Гуляй Волга

В непролазные заломы уходила лиска, замывала лисынька след хвостом.

...По праздникам, после обедни, Строганов зазывал к себе на пирог атамана и есаулов. О чем бы ни велась беседа, а купец нет-нет да и закинет словцо про Сибирь:

– Богатеющий край!

– Сам там бывал?

– Бывать не бывал, а премного наслышан.

– Чужому языку как верить?

Никита навивал на кулак русую бороду, хитринка, словно ясный зайчик, играла в его сером глазу.

– Не с ветра вести ловлю.

– Говори.

– Вернулись на неделе прикащики – с товаришками моими в Мангазею гоняли, и каждый привез себе по десятку соболей, по два десятка недособолей, по полусотне выимок да пластин собольих, по два сорока пупков (ремни из шкурок с брюшка), белых и голубых песцов привезли, бобров привезли, заячины по вороху да по меховому одеялу, да по шубе, да немало всякого лоскута... Дивный край!

Разгорались у гулебщиков зубы.

– Лихо!

– Да-а, кусок!

– Что ж, добыли – не у царя отняли.

– А тут?.. Живем из кулака в рот.

Думали.

– Дорога-де трудна, – осторожно оговаривался Строганов. – Дичь, глушь, заломило дороги лесами.

– Мы в походы бегаем налегке: где зверь пройдет, там и казак пройдет.

– Заломило дороги лесами, а реки порожисты, много по рекам злых мест.

– И то нам не страшно, Никита Григорьевич, – на воде и с воды живем.

Ярмак думал и, усмехнувшись, невесело выговаривал:

– Пожили, попили – пора, якар мар, и бороды утирать.

– По мне, еще хоть сто годов живите, – раскидывал купец руки как бы для объятья. – Будем кормом кормить, доколе бог изволит, и род наш стоит.

– Время зовет.

Потягивая винцо, думали и мало-помалу утверждались в мыслях отправиться в сибирский поход. [89/90]

Строганов:

– Коль примыслите в Сибирь идти – со господом. Поход тот будет богу угоден, государю приятен и нам прибылен. Ведем торговлю с Бухарой и Хивой, а товаришки обвозим морем, Волгою, Камой – голый убыток. Царь давно пожаловал нам землишки зауральские, да руки не достают прибрать. Места там вовсе дикие, топор и коса туда не хаживали, зверя всякого изобильно, а люди живущие не храбры, и урядства воинского у них намале.

Простодушный Никита Пан брякнул:

– Нет ли у вас где такой высокой горы, чтоб мне с нее сразу всю Сибирь глазом поднять?

– Горы такой нет, – дивясь дурости бородатого вопрошалы, любезно отвечал купец. – Горы нет, а пути в Сибирскую землю никому не заказаны.

Думали.

– Гайда, браты атаманы, наудалую! Раз туда слетаем и – завей горе веревочкой!

– Ты, Пан, горячку не пори.

Но Никита Пан хмельно орал:

– Не дойдем горами – доплывем речками, а будем мы татарву огнем жечь, острыми саблями сечь, да пушками пушить! С головнею до края света пройдем, возьмем Сибирь без свинца и пороху...

Строганов ласково:

– Чего ж без нужды нужду терпеть? Свинцу-пороху вам отпустим. Дам хоругвь святую да икону Миколы-можая, – он, батюшка, пособит вам в промысле над некрещеными.

А Ярмак говорит, усом шевелит:

– Ты, Никита Григорьевич, коли на то пойдет, людей нам давай. Икон у нас и своих много. Снаряду готовь, сухарей и всего такого... Будет в Сибири добыча – за все отплатим с присыпом.

– И людей дам предобрых, стрельцов гораздых и просужих, которые разговаривать на всякие языки знают.

– У нас языки не палки, и своими обойдемся.

Думали.

В хоромах было жарко натоплено. Чадили сальные свечи своего литья. Вьюга острым коготком царапалась в обмерзшие оконца. В тяжелых кубках пенилось цветное вино, вино горячило головы. Слушая гул голосов, купец смекал: «Сибирь – царю, а все, что в Сибири, – наше».