Сибирь, союзники и Колчак т.1

Как факт увольнения, так и мотивы его показались мне не только неожиданными, но и совершенно невероятными.

После недели отсутствия в Омске я не мог ничего понять.

Головачев никогда не пользовался расположением Гришина, и его выступление против генерала было понятно. Но мотивы! Не кто иной, как Головачев, всегда призывал Сибирское Правительство не высказываться определенно против Германии, потому что «судьбы Господни неисповедимы». Дружба Головачева с генералом Беловым (в действительности не Беловым, а Виттекопфом) давала повод подозревать молодого дипломата в германофильстве.

Именно Гришин настаивал, чтобы Совет министров декларировал свое твердое намерение восстановить русско-германский фронт, и не кто иной, как Головачев, противодействовал подобному заявлению.

В начале августа Совет министров опубликовал следующую декларацию:

«Освобождение земли Сибирской близится к концу. Настает пора для Сибири приступить к разрешению новых, еще более трудных и ответственных задач, начертанных на ее знамени: ей предстоит содействовать восстановлению других частей Российского государства, раздробленного Брестским миром, которого не признают народы России.

Для осуществления этих задач Временное Сибирское Правительство считает своим первейшим долгом создать сильную и мощную духом армию и объявляет призыв в ряды войск двух молодых годов.

Вместе с тем Временное Сибирское Правительство выражает уверенность в том, что быстрое возрождение государственности в Сибири и ее молодой, но славной армии явится залогом того, что придет день, когда истерзанная и плененная врагами Россия станет вновь свободной и великой».

Гришин-Алмазов в это время находился в Челябинске. Он был взбешен эзоповским языком декларации, в которой не говорилось, как относится само Правительство к Брестскому миру и намерено ли оно послать сибирскую армию на русско-германский фронт.

Гришин категорически требовал ясного заявления по этому вопросу. Тон его требования показался Вологодскому дерзким, и с этого времени Вологодский стал считать Гришина опасным человеком.

Вопреки протестам товарища министра иностранных дел составлено было новое заявление, в совершенно ином тоне.

«Россия воскресает. Освобождены почти вся Сибирь, Урал и Поволжье. Каждый день приносит новую победу государственности над гнетом насилия и анархии. Близится день, когда сибирская армия с другими братскими и союзными силами станет в ряды борцов на новом русско-германском фронте.

Временное Сибирское Правительство считает Сибирь частью нераздельной России. Вместе со всей Россией оно не признает Брестского мира и в предвидении грядущего объединения областных правительств под одной общероссийской властью торжественно заявляет, что все договоры и обязательства перед союзниками так же обязательны для Сибири, как и для прочих частей России, и что во имя общероссийских и союзных интересов сибирская армия готовится к совместной с союзниками мировой борьбе».

— Значит, вы объявляете войну Германии? — сказал товарищ министра Головачев, выслушав это заявление.

Шатилов вздохнул, почти со стоном.

Тем не менее, заявление подписали все пять министров, а контрас-сигнировали Гришин-Алмазов и я.

И вот теперь этот самый Гришин-Алмазов обвиняется в выступлении против союзников!

Как оказалось, Гришин-Алмазов в Челябинске, после ужина с выпивкой, возбужденный очень резкими и неприятными для русского патриота ироническими замечаниями английского консула в Екатеринбурге, бросил замечание, что «русские менее нуждаются в союзниках, чем союзники в русских, потому что только одна Россия может сейчас выставить свежую армию, которая в зависимости от того, к кому она присоединится, решит судьбу войны».

Эти слова генераладали повод для выступления иркутского консульского совета, поднялся шум, и враги Гришина решили использовать момент.

Успеху похода против Гришина помогли, как всегда, интриги в военной среде. Честолюбивый Иванов-Ринов, который сам по себе не рискнул бы выступить против начальства, в данной обстановке не стал, конечно, отклонять от себя столь легко дававшуюся карьеру. Все это концентрировалось вокруг него, жаждало свержения Гришина в чаянии повышений в чинах и должностях.

Указ об увольнении Гришина был подписан. Уволен был без прошения, без назначения на какую-либо другую должность человек, которому Сибирское Правительство адресовало специальную Грамоту с признанием его заслуг. Такое увольнение не предвещало ничего хорошего. Оно могло внести только деморализацию. Можно ли уважать начальство, которое возносится и свергается с такой легкостью? Революции отучают от уважения к власти, непрочность которой постоянно иллюстрируется переворотами. Беспричинные смещения должностных лиц разлагают государство еще больше.

Несколько дней было заполнено борьбой, возникшей на почве отставки Гришина. Административный Совет понял политическую опасность такого произвола со стороны Правительства, которое и не подумало спросить мнения своих ближайших сотрудников, разделявших с ним и труды, и риск начатого дела. «Мы — "избранники", а вы кто?» — вызывающе спрашивал Патушинский, отлично знавший, что избрания не было, что выборы в подпольном заседании каких-нибудь двух десятков эсеров из ста пятидесяти членов Областной Думы, без соблюдения элементарных правил голосования, были политической авантюрой, и что картина «выборов» скрывалась только для того, чтобы сохранить «лицо» власти. И вдруг «избранники» действительно возомнили себя венценосными носителями народного суверенитета!

Административный Совет резко выступил против Правительства, но не из-за Гришина как такового, которого вообще мало знали, потому что он, как я уже говорил, не заботился о сближении с представителями гражданской власти, ограничившись дружбой с одним лишь Михайловым. Правда, многих смущало назначение заместителем Гришина Иванова-Ринова, человека, несомненно, старорежимного, да еще и с «полицейскими» привычками. Он обладал бесспорными способностями, но по чуткости и тактичности не мог сравниваться с Гришиным. Однако личный вопрос был отброшен.

Административный Совет потребовал гарантий того, что впредь подобного рода политические шаги правительства без ведома Административного Совета предприниматься не будут.

Расширение прав Административного Совета

Под председательством Сапожникова состоялось несколько частных заседаний членов Административного Совета. Правительству был предъявлен ультиматум, подкрепленный угрозой уйти в отставку вместе со всем штатом высших чинов, так как последние выражали солидарность с министрами. Угрозу не пришлось, однако, пускать в ход. Правительство и без того чувствовало себя неудобно и отлично понимало, что уход фактически незаменимых работников создал бы серьезный кризис.

Было занесено в журнал постановление Совета министров, что лица, занимающие должности 2-го и 3-го классов, не будут впредь увольняться без ведома Административного Совета, что без участия Административного Совета не будут разрешаться не только вопросы законодательного характера, но и такие, как посылка делегаций с политическими поручениями. Административный Совет поставил на очередь и вопрос об Областной Думе. Он определенно высказался против созыва новой сессии Думы, но Правительство не согласилось на это.

Что делалось в это время в Совете министров, я не знаю. Хотя я оставался управляющим делами, но меня не приглашали на заседания. Председатель Совета министров объяснил мне, что заседания носят такой неприличный характер вследствие постоянных личных столкновений между отдельными министрами (главным образом, Михайловым и Патушинским), что невольно хочется придать им замкнутый характер.

Административный Совет озабочен был поддержкой престижа Правительства и сохранением его цельности. Поэтому он не настаивал на оставлении Гришина-Алмазова, раз приказ о нем уже подписан. Не настаивал он и на том, чтобы было отказано в возобновлении работ Думы, так как Правительство уже связало себя обещанием. Но Административный Совет поставил условием предоставление ему на время отъезда из Омска большинства членов правительства, права роспуска Думы.