Столетняя война (ЛП)

Она склонила голову перед герцогом.

Тот рассматривал свои ногти. Жанетте показалось, что за все время он ни разу не моргнул, и это, как и его молчание, вызывало неловкость.

— Его светлость хотел бы взглянуть на доспехи, — заявил священник, хотя герцог не проявил признаков какого-либо желания.

Священник щелкнул пальцами, и один из секретарей вышел из комнаты. Второй, вооружившись ножницами, обошел вокруг комнаты, срезая обгоревшие фитили на свечах в железных подсвечниках. Герцог и священник не обращали на него внимания.

— Вы говорите, что писали письма его светлости, — снова заговорил священник. — Касательно чего?

— Я писала про новые укрепления в Ла-Рош-Дерьене, святой отец, и предупреждала его светлость о нападении англичан на Ланьон.

— Если верить вашим словам... — произнес священник. — Если верить вашим словам...

Шарль по-прежнему плакал, и Жанетта дернула его за руку в надежде усмирить, но малыш заплакал еще громче. Секретарь, не оборачиваясь на герцога, переходил от свечи к свече. Ножницы лязгали, на мгновение взвивался клуб дыма, а потом ровный огонек разгорался еще ярче. Шарль ревел.

— Его светлость не любит хнычущих детей, — сказал священник.

— Мальчик голоден, святой отец, — нервно объяснила Жанетта.

— Вы приехали с двумя слугами?

— Да, святой отец.

— Они могут вместе с мальчиком поесть на кухне, — сказал священник.

Он щелкнул пальцами срезающему фитили секретарю, тот положил ножницы на ковер и взял за руку испуганного Шарля. Мальчик не хотел покидать мать, но секретарь оттащил его. Жанетта с дрожью слышала, как звук плача удаляется вниз по лестнице.

Не считая шевеления пальцами, герцог хранил неподвижность и только смотрел на Жанетту с непроницаемым выражением лица.

— Так вы утверждаете, — продолжил свой допрос священник, — что англичане оставили вас ни с чем?

— Они забрали все, что я имела! — страстно проговорила Жанетта.

Священник вздрогнул от ее голоса.

— Если они оставили вас в нищете, мадам, почему же вы не обратились к нам за помощью раньше?

— Я не хотела обременять его светлость, святой отец.

— А теперь захотели? Жанетта нахмурилась.

— Я привезла с собой племянника его светлости, законного владельца Плабеннека. Или вы предпочли бы, чтобы он вырос среди англичан?

— Не дерзите, дитя мое, — спокойно проговорил священник.

В комнату вернулся первый секретарь. Он принес мешок, содержимое которого вывалил на оленью шкуру перед столом герцога. Тот несколько секунд рассматривал доспехи, а потом откинулся на спинку резного кресла.

— Весьма тонкой работы, — заметил священник.

— Они очень ценны, — согласилась Жанетта.

Герцог снова уставился на доспехи. Ни один мускул на его лице не дрогнул.

— Его светлости нравится, — сказал священник и сделал рукой знак секретарю.

Тот, без слов понимая, чего от него хотят, собрал доспехи и меч и вынес из комнаты.

— Я рада, что они понравились вашей светлости, — проговорила Жанетта и снова присела.

У нее возникла смутная догадка, что герцог, несмотря на сказанные ею слова, принял доспехи и меч за подарок, но переспрашивать не хотелось. Это можно выяснить позже. Через стрельчатые прорези окон ворвался порыв холодного ветра и принес капли дождя; пламя на свечах задрожало.

— Так чего же вы просите у нас? — спросил священник.

— Моему сыну нужно убежище, святой отец, — нерешительно проговорила Жанетта. — Ему нужен дом, место, где он мог бы расти и учиться быть воином.

— Его светлость с радостью удовлетворяет эту просьбу, — ответил священник.

Жанетта ощутила прилив огромного облегчения. Атмосфера в комнате была столь недружелюбна, что графиня боялась, как бы ее не вышвырнули подобно нищей попрошайке. Слова священника, хотя и прозвучали холодно, подбодрили ее. Герцог брал на себя эту ответственность, и Жанетта в третий раз присела перед ним.

— Благодарю вас, ваша светлость.

Священник собрался что-то сказать, но, к удивлению Жанетты, герцог протянул свою белую руку, и священник преклонил голову.

