: пути были посыпаны известью. Сторожа, как и раньше, по приходу поезда становились сзади него и стояли с флагом в руке до тех пор, пока поезд не скрывался из виду. Никто не знал, для чего это делается, но обычаи старины хранятся свято.

В Тюмени был произведен осмотр мастерских, говорили с рабочими.

Мастерские допотопные, совершенно не соответствующие потребностям движения, — живой свидетель того, как отстало оборудование Сибирской железной дороги от потребностей нового времени и новых непредвиденных задач. Выясняется, что многое могло бы быть исправлено при условии большей свободы путейского ведомства в расходовании средств. Старые формы контроля, предоставляющие контролеру право «вето» во всех расходах, связывают начальников дорог по рукам и ногам.

Условия работы тяжелы, но не летом, а зимой, когда приходится работать в помещении, где с одной стороны дышит леденящий сорокаградусный мороз, потому что одна сторона здания открыта, а с другой — жар раскаленных печей и пламя огня.

Но рабочие жалуются не на это, а на условия снабжения. Всё стоит дорого, всё трудно достать, а железнодорожный кооператив бездействует.

— Нам нужно служить, а мы должны думать о том, как достать мясо, мануфактуру и керосин.

— Почему же кооператив не закупает всего этого?

— Никто не умеет взяться, да и не любят заниматься хозяйственными делами.

Вот оно! На политику мы готовы убить месяцы, а на организацию хозяйственных заготовок у нас нет ни времени, ни умения.

Перед съездом

Но вот мы в Екатеринбурге, накануне открытия большого съезда. Никто не отдавал себе отчета, зачем созван этот съезд, как его провести.

Инициатива исходила от адмирала.

Его желание понято было, как приказ. По всем заводам было разослано приказание избрать делегатов на съезд и делегатам прибыть к 10 мая в Екатеринбург. Управляющие заводами приказ читали, подписывали обязательство исполнить и стекались к указанному сроку в столицу Урала. Ехали и владельцы пивоваренных заводов, и канатного производства, и стекла, и бумаги, ехали и кустари от овчины и кожи. Словом, ехал всякий народ, не зная, зачем зовет начальство. А нужно-то было только одних металлургов.