— Нам это доставит удовольствие, — проговорил герцог высоким тонким голосом, — поскольку ваш сын дорог нам и мы желаем, чтобы он вырос и стал воином, как его отец.

Обернувшись к священнику, он кивнул головой, и тот с величественным поклоном удалился из комнаты.

Герцог встал и, пройдя к очагу, протянул руки к язычкам пламени.

— До нас дошло, — проговорил он отстраненно, — что уже три квартала Плабеннек не платит нам оброк.

— Этим районом владеют англичане, ваша светлость.

— И вы в долгу передо мной, — сказал герцог, хмурясь.

— Если вы окажете покровительство моему сыну, ваша светлость, я буду в вечном долгу перед вами, — смиренно проговорила Жанетта.

Герцог снял головной убор и провел рукой по светлым волосам. Жанетта подумала, что без шляпы он выглядит моложе, но последовавшие затем слова заставили ее содрогнуться:

— Я не хотел, чтобы Анри женился на вас. Он замолчал.

Какое-то мгновение Жанетта была просто оглушена его прямотой.

— Мой муж сожалел о недовольстве вашей светлости его браком, — наконец тихо выговорила она.

Герцог пропустил эти слова мимо ушей.

— Ему следовало жениться на Лизетте Дикарской. У нее были деньги, земли, крестьяне. Она бы принесла богатство нашему семейству. В тяжелые времена богатство... — он помолчал, ища нужное слово, — это опора. А у вас, мадам, нет опоры.

— Только доброта вашей светлости, — сказала Жанетта.

— Ваш сын под моей опекой, — продолжал герцог. — Он будет воспитываться в моем доме и обучаться искусству войны и жизненным премудростям, как подобает его рангу.

— Благодарю вас, — попыталась изобразить смирение Жанетта.

Ей хотелось увидеть с его стороны какую-то теплоту, но с тех пор, как герцог подошел к огню, он не поднимал глаз. И вдруг он повернулся к ней.

— Кажется, в Ла-Рош-Дерьене есть стряпчий по имени Бела?

— Да, действительно, ваша светлость.

— Он утверждает, что ваша мать была еврейкой. Последнее слово прозвучало с особой резкостью. Жанетта приоткрыла рот от изумления. Несколько мгновений она была не в силах вымолвить ни слова, голова кружилась. Не верилось, что Бела мог такое сказать. Наконец ей удалось собраться.

— Это ложь!

— Он также сообщает нам, — продолжил герцог, — что вы просили у Эдуарда Английского права получать оброк с Плабеннека.

— Что мне оставалось?

— И просили опеки над вашим сыном со стороны Эдуарда? — язвительно спросил герцог.

Жанетта открыла и снова закрыла рот. Обвинения были так грубы и следовали так быстро, что она не знала, как защититься. Это правда, ее сын был взят под опеку короля Эдуарда, но Жанетта тут была ни при чем; она даже не присутствовала, когда граф Нортгемптонский принял такое решение. Но прежде чем Жанетта успела возразить или объяснить что-либо, герцог заговорил снова:

— Бела сообщает нам, что многие горожане Ла-Рош-Дерьена довольны английскими захватчиками.

— Да, некоторые, — признала Жанетта.

— И что вы, мадам, держите в своем доме английских солдат, которые охраняют вас.

— Они силой ворвались в мой дом! — в негодовании воскликнула графиня. — Ваша светлость должны верить мне! Я не хотела их пускать!

Герцог покачал головой.

— Нам кажется, мадам, что вы оказали гостеприимство нашим врагам. Ваш отец был виноторговцем, не так ли?

Жанетта была слишком изумлена, чтобы что-то ответить. До нее постепенно стало доходить, что Бела предал ее, и все же она не оставляла надежды убедить герцога в своей невиновности.

— Я не оказывала им гостеприимства. Я сражалась против них!

— Торговцы, — сказал герцог, — преданы только деньгам. У них нет чести. Честь нельзя купить, мадам. Она дается от рождения. Как конь получает от рождения резвость и храбрость, а собака — сообразительность и свирепость, так же и благородный человек наследует честь. Как из пахотной лошади не сделаешь скакуна, так и из торговца не сделаешь благородного человека. Это противоречит естеству и божеским законам. — Он перекрестился. — Ваш сын — граф Арморика, и ему дарована честь, но вы, мадам, — дочь торговца и еврейки